Лавкрафт - Глеб Елисеев

Началу дружбы Говарда с Лавкрафтом предшествовало письмо, которое будущий создатель Конана-варвара послал редактору «Уиерд Тейлс» Ф. Райту в июле 1930 г. Там он писал буквально следующее: «Я уже давно хотел прочесть рассказ Лавкрафта “Крысы в стенах” и, должен сказать, он полностью оправдал мои ожидания. Я был поражен силой его воображения. Не столько размахом и полетом фантазии, потому что это характерно для многих его произведений, но тем, какую странную и невообразимую задачу поставил он перед собой в этой истории… Он создал невероятную словесную картину, изобразить которую на холсте мог бы разве что Доре… Кульминация этого произведения говорит о том, что Лавкрафт — непревзойденный, единственный в своем роде писатель; нет ни малейшего сомнения в том, что из всех людей, живущих на земле, он обладает самым необыкновенно устроенным мозгом»[417].

Райт переслал письмо в Провиденс, после чего Лавкрафт отправил в Кросс-Плейнс благодарственное послание, вместе с несколькими собственными стихами. Говард отозвался 9 августа, заметив еще в начале письма: «Я уже много лет читаю ваши произведения и с полной искренностью могу сказать, что ни один писатель, античный или современный, не сравнится с вами, когда речь заходит о царстве фантастической литературы»[418].

Эта переписка длилась почти до самого самоубийства Говарда. (Самое полное ее издание в двух томах было предпринято издательством «Гиппокампус Пресс» в 2009 г.) И несмотря на частое несходство позиций и взглядов, Говард сохранял глубокое уважение к старшему другу и коллеге. (Например, они активно спорили о цивилизации и варварстве — техасец прославлял варварский мир, житель Новой Англии стойко защищал царство цивилизованного человека.) В одном из писем к Т.К. Смиту Р. Говард за глаза так отозвался о Лавкрафте: «Этот парень чертовски умен и очень начитан. Он начинает с того, что мои доводы кажутся ему весьма логичными и убедительными и что он вот-вот готов согласиться с моей точкой зрения. А затем следует около трех или четырех страниц, на которых он превращает в ничто все мои аргументы… Я согласен сражаться с противником, который равен мне по силам, но мои жалкие попытки сразиться с ним напоминают боксерский матч, в котором против чемпиона выступает новичок»[419].

В переписке друзья касались самых разных, иногда совершенно неожиданных тем — от расовой теории до исторических баек и легенд центрального Техаса. Неизбежно обсуждались и «дела литературные». На немного наивный вопрос Р. Говарда о происхождении мифов о богах-демонах в текстах Лавкрафта тот ответил вполне честно: «Все они упоминаются в трудах доктора де Кастро, потому что этот джентльмен всего лишь мой клиент, в его рассказы я вставил этих персонажей просто для смеха… Лонг упоминал “Некрономикон” в некоторых написанных им вещах — на самом деле я считаю, что это довольно забавно: выдавать эти выдуманные мифы за настоящие, ссылаясь якобы на другой источник»[420]. После этого Говард стал постепенно втягиваться в литературную игру в вымышленную мифологию. Он походя упоминает самых различных божеств из «Йог-Сототии» в своих произведениях. Например, в рассказе «Пламя Ашшурбанипала» колдун в заклинании обращается и к Ктулху, и к Йог-Сототу. Ссылки на лавкрафтианскую мифологию есть в рассказах «Черный камень», «Дети ночи», «Не рой мне могилу».

Однако самым важным стал вклад Р. Говарда в виртуальную библиотеку оккультных книг. Он придумал немецкого профессора фон Юнцта и его книгу «Unaussprechlichen Kulten», название которой переводят на русский как «Безымянные культы», «Сокровенные культы» или «Невыразимые культы». С.Т. Джоши упоминает, что вначале Говард просто назвал текст фон Юнцта «Черной книгой», но Лавкрафт предложил более вычурное «Ungenennte Heidenthume» — «Неименуемое язычество». О. Дерлет, узнав об этом, выдвинул собственный, как ему показалось, более изящный вариант «Unaussprechlichen Kulten». После долгих споров, в которые еще вмешался и Ф. Райт, считавший, что Unaussprechlichen значит лишь «непроизносимый», остановились на варианте Дерлета. При этом правильное название на немецком должно все же выглядеть по-другому — «Die Unaussprechlichen Kulten».

О создании этой книги Р. Говард так написал в рассказе «Черный камень»: «Всю свою жизнь (1795–1840) фон Юнцт посвятил запретным темам. Он много путешествовал, посетив все части света; его приняли в бессчетные тайные общества; он прочел неисчислимое множество малоизвестных эзотерических книг и рукописей на самых разных языках. И в главах “Черной книги” (где поразительная ясность изложения то и дело сменяется двусмысленностью и маловразумительностью) попадаются утверждения и намеки, от которых у читателя с нормальным рассудком стынет в жилах кровь»[421]. В рассказе «Тварь на крыше» Говард описал и жуткую кончину профессора: «Летней ночью 1840 года ученого задушили в собственной постели. Как это случилось, до сих пор остается загадкой. Доподлинно известно лишь то, что все двери и окна были заперты наглухо. Убийство произошло спустя полгода после экспедиции Юнцта в Монголию, вокруг которой ходили самые противоречивые слухи»[422]. Так, наряду с Абдулом Альхазредом, фон Юнцт якобы стал еще одной жертвой потусторонних сил, которыми слишком сильно интересовался. Его же книга оказалась одной из самых упоминаемых в рассказах Лавкрафта и его друзей, уступая в этом лишь одному «Некрономикону». (Сам фантаст из Провиденса, например, ссылается на «Безымянные культы» в «Снах в Ведьмином доме», «За гранью времен», «Обитателе тьме» и еще в некоторых рассказах.)

О самоубийстве Р. Говарда его старший друг узнал только восемь дней спустя, 19 июня. Весть повергла Лавкрафта в настоящий шок. Он писал, что не может понять причин ухода Говарда из жизни, и сокрушался о потере, которую понесла американская литература. Его воспоминания об ушедшем друге были напечатаны в «Фэнтези Мэгезин» в сентябре 1936 г. И в них дана самая верная оценка значения и величины творчества Р. Говарда: «Смерть этого тридцатилетнего писателя явилась серьезным ударом для всей фантастической литературы». Десятилетия спустя этот «диагноз» однозначно подтвердил С. Кинг: «Роберт Говард, странный гений, живший и умерший в техасской глубинке… Силой и яростью своего таланта, мощью воображения Говард преодолел ограниченность материала; воображение Говарда было бесконечно сильнее самых отчаянных мечтаний его героя, Конана, о силе. Текст Говарда так заряжен энергией, что едва не искрит»[423].

Для становления современного фэнтези Роберт Говард сделал то же, что Г.Ф. Лавкрафт для хоррора, — сейчас мы читаем именно такие тексты этих направлений фантастики благодаря определяющему воздействию этих писателей.