Полное собрание сочинений. Том 85 - Толстой Л.Н.

Толстой отвечает здесь на письмо Черткова из Лизиновки от 9 ноября, к которому было приложено несохранившееся «наставление себе». «...Мы живем здесь втроем, — пишет Чертков. — Мы двое — очень согласно и любовно. «Очень» — мало сказать — совсем. Покуда между нами не было и тени раздражения, а тем более ссоры. Мне раньше казалось, что это неизбежно. Теперь же я начинаю чувствовать возможность поддержания таких же отношений, какие установились между нами с самого начала... Пока просто я не могу даже в воображении представить себе, как это мы могли бы ухитриться поссориться или раздражиться друг против друга. Мне легче представить себе, что мы поднимемся на воздух и полетим, как птицы, или что-нибудь другое, одинаково невозможное»... Затем Чертков сообщает, что Ф. Э. Спенглер (см. прим. 4 к п. № 4 от 17 февраля 1884 г.), познакомившись в мае 1886 г. с О. Н. Озмидовой, предлагает ей «зажить вместе, семейно» и что Озмидова написала ему в ответ «дивное письмо, и доброе, и умное», которое однако не разрешает вопроса, так как она считает необходимым ранее поближе познакомиться с ним и зовет его в их земледельческую общину на Кавказ, что для Спенглера является невозможным. «Она прислала ему копию с вашего письма к ним, Озмидовым, с сравнением деятельности христианина с работою часовщика. Чудное это ваше письмо», — говорит Чертков. «Вообще если за последнее время я лично не получал писем от вас, то зато пришлось вынести много радости и пользы из некоторых ваших писем к другим людям. Напр, к Гале (черновые листки о жизни и смерти)... Да, так как знаю, что это вас интересует, то я хотел сказать вам про наши отношения к моей матери. Покуда они идут ровно, и как мне кажется, со дня на день улучшаются, за исключением тех дней, когда мать очевидно не в своей тарелке... Чувствуется, конечно, та ужасная роковая стена фанатической исключительности, которую мать сама себе поставила по отношению ко всем, не одинаково с ней понимающими догматы искупления и проч. Вследствие этого она не пользуется общением с Галею (и мною) настолько, насколько могла бы, и держит нас на известном отдалении от себя; а мы не чувствуем себя свободными и непринужденными, когда находимся с нею... Я... уже успел несколько раз погрешить против матери в делах и словах; а в мыслях грешу часто. Но, опять таки, я чувствую, что присутствие Гали вселяет в меня больше сердечности к матери, а я в этом очень нуждался». В заключение письма Чертков говорит: «Посылаю вам маленькое нравоучение, которое я сам себе написал для укрощения поднявшегося было порыва раздражения против успеха среди некоторых людей Фреевских писем к вам».

Упоминаемое здесь Чертковым письмо Толстого к Озмидовым, сравнивающее деятельность христианина с работой часовщика, от 4 октября 1886 г., см. в т. 63.— Письма Фрея к Толстому, содержавшие возражения ему с точки зрения контовской «религии человечества», уже и раньше раздражали Черткова (см. письмо Черткова от 10 июня в комментарии к п. № 111 от 28—29 июня 1886 г.). В гектографированном виде они получили известное распространение в Петербурге и вызывали сочувственное брожение мысли в группах людей, близких к «Посреднику», — особенно в кружке Ф. Ф. и С. Ф. Ольденбургов (см. комментарий к п. № 43 от 5—6 февраля 1885 г.), к которому принадлежали А. М. Калмыкова, Е. П. Свешникова и др.

1 В виду того, что «наставление самому себе», посланное Толстому Чертковым, не дошло до нас, мы не имеем возможности с уверенностью судить о том, к кому относятся в ответе Толстого слова «он доказывает». Повидимому, это «он» имеет в данном случае собирательный характер, включая в себя возражающих разного толка.

2 «Драма на прелюбодеяние» — «Власть тьмы». Работа над нею начата была в конце октября. 25 октября Софья Андреевна записывает в дневнике своем: «Лев Николаевич затевает писать драму из крестьянского быта». Но, повидимому, в это время он уже писал ее, потому что на следующий день, 26 октября, она говорит в дневнике: «Левочка написал 1-е действие драмы». 30 октября она отмечает: «Написано еще 2-е действие драмы». Дальнейших записей Софьи Андреевны о продолжении работы не имеется, но в письмах к ней, во время ее поездки в Ялту к умирающей матери, Толстой сообщает ей 8 или 9 ноября: «Драму не кончил поправлять. Пускай уляжется, тогда лучше», и 10 ноября: «Нынче приехал Стахович, Александр Александрович. Девочки затеяли переписать драму и дать ему прочесть... Я ее нынче утром поправил еще». В этот приезд свой старик Стахович действительно прочел «Власть тьмы» крестьянам, собравшимся в числе нескольких десятков человек в яснополянском доме. Это чтение представляло тем больший интерес для самого Толстого, что, работая над «Властью тьмы», он имел в виду именно народную аудиторию — постановку драмы на балаганах. Печатание ее наткнулось сначала на серьезные цензурные препятствия, но затем она была разрешена и вышла в издании С. А. Толстой, под заглавием «Власть тьмы или Коготок увяз, всей птичке пропасть» в отдельном томе «Соч. гр. Л. Н. Толстого», М., 1886 г., и одновременно была напечатана под тем же заглавием в изд. «Посредника» (с припиской: «Для взрослых»), М., 1887 г., (ценз. разр. в Спб. 13 января 1887 г.). Постановка же драмы на сцену была оффициально разрешена только в 1895 г. Более подробную историю «Власти тьмы» см. в комментарии к этой драме в т. 26 настоящего изд. и в комментариях писем Толстого к Черткову № 126 от 7 янв.; № 127 от 18 янв., № 129 от 22 янв., и № 133 от 6—7 февраля 1887 г. в т. 86.

3 Работа над крестьянским «Календарем с пословицами» начата была Толстым еще с весны 1886 г. (см. п. № 104 от 3 апреля и прим. 3 к нему), когда он вместе с Н. Л. Озмидовым, по мысли последнего, стал с увлечением подбирать русские пословицы и подыскивать аналогичные им по смыслу тексты Евангелия. Осенью 1886 г. план народного календаря расширился. Сам Толстой написал для него статьи о крестьянских работах — не «на каждый день или на неделю», как он предполагал в настоящем письме, но на каждый месяц. Кроме того в нем было указано на каждый день время восхода и захода солнца и дана отдельная статья «О том, что видно на небе». Трудности при прохождении календаря через цензуру были огромны. Московская цензура совсем запретила его. Календарь прошел в Петербурге, с изъятием тех евангельских текстов, которые Толстой подбирал параллельно пословицам; цензурное разрешение на него было получено только 7 января, и он вышел в свет с значительным опозданием — во второй половине января. Но успех его был огромный: 10 000 экземпляров разошлось в один месяц. О том, как встречена была самая идея календаря с пословицами в народе, можно до некоторой степени судить по письму к Толстому, из деревни, М. А. Шмидт: «Календарь сильно полюбился в Новоселках. Мужики говорят, что писал эту книжку человек божественного ума, пословицы списывают и разучивают наизусть» (АТ). В том же письме (от 1 марта 1887 г.) М. А. Шмидт цитирует полученное ею письмо из деревни своей знакомой А. П. Озерецкой: «... один хочет заучить все пословицы на каждый день... Из всех книг особенно полюбились «Краюшка» [«Как чертенок краюшку выкупал»] да календарь». Но этим непосредственным успехом календаря дело не кончилось. Пересылая Бирюкову для печати рукописи календаря, Толстой 3 декабря писал ему: «Мне кажется, что эти заметки могут вызвать подражание, особенно по отделу сельско-хозяйственных, да и всех других советов». Действительно, идея календаря с полезными сведениями, предназначенного для массового читателя, позднее была подхвачена издательством Сытина, и сам Толстой рекомендовал Сытину для этой работы Н. А. Полушина, скромного писателя-народника, печатавшегося в «Посреднике», который в течение пятнадцати лет вел у Сытина дело народных календарей, отдаваясь ему с большим увлечением. Календари Сытина в последние годы существования его фирмы расходились в количестве до 10 миллионов экземпляров в год (см. «Пол века для книги». Литер.-худ. сборник, посвящ. пятидесятилетию издательской деятельности И. Д. Сытина. М. 1916, стр. 25).

4 Николай Федорович Джунковский (1862—1916), в то время молодой гвардейский офицер, лейб-улан, двоюродный брат кн. Д. А. Хилкова (см. ниже прим. 4). Под влиянием личного примера последнего и знакомства с религиозно-философскими произведениями Толстого, вышел в отставку и поселился в своем имении, а в апреле 1887 г. женился на Е. В. Винер, тоже стремившейся перейти к трудовой жизни на земле. В октябре 1886 г. Бирюков переслал Толстому копию письма к нему от Джунковского, из которого Толстой впервые узнал и о Хилкове и которое, по его словам в ответном письме к Бирюкову от 11—12 октября, доставило ему большую радость. В начале ноября Джунковский сам приезжал в Ясную поляну, и под впечатлением свиданья с ним Толстой писал 4 ноября H. H. Ге-отцу: «Людей братьев по вере всё прибывает. Нынче уехал один лейб-уланский блестящий офицер Джунковский, едет к Хилкову. Хилков же еще более блестящий богатый князь, 22 лет, полковник, к[оторый] бросил всё и живет на крестьянском наделе, работая с мужиками. Человек большого ума и образования и большой силы добра по всему, что я о нем знаю. Джунковский тоже ясный, чистый, твердый человек». Почти в таких же выражениях Толстой пишет в тот же день о Джунковском и Хилкове Н. Л. Озмидову. — В течение ближайших лет Джунковский, следуя за Хилковым, жил своим трудом на земле. Потом однако снова вернулся на службу — не военную, но гражданскую чиновничью. В последние годы жизни служил в Тифлисе, при наместнике Кавказа гр. И. И. Воронцове-Дашкове.