Я помню...(Автобиографические записки и воспоминания) - Фигуровский Николай Александрович

Работы было много. Многое надо было начинать с самого начала. Время было нелегкое. Дыр, которые надо было немедленно «затыкать», было очень много. Я работал не менее 10 часов ежедневно. Хотя и были объявлены так называемые «приемные» дни, мне часто с самого утра приходилось принимать вне очереди приезжавших из разных городов ректоров университетов, академиков и видных профессоров по различным вопросам. Приходилось быть крайне осторожным в части обещаний немедленной помощи.

Я не могу сейчас воспроизвести в хронологическом порядке ход своей работы в Управлении университетов. При моих попытках восстановить прошлое в памяти возникает какой-то сумбур. Чего только не приходилось делать, чего только не приходилось выслушивать и пытаться решить возможным и целесообразным путем! Я не считаю себя принадлежавшим к тем спокойным министерским чиновникам, действовавшим по принципу «Семь раз отмерь и, если можно, ни разу не отрезывай». Я же пытался «отрезывать» после семи отмеров и в результате этого нередко происходили недоразумения, недовольство министра С.В.Кафтанова или просителей.

С первых же недель моей работы в качестве начальника Управления университетов пришлось столкнуться с многочисленными апелляциями и просьбами студентов, провалившихся на приемных экзаменах или не прошедших по конкурсу. Вопрос осложнялся тем, что жаловаться приходили не сами студенты, а их родители и влиятельные родственники. Приходилось терпеливо выслушивать нудные и однообразные доводы в пользу провалившихся абитуриентов. Мне казалось, что решать такие дела через голову ректоров совершенно неправильно. Но иногда нажим был очень сильный. Помню, нередко приходили депутаты Верховных Советов республик и СССР, видные деятели из различных министерств и иногда — видные профессора. Иногда мне удавалось в «тяжелых случаях» отправлять таких «высоких» посетителей к министру. С.В.Кафтанов кряхтел, выслушивая жалобы, и в свою очередь старался все даже относящееся к его компетенции сбыть мне для решения.

Но разбор такого рода заявлений и жалоб — в сущности, был «мелочью» в моей работе, хотя очень часто приходилось давать объяснения по отдельным заявлениям в ЦК. Гораздо сложнее были вопросы, с которыми ко мне обращались ректоры, проректоры и профессора университетов. Речь шла об организации новых факультетов, об увеличении штатов, об учреждении новых кафедр, о переводе ряда ученых, очутившихся во время войны далеко на востоке, обратно в Москву. В отдельных случаях мне удавалось решить такие вопросы самому, причем оказывалось, что иногда я поступал вопреки решениям высоких инстанций, правда, не зная об их существовании. Я не буду вспоминать здесь о ряде таких случаев, кончившихся для меня без последствий. Упомяну в качестве примера об одном лишь случае.

Однажды ко мне пришел мой покойный друг А.Д.Петров, с которым я работал вместе еще в Горьком. Он просил оказать содействие профессору Г.А.Разуваеву69 — видному ученику В.Н.Ипатьева, как известно, эмигрировавшего в США. Перед войной и частично во время войны Разуваев «сидел» где-то на Севере, но был освобожден в результате остроумного решения важной научно-технической задачи. Но после освобождения он получил «минус 100», т. е. лишался права проживать в 100 крупнейших городах страны. А.Д.Петров настоятельно просил, чтобы я связался с Горьковским обкомом партии и просил дать согласие на занятие Г.А.Разуваевым вакантной должности заведующего кафедрой органической химии в Горьковском университете. Я позвонил, и через неделю согласие обкома было получено. С тех пор прошло много лет. А.Г.Разуваев — давно уже академик, он создал школу органиков в Горьком, много сделал для развития промышленности в районе Горького (Дзержинск и т. д.).

Другой случай касался организации кафедры в Ташкентском университете для молодого тогда ученого А.С.Садыкова70. Местные органики были против выдвижения Садыкова. Я решил дело в его пользу. Теперь А.С.Садыков давно уже президент АН УзССР и академик АН СССР.

Такого рода дел приходилось решать довольно много, и я сейчас еще испытываю удовлетворение, что мне удалось содействовать многим достойным людям в трудные моменты их деятельности. Но, конечно, иногда приходилось и отказывать.

Замечу, что, вернувшись из армии, где всего я прослужил 16 лет, я довольно долго не мог отрешиться от армейских традиций и порядков при решении вопросов. Обычно каждый вопрос я решал немедленно, да или нет и точка. Всякая «политичность» и неопределенность казались мне неуместными, особенно в то время, когда еще существовали некоторые черты и условия военного времени. Но иногда моя такая «военная» решительность не нравилась министру С.В.Кафтанову, который был весьма «политичным» руководителем. Вот один пример.

Я уже упоминал, что в ряде провинциальных, да и в столичном, университетах в те времена процветали «творческие» инициативы. Получилось так, что чуть ли не во всех университетах были организованы вечерние и заочные факультеты и отделения. Я отнюдь не был противником заочного образования для гуманитарных специальностей. Но когда заочное образование было внедрено на естественнонаучных факультетах, это вызывало крайние осложнения и у студентов-заочников, и у деканов факультетов. Надо же было для заочников организовать практические лабораторные занятия. Какой будет специалист-химик, если он не прошел основательного лабораторного обучения по аналитической, физической и органической химии и по спец, предметам? Между тем, работники заочных отделений, большей частью сами не получившие достаточной подготовки и «вцепившиеся» в свои должности преподавателей университетов, требовали от меня чуть ли не отмены всех практических занятий, так как провести их было крайне трудно, особенно в те времена. Требовали также разных льгот для заочных отделений — сокращения учебных планов и программ и вместе с тем требовали расширения штатов и увеличения ассигнований. Несколько месяцев я бился с этим вопросом, докладывая С.В.Кафтанову о нецелесообразности заочного образования по естественнонаучным специальностям, но все было бесполезно. Вверху идею заочного образования явно поддерживали. Я решил при всем этом ликвидировать заочные отделения на естественных факультетах, так как с моей точки зрения такое обучение, в конце концов — антигосударственное дело. Я издал приказ, и в Московском и других университетах пришлось ликвидировать заочные отделения.

Поднялся страшный шум и среди работников заочных отделений, и среди студентов-заочников. Вспоминается, вызвал меня к себе С.В.Кафтанов и после трудного разговора сказал мне, что я должен отменить свой приказ. Я тогда ответил ему: «Вы — министр и можете легко отменить мой приказ, я же не могу насаждать халтуру в университетском образовании». К моему удивлению, мой приказ остался в силе. В Московском университете были закрыты заочные отделения, а по его примеру они были ликвидированы вскоре и в других университетах.

Другой случай моего столкновения с официальной политикой были так называемые «факультеты журналистики», которые только что были организованы в Московском и в некоторых других университетах. Организация этих факультетов произошла помимо меня, видимо, по прямому указанию ректорам университетов сверху. Когда я узнал об этом, я был изумлен учебным планом, носившим вовсе не университетский характер. Да и в числе преподавателей не было ни одного профессора, преподавание вели, казалось, случайные в ученом мире люди. Я выразил сомнение в целесообразности существования таких факультетов в университетах, и это дошло до высокого начальства. Однажды я был неожиданно вызван к начальнику Управления пропаганды ЦК Г.Ф.Александрову71. Состоялся крупный разговор. В высоких тонах он начал меня третировать, я же не уступал. Но я проиграл это дело.

Были, конечно, и другие подобные дела, которые заставляли нервничать и много работать. Время было тяжелое.

У меня не было помощников, которые бы полностью понимали задачу улучшения и подъема университетского образования, особенно на естественнонаучных факультетах. Мой заместитель (по снабжению) был демобилизованный из армии А.Т.Григорьян72, бывший работник центрального аппарата. Он был «дельцом и комбинатором», могущим протолкнуть разные вопросы, связанные с устройством кого-либо, пропиской в Москве и т. д. Вначале я, естественно, не знал, что он за человек в части своих связей с влиятельными деятелями высоких учреждений. Но его способность устраивать дела как-то настораживала. Он действовал неофициально, звонил по телефону каким-то приятелям, даже к министрам, в Моссовет и т. д., и дело было в шляпе. Я не мог поддерживать такую систему ведения дел в Управлении университетов. Вместе с тем А.Т.Григорьян, в то время, по крайней мере, был неспособен составить даже самую пустяшную бумажку (едва ли он не хотел заниматься такими делами), хотя он окончил Механико-математический факультет МГУ. Он производил впечатление человека невысокой научной грамотности и не столько помогал мне по должности, сколько занимался «комбинациями», требовавшими от меня внимания. Правда, он довольно быстро ушел из Управления университетами, сделавшись Управляющим делами Министерства. В дальнейшем мне пришлось с ним работать в течение многих лет в области истории науки.