Красный флаг: история коммунизма - Дэвид Пристланд

Разумеется, все это нанесло вред коммунистическим инновационным начинаниям. Заинтересованные в прибыли лица следили только за тем, как бы не упустить свою долю ресурсов, тем самым подрывая предприятия и отрасли, жизненно важные для экономики. К началу 1980-х годов огромная часть национального бюджета СССР (от 20 до 30%)[709] уходила на оборону. Тем временем советский блок неуклонно терял позиции в развитии главной отрасли будущего — информационных технологий. К началу 1970-х годов 25% ученых мира, 50% инженеров, 30% всех физиков проживали в СССР, но численность кадров не была решающим фактором развития экономики высоких технологий. В советском блоке появилась серьезная компьютерная система, созданная по модели IBM, но, как обычно, больше энергии было потрачено на выпуск компьютеров, чем на внедрение их в производство и помощь потребителям{984}. В 1980-е годы количество компьютеров в СССР составляло лишь 1% количества компьютеров в США: 200 тысяч и 25 миллионов соответственно[710].{985}

Еще одним препятствием развития потребительской экономики (по крайне мере, в странах с медленным реформированием) был план, строго задающий объемы производства. Предприятия выбирали самый легкий путь: производили большие объемы товаров низкого качества, которые никто не хотел покупать. В результате низкопробные дешевые товары пылились на магазинных полках, а люди искали дорогие товары высокого качества на черном рынке. В 1987 году российский экономист Николай Шмелев объяснял: «Мы производим больше обуви, чем любая другая страна в мире, но эта обувь плохая, она никому не нужна. Мы производим в два раза больше стали, чем США… за этот беспорядок должны отвечать бюрократы и административная тирания. Они мешают производителям следить за качеством товаров, которые они производят, и, соответственно, сбывать их на рынке»[711].{986}

Несмотря на попытки совершенствовать экономику потребления, предпринятые в 1970-е и 1980-е годы, предприятия продолжали ориентироваться на плановиков, а не на потребителей. Именно партийные чиновники определяли, что будет продаваться, однако хладнокровные бюрократы были плохими маркетологами. Один из работников дрезденской мэрии (ГДР) вспоминает, что хорошо понимал свои недостатки, но при этом был вынужден предугадывать потребности граждан, разбирающихся в моде: «Волей-неволей любой человек всегда задается вопросом: что сейчас модно? На последней встрече владельцев магазинов и производителей одежды в Дрездене представители розничной торговли высказали мнение о том, что выбор одежды слишком многообразен и не хватает стандартной одежды. Как определить, объективное это мнение или субъективное? Разумеется, мы не можем прямо ответить на этот вопрос… [Но] соотношение стильной и стандартной одежды должно быть 50 на 50»{987}.

К середине 1960-х годов стало ясно: экономика советского типа стремится угодить потребителю, а высокие объемы производства постепенно снижаются. С 1950 по 1958 год рост производительности на единицу ресурсов в СССР составил 3,7%, а с 1959 по 1966 год упал до 2%. Что можно было сделать? Экономисты усиленно думали над тем, как объединить план с рынком, и неудачи Хрущева им помогли. Хрущев легкомысленно относился к рыночным реформам и начал очень ограниченно их вводить только в 1964 году. Но он был искренним сторонником коллективистской экономики и с большим подозрением относился к индивидуальному и рыночному стимулированию. В отличие от Хрущева, Брежнев меньше беспокоился об идеологии, хотя и не был либералом. Казалось, неуклюжая хрущевская комбинация технократии и радикализма уступает место новой эпохе прагматизма.

IV

1970-е годы и начало 1980-х годов стали самым удручающим периодом в истории советского блока, однако именно по этой причине этот период можно назвать золотым веком коммунистического анекдота. Два самых известных хорошо передают образ Леонида Брежнева начала 1980-х годов:

Брежнев произносит официальную речь на открытии Московской олимпиады 1980 года. «О!» (взрыв аплодисментов), «О!» (взрыв аплодисментов), «О!» (взрыв аплодисментов)… Его помощник прерывает его и шепчет: «Речь начинается ниже, Леонид Ильич! Это олимпийские кольца!»

— Леонид Ильич в операционной.

— Снова плохо с сердцем?

— Нет, ему делают операцию по расширению грудной клетки. Он наградил себя еще одним орденом Ленина.

Ни один обед москвичей в 1970-е и 1980-е не обходился без анекдотов о брежневской глупости и высокомерии, все пародировали его старческую речь с украинским акцентом. В 1970-е годы в СССР кундеровский Людвик не имел бы никаких проблем. Даже самому Брежневу было все равно. Когда ему рассказали анекдот о расширении грудной клетки, он сказал: «Если обо мне рассказывают анекдоты, значит, меня любят»{988}. Тем не менее многие бывшие коллеги Брежнева утверждают, что он только в начале 1970-х годов превратился в бездарного лентяя, который не терпит критики, и объясняли это резким ухудшением его здоровья, случившимся в 1968 году[712]. До этого времени Леонид Брежнев и Алексей Косыгин, председатель Совета министров, казались энергичными, целеустремленными реформаторами, стремившимися порвать с хрущевской идеологией. По воспоминаниям чешского реформатора Зденека Млынаржа, немногие коллеги-реформисты из КПСС скучали по Хрущеву. Они приветствовали Брежнева как лидера, который будет управлять «рациональной политикой, основанной на компетенции»{989}.

Леонид Брежнев родился в 1906 году в семье русского рабочего в городе Каменское (ныне Днепродзержинск, город был переименован в честь Феликса Дзержинского, основателя ЧК) в Восточной Украине. Родители возлагали на него большие надежды, он учился в классической гимназии. Революция и Гражданская война прервали его учебу, но и открыли перед ним новые возможности: если бы не большевики, он, безусловно, пошел бы по стопам отца и поступил бы работать на сталелитейный завод. Он вступил в комсомол, получил техническое образование по специальности инженер-металлург. В 1936 году он был избран в городской совет Днепродзержинска, впоследствии координировал производство металла для оборонной промышленности Украины[713]. В это же время он присоединяется к группе важного партийного начальника Никиты Хрущева, первого секретаря ЦК Компартии Украины. Во время войны Брежнев выполнял партийные поручения, применяя свои технические знания и административные навыки, руководил демонтированием предприятий на западе СССР и их эвакуацией на восток. Он также был бригадным комиссаром: вдохновлял бойцов и следил за дисциплиной.

По протекции Хрущева Брежнев попал в Кремль, однако его стиль правления был полной противоположностью манеры Хрущева. Брежнев долго был связан с техникой до того, как стал партийным активистом. Он стал комиссаром в период подъема наиболее националистической и наименее идеологической формы марксизма. Он с большей готовностью шел на компромисс и уступки, чем Хрущев. Он был типичным чиновником своего поколения, обязанным партии необычайной социальной мобильностью. Как Дроздов Дудинцева, он мало интересовался идеями, не любил кино и книги — его советники читали ему даже официальные бумаги. Его любимое занятие было весьма незатейливым: поиграть в домино с охраной и посмотреть футбол по телевизору. Тем не менее в анекдотах про Брежнева есть доля истины: он был чрезмерно тщеславным, любил церемонии и отличался развязностью. Он накопил больше государственных наград, чем все его предшественники вместе взятые: военных наград у него имелось больше, чем у маршала Жукова, который руководил взятием Берлина{990}. Среди его недостатков можно также назвать такие пристрастия, как быстрые машины и коммунистический «спорт» постсталинской эпохи — охота на медведей (Сталин не позволял стрелять в зверей). И хотя Брежнев и не жил в роскоши, доступной современной элите России (или элите Запада того времени), его образ жизни все же отличался от жизни миллионов советских людей и, естественно, вызывал неодобрение, выраженное в том числе и в анекдотах. Один из них звучит так:

Мать Брежнева приезжает навестить сына на даче. Он с гордостью показывает ей дачу: «Это мой дом. Это мои машины, это мой бассейн». Мать смотрит на все с изумлением и гордостью, а потом с волнением говорит: «Ты и правда хорошо живешь, Ленечка. Но я беспокоюсь за тебя. Что же будет, если большевики снова вернутся?»

Как станет ясно позже, анекдот оказался пророческим. Революционно настроенным большевикам (в некоторых отношениях) действительно было суждено вернуться, и их главной мишенью станет брежневский порядок продажности и коррупции.