Угроза вторжения - Олег Маркеев

— Его условия?

— Он возвращает товар и выплачивает неустойку за каждый день задержки. Кроме этого, он вносит в дело свой капитал.

— Занятно. Что хотите вы?

— Это я решу с ним.

— Значит, и остальное мы решим с ним. Когда встреча?

— Организую за два дня.

— Завтра, господин Ашкенази. Время не ждет. Он протянул руку. Пальцы были точеные, как у музыканта. Но хватка оказалась железной.

Ашкенази поморщился и через силу улыбнулся.

Ашкенази, сменив двух частников, добрался до Планерной. Племянник, слава богу, был дома.

Зорик был самым умным из молодой поросли рода Ашкенази. Раньше детей принудительно сажали за фортепьяно. Музыка — это кусок хлеба. Белого, а не серого, заводского. Только сейчас времена изменились, и детей усадили за компьютеры.

— Все, дядя Саша. — Мальчик закончил набирать столбики цифр и колонку слов. — Куда пересылаем?

— На обороте листка что-то написано. Я по-вашему не понимаю.

— А! Это адрес компьютерной почты. Сейчас. — Тонкие пальчики забегали по клавиатуре.

«Ох, какой бы вышел из мальчика пианист, — вздохнул Ашкенази. — Что за времена, боже ты мой! В музыке хоть есть душа, а где она в этом железном ящике? Нет, или я что-то не понимаю, или этот мир окончательно сошел с ума».

— Все, дядя. — Мальчик развернул кресло на колесиках.

— Так быстро? Ты у меня светлая голова, Зорик. Ашкенази погладил мальчика по жестким кудряшкам. — Слушай, а можно найти тот адрес, откуда мы отправили этот, как его… Файл, да?

— Нет. Выключи компьютер или отключи модем — и тебя нет.

— Это они хорошо придумали, — сказал сам себе Ашкенази, порвав бумажку на мелкие клочки.

— Дядя, я тут видел одну штуковину. Но это дорого… — Мальчик потупил глаза.

— Никогда не говори мне о деньгах, золотко! — Ашкенази прижал голову мальчика к своему тугому животу. — Деньги, потраченные на детей — это деньги, пожертвованные богу.

Он смахнул с глаз слезы. «Знал бы ты, золотой мой, что мы сейчас наделали! Не для твоей головки все это. Нет, что угодно, только не это… Для них, все только для них. Пусть детям будет хоть немножечко лучше, чем их отцам, а, Господи? Иначе, скажи мне, чего ради жить? Что же ты все молчишь… Смотришь на все это и молчишь!»

Он уткнулся лицом в жесткие кудри мальчика и зарыдал.

Когти Орла

Костик встрепенулся, услышав писк ожившего модема. Отбросил книжку и подбежал к столу. Красная лампочка на панели погасла.

Прочитав полученный файл, Костик закрыл на дверь ключ и запустил все три компьютера. Пока шла загрузка, он сложил ладони, как на молитве. Если бы кто-нибудь попытался разобрать слова, он бы ничего не понял.

— Хан ня син го! — резко выдохнул Костя, хлопнув острым костистым кулаком о раскрытую ладонь.

Норду

Получил номера счетов. Срочно передайте данные дешифровки паролей.

Обстановка на объекте крайне опасная. Прошу организовать отход.

Бруно

Все необходимое будет передано вам в ближайшие часы. При невозможности отхода приказываю уничтожить все материалы по данной операции.

Цель оправдывает средства

Снайпер прижал трубку телефона к уху, свободной рукой направил рыльце пульта на телевизор и убавил звук.

— Какой вариант? Хорошо. Когда? Понятно. — Он посмотрел на часы. — Успею. Так, отработаю третий вариант. Мы договаривались, что третий дороже. Пятьдесят процентов, идет? Все, до встречи.

Он бросил трубку. Достал из книжного шкафа кассету, сунул в щель видеомагнитофона. Отмотал пленку почти до середины и нажал клавишу.

На экране пошел фильм, снятый скрытой камерой. Один и тот же эпизод повторялся раз за разом. Человек в окружении охраны шел от дверей клуба к машине. Менялось освещение, менялась марка машины и одежда людей. Неизменным оставалось одно — ошибка охраны. Группа, разворачиваясь на крыльце, на несколько мгновений оставляла неприкрытым хозяина.

Снайпер достал винтовку. Спортивный «Маннлихер». Заботливо протер тряпочкой прицел.

Снайпер поймал фигурки на экране в прицел, выждал, медленно выдыхая через свернутые трубочкой губы. Он успел дважды нажать на спуск, пока грудь человека в перекрестье прицела не перекрыла голова охранника. Резко цокнул боек, не найдя в патроннике патрона.

— Минимум два, — сказал он вслух.

Он работал на людей, боящихся смерти, как собственной, так и чужой. Смерть была частью жизни, неотъемлемым фактором игр, в которые они играли. Но они боялись ее. Как верующий старается не произносить имя бога своего всуе, эти люди говорили «устранить», «вывести из игры», «ликвидировать угрозу», «окончательно решить проблему». Но как ее ни называй, смерть остается смертью. Снайпер любил свою работу и любил смерть. Себя он считал безликим посланником Всемогущей, верил, что ему дано право ставить последнюю точку в запутанном жизнеописании своих жертв. Это вносило в его работу привкус мистики и запредельного. Он знал, что рано или поздно Смерть призовет и его, он был готов к этому. Удачный отход с выстрела он расценивал как добрый знак, кровь жертвы умасливала злого бога, которому он верно служил и чьей непостижимой воле вверил свою жизнь. Он с радостью брался за самые трудные акции, в эти мгновения Смерть была особенно близко, он чувствовал ее за плечом, упершимся в приклад винтовки. И пальцы сладострастно вздрагивали, лаская грациозно-хищный изгиб спускового крючка, оттягивая момент выстрела, позволяя Смерти еще раз выбрать: взять его или того — пойманного — в равнодушный зрачок прицела.

Снайпер зачехлил винтовку, аккуратно положил на дно большой спортивной сумки. Нажал кнопку на видеомагнитофоне, вытащил вылезшую из панели кассету. Сломал крышку. Ролик с пленкой бросил в пепельницу, поджег комок бумаги, бросил сверху. Закурил и смотрел, как в огне корежится, извивается черная змея пленки. Потом вышел на кухню. Вернулся с ведерком воды, над краем поднималась шапка пены. На руках были оранжевые резиновые перчатки.

В этой квартире он прожил три дня, за такой срок отпечатки остаются практически везде. Поэтому снайпер стал методично протирать тряпкой все подряд, двигаясь по комнате от левого угла.

Глава пятьдесят третья. Жизнь в перекрестье прицела

Случайности исключены

«Москвич», выжимая последнее из движка, еле держался в крайнем левом ряду. Несмотря на поздний час, машины шли по Тверской плотным потоком, то и дело подхлестывая тихоходов резкими гудками. Какая-то сила гнала Дмитрия прочь от казино, нехорошее предчувствие заставляло все сильнее давить на педаль газа.

«Белов узнает, на уши встанет! — подумал Дмитрий. — Что же он, гад, не предупредил, что за Настей надо не присматривать, а связать и держать дома. Девчонка вляпалась по уши. Это в наше беззаботное детство можно было играть в добровольных помощников милиции. А сейчас это прямая дорога на кладбище. И дался ей этот Крот! Белову-то что, он за провал захвата так отгреб, что до сих пор сидеть не может. Наверно, через Настю какую-то комбинацию разыгрывал. И меня, идиота, подписал. Вот вдвоем на пенсию и пойдем. Он — на полковничью, а я — на старлейскую».

— Дим, притормози у обочины.

— Зачем? — Дмитрий машинально глянул в зеркало заднего вида, машины шли плотным потоком. — Опасно.

— Притормози, пожалуйста.

Дмитрий послушно ушел вправо, за что удостоился рявкающего сигнала от пронесшегося мимо «фиата».

— Что-то случилось?

— Ничего. — Настя потянулась к нему, прижалась к шее теплыми губами. — Просто за весь вечер ни разу не поцеловались.

— Так работали же, — пробормотал Дмитрий, закрыв глаза.

— М-да, — улыбнулась Настя. — То, что ты не граф Монте-Кристо, я поняла сразу. Но и Джеймс Бонд из тебя не ахти какой. Тот-то все успевал. — Она погладила его по щеке и откинулась на сиденье.

— Поехали ко мне, — Дмитрий на ощупь нашел ее ладонь, сжал пальцы.

— Нет, Димка. Не обижайся, мне одной побыть хочется. — Настя освободила руку, достала сигарету, чиркнула зажигалкой. — Нашло что-то, ты извини. У меня такое бывает.

— Одиночество — естественная потребность человека. Так моя мама говорила, — вздохнул Дмитрий.

— Хорошая у тебя мама была. И с сыном ей повезло. — Настя глубоко затянулась, выпустила облачко дыма в запотевшее стекло. — А моя говорила, что чем меньше мужик знает, тем дольше любит. Философ она у меня! И практик еще тот. Но тебе я, Димка, скажу… Догадался, что мы с Лешей не просто друзьями были?

— Догадался. Жены ревнивые пилят нежнее.

— Это не ревность. Обида. Я, Димка, сегодня в нем добивала то, что когда-то, дура, любила. Слава богу, что крохи остались, не так больно вышло. Пусть моя мамаша и трижды меня умнее, но я все равно скажу. Оставайся таким, какой есть. Чокнутым и прямолинейным, как оловянный солдатик. Таким я тебя люблю и любить буду. С деньгами или без, мне все равно.