Цветы на камнях - Сергей Байбара

Для подкрепления своих слов сержант дал еще несколько очередей. Пули вонзались в землю рядом с рыдающими детьми.

— Надо выйти, — вздохнул Сенцов.

— С ума сошел?! — обернулся Джаспер. — Через пять секунд ты покойник! Атткинс — один из лучших стрелков в Хашури!

— А что делать?!

— Что у вас делается, сынки? — услышали бойцы стариковское покашливание.

У машины стоял невысокий старик, с короткими волосами и бородой, белой, как снег. Он был одет в старый, еще советского покроя военный комбинезон, и короткий плащ, сшитый из старых одеял. Левой ноги у старика не было, ее заменяла деревяшка. Под мышкой старик держал костыль. На голове его была маленькая шапочка наподобие турецкой фески.

— Вы что в городке воюете? — строго спросил он. — Вам пустыни мало? Почему дети плачут?

— Дедушка Мамий, нечего тебе тут делать! — закричал Сенцов. — Иди домой. Террористы в доме засели! Еще тебя подстрелят ненароком.

— Террористы, говоришь? Сколько?

— Похоже, только один, — ответил Джаспер.

— Зачем он детей стреляет?! Я поговорю с ним. Пусть выйдет, как мужчина.

— Он не мужчина, он американец! — ответил Сенцов. — Иди домой, Бога ради!

— Американец… — задумчиво прошамкал дед. — Ладно… — Он запросто отошел от машины и, припадая на деревяшку, опираясь на костыль, скрылся между невысоких домиков.

— Сенцов, ты там не заснул?! — послышался крик Атткинса. — У меня тут еще есть несколько гранат! Как думаешь, мне щенков сразу прикончить, или по одному?! Сраный трус! Все русские — трусы!

— Надо выходить, — вздохнул Сенцов и перекрестился…

Дедушка Мамий, быстро, как мог, ковылял к своему дому. Навстречу ему пробежали двое бойцов. Дед не обратил на них внимания. Ну, еще быстрее… Ах, проклятая нога, чтобы ее черти на том свете жарили! Вот, наконец, и дверь.

Дедушка Мамий зашел в дом. Вытер пот со лба. В комнате сидели на полу двое внуков, два мальца пяти и четырех лет. Обеспокоенные шумом и стрельбой на улице, они смотрели на деда испуганными глазенками.

Отправив детей в другую комнату в противоположную сторону дома, Мамий подошел к вешалке. Сорвал и бросил на пол плащ химзащиты, старые, все в заплатках куртки, спортивную кофту. Вот, наконец… Блеснула вороненая сталь… Дед огляделся, повесил винтовку, ровесницу прошлого века на плечо, достал из кармана плаща завернутый в тряпицу прицел, и, прихрамывая, стал подниматься на чердак по деревянной скрипучей лестнице…

— Ну что, русский, жалко свою задницу?! — орал Атткинс. — Посмотри на детей, они ведь такие беззащитные! Выходи, хватит прятаться! Тебя все равно уберут! Чуть раньше, чуть позже! А тебе, Джаспер, тоже недолго жить. И твоей вонючей семье! Ты знаешь, что Хунн велел не только шлепнуть всех вас, но и снести к чертовой матери твои сраные водокачки?!

— Догадываюсь… — пробурчал Том, пытаясь определить местонахождение сержанта. — Слушай, Юрий, надо забросать этаж гранатами. Или поджечь дом.

— Как можно поджигать дом?! — возмутилась Галина. — Это же наш дом! Ты знаешь, что его построил еще мой дед?!

— Shut up, fool! You do not ask! — только и прорычал в ответ Джаспер.

— И он тут же убьет детей! — ответил Сенцов.

— А если я быстро добегу до дома и брошу гранату в комнату? — предложил Виссарион.

— У тебя есть гранаты? — спросил Том.

— Нет, но…

— Тогда сядь и заткнись! Тоже мне, рейнджер нашелся!

— Я выхожу! — крикнул Сенцов, откладывая автомат. — Том, гляди в оба! Может, он появится.

— Иди сюда, русский! — ревел Атткинс от восторга. — А ты мужик не промах! Ты знаешь, на твоей могиле напишут, что ты был смельчак. Прямо герой! Но знаешь, в чем твоя ошибка…

Шлеп! Одинокий выстрел, словно удар плетью по свежей бычьей коже, оглушил Сенцова. После него наступила тишина, прерываемая лишь детским плачем.

Сверху что-то упало. Затрещало… Сенцов и Джаспер увидели, как с обломками карниза и обрывками штор вылетает из окна тело американского сержанта, как падает на землю оружие. Раздался глухой удар, противный короткий хруст. Виссарион закрыл глаза…

Скрюченное тело Атткинса лежало под окном в осколках стекла. Метрах в пяти от него валялась его винтовка. От удара шлем сержанта деформировался, а голова превратилась в кровавый сгусток, в котором можно было разобрать только общие очертания. Можно было при желании даже обнаружить пулевое отверстие на месте левого глаза.

— Кто стрелял?! — Сенцов выскочил из-за машины и бросился к детям. Ему на помощь уже спешили мужчины с заставы.

— Осторожно, там еще один. — Джаспер осторожно встал, держа под прицелом окна. Но там никого не было. Неудивительно. Ирвин был мертв, а Рыхлински лежал на верхнем этаже, истекая кровью.

— Что случилось? Что за стрельба? О, Господи! Врача! — слышались мужские голоса. Вскоре к ним добавился истошный женский крик.

— Собирайте народ!!! — взревел зверем Сенцов.

Джаспер осторожно подошел к телу Атткинса, которого даже сейчас побаивался. Потом он перевел глаза туда, где помогали раненым детям. Посмотрел на свою перепуганную семью. Ох, солоно же им всем теперь придется! Ничего, пока поживем, а там будет видно.

И что есть силы врезал ногой по трупу:

— Kiss my ass, Attkins! And Hunn same pass when you see him!

…Солнце, пройдя свой дневной путь по небосклону, нехотя шло к горизонту. Горе пришло в маленький поселок. Плач разносился над домами убитых. Мужчины нервно курили на центральной площади, женщины утирали слезы. Быть беде!

На всеобщем совете под открытым небом решали, что теперь делать. Нашлось несколько умников, которые обвинили во всех грехах Сенцова. Но их быстро заткнули. Мераб, Гаджимет, другие старые бойцы поддержали Юрия Николаевича, — своего не отдавать, американцев, если придут, в поселок не пускать, вплоть до вооруженного сопротивления. В конце концов они тоже община с правом голоса!

— Или пускай Хашури сам посылает бойцов, чтобы контролировать нейтральную зону, а мы уйдем на другие земли! — неслось из толпы. — Кто у них теперь за главного?! Отправить ему депутацию, выдвинуть наши условия!

— Или выйдем из Союза! И другим предложим! — слышался голос других.

— Надо жаловаться в Верховный Совет! — говорили третьи.

— Выгнать всех американцев!

— И Джаспера?! Он же наш!

— Джаспера оставить, остальных выгнать! Пусть спрашивают со своих соплеменников!

— Плевать на все! — кричал отец убитого ребенка. — Этот новый майор, Хунн, приказал убить моих детей! Я клянусь Богом, что всю оставшуюся жизнь посвящу мести! Вы слышите меня, люди?! Я убью эту скотину или умру сам! Но кровь моего ребенка не будет забыта!

— И я, брат! Я с тобой!

— Ричардс бы такого никогда не допустил…

— А, может, ему помогли? Тот же Хунн…

— Точно! Всякое могло случится…

— Дайте сказать, — раздался высокий звонкий женский голос.

На середину вышла Лили, жена Тенгиза. Пользуясь отсутствием мужа, она снова щеголяла в военной мужской одежде. За спиной ее висел автомат, на руках Лили держала свою маленькую дочку. Послышался смех, неприличные реплики. Она подняла руку, прося слова. Глаза ее метали молнии.

— Чего тебе, амазонка! Дома не сидится?! — загудели недовольные мужские голоса.

— Послушайте же! — вскричала Лили. — В Хашури сегодня уехала вдова Ричардса. Хунн, говорят, ее уважает. Я могу поехать туда, поговорить с ней. Пусть образумит Хунна.

Договорить ей не дали:

— Ей сейчас только и дел, что до нас! Ей мужа хоронить! Глупости говоришь!

— Если Хунн дал приказ убить Сенцова, о чем с ним разговаривать?

— Иди домой, женщина! Занимайся своими делами, а в мужские не лезь.

Озлобленная Лили встряхнула головой, и, вспылив, вышла из круга. Ох, с каким бы удовольствием бы она сейчас постреляла поверх голов этих самодовольных мужланов! Она отошла к углу дома, где рыдала Кетеван. Ее сын, Ярослав, смотрел на маму, не зная, чем ей помочь.

— Тупые, глупые мужики! — выругалась Лили. — Все-то они лучше знают! Смотреть противно!

— Как же можно так, Лили?! — шмыгала носом Кетеван. — Увозить ребенка у родной матери?! А, если американцы ее убьют?!

— Глупости говорите, Кетеван, — нахмурилась Лили. — Ну какой смысл им убивать Наночку?

— А тех деток зачем было убивать?! Ох, прав был Сережа, нельзя с ними по-хорошему. Я поеду в Хашури, найду этого офицера!

— Юрий Николаевич сказал, из поселка ни ногой!

— Плевать мне, что он сказал! Я — мать, и мой ребенок сейчас в руках чужих людей, иностранцев! Как я могу сидеть и ждать чего-то?!

— Ну, подождите, хоть немного! — уговаривала ее Лили. — Ну не плачьте, я сейчас тоже заплачу! — Она захлюпала носом, из глаз ее полились слезы. Кетеван же рыдала в три ручья, вздрагивая, будто от боли. Лили обняла старшую подругу, и теперь они самозабвенно разрыдались, запричитали.