Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Дэн Абнетт

Здесь свершилась страшная битва. Или когда-то свершится. Это была — или будет — схватка, какой не знал мир, и космосу еще предстоит осознать ее исход. Этот момент, этот эпохальный рубеж, смещающий положение в Галактике, виден пока только ему одному, но вскоре он прогремит в вечности, словно удар величайшего колокола.

Перед ним история, требующая своего летописца и очевидца.

Разбросанные перед ним тела принадлежали могучим воинам, облаченным в боевые доспехи, но они изуродованы мечами и топорами, пробиты снарядами и разорваны когтями жестоких монстров. Нанесенные повреждения невозможно себе представить: плоть и кость размолоты и смешаны с костным мозгом, тела перекручены и рассечены, словно негодные обрезки туш в лавке мясника. Кай привычен к виду смерти и знает, на какую жестокость способны люди по отношению к себе подобным, но здесь нечто другое.

В этом сражении все окрашено ненавистью, а нет более сильной ненависти, чем бывшая любовь. Эти воины знали друг друга, и в Красном Тереме состоялся не просто бой, это было истребление. Братоубийство в самом худшем и непростительном его виде.

Взгляд Кая блуждает по залу и перемещается к главному очагу сражения, к ступенчатому возвышению, где его поджидает ни с чем не сравнимый ужас. Ему хочется отвести взгляд, избавиться от созерцания жуткого свидетельства, оставленного на ступенях. Инстинкт самосохранения запрещает смотреть в ту сторону под угрозой полного разрушения рассудка.

Кай понимает, что отвести взгляд было бы проявлением трусости. И все же он боится этого откровения. Он боится, что, открыв эту дверь, никогда не сможет ее закрыть. Если процесс познания запущен, его нельзя повернуть вспять, нельзя вернуться назад, к прошлой жизни.

Вспышка. Время снова сдвигается…

Вокруг него собираются тени, огромные космические существа без очертаний и форм. Их невозможно уловить взглядом, но он знает об их присутствии. Он ощущает их ужас и изумление перед тем, что здесь произошло, их галактический гнев, вызванный непредвиденным исходом. Течение времени искажается, капли крови изменяют свое направление и возвращаются в рассеченные вены, откуда они вытекли. Протестующие крики, болезненные стоны и оглушительный хохот возвращаются и снова рождают эхо, а потом исчезают в породивших их гортанях. В одно мгновение ужас на возвышении исчезает, и он видит предшествующие бойне фрагменты.

Черное сплетается с красным, золотой глаз с вертикальным кошачьим зрачком. Кремовые плюмажи, гулкий воздух и лязг мечей. Нимб сталкивается с терновым венцом. Удивительное сияние поднимается над твердостью брони и чудовищными амбициями. Все пропитано яростью и агрессией. Безысходность борьбы, битва, проходящая в недоступном для смертных царстве.

Не имеющее себе равных воинское совершенство. Лишь одна битва в истории Галактики способна затмить его ярость, и она пройдет здесь спустя несколько мгновений. То, что это событие должно произойти, уже само по себе удивительно. Второго такого быть не может.

Кай не видит никаких силуэтов, только свет и тени да мимолетное впечатление о сражающихся титанах. Эти воины — воплощения божества, непостижимые и наполненные светом создания из самого сердца Вселенной. Они созданы в идеально выверенных смертных формах и выпущены в Галактику, это ярчайшие звезды, и их яркость только усиливается мучительной краткостью существования.

Проявляются голоса, но Кай, к своему несказанному облегчению, не может разобрать слов, ибо кто осмелится выслушивать разговор богов? Эти невероятные колоссы снова сближаются, и, хотя наречие, на котором они говорят, ему незнакомо, смысл просачивается в его сознание.

Слышать богов невыносимо, но их можно понимать.

Даются обещания. Предложения власти и верности. На них изливается ангельское презрение. Жгучие слезы ярости и неприятия. Кровавые слезы пятнают золотые черты, смерть неизбежна, бесконечно малая трещина прорезает самую крепкую броню. Добровольное расставание с жизнью, жертва, принесенная на алтарь будущего.

Смерть ради смерти. Одна влечет за собой другую…

Черное и красное сталкиваются в последний раз. Вспышка алого света снова окутывает Кая, и время снова меняет направление. Прошлое это или будущее? Он видит это место, каким оно было когда-то: стерильный и функциональный интерьер стратегиума на космическом корабле. Потоки рециркулированного воздуха развевают и шевелят знамена, члены экипажа с гордостью выполняют свой долг, а за обзорным иллюминатором простирается безбрежная ширь Галактики.

В одно мгновение все изменяется, и теперь это храм живого бога.

Бога, облаченного в темную броню, чья святость сотворена его собственными руками. Не так давно он был любимым воплощением еще более великого божества, но теперь отрекся от всех принципов служения даже тем, кто возвысил его сверх всякой меры и одарил сверхчеловеческими возможностями. Этот бог кует свою судьбу, пользуясь грубой силой и непоколебимой волей, он формирует будущее, которое устраивает его, и только его одного. Никого он не признает своим господином, но в конце концов ему придется это сделать.

Вспышка. Назад и вперед. Вспышка, вспышка…

Варп насмехается над понятием линейного времени.

Кай видит его мертвым. Когда-то окутанный сиянием посланец багряного совершенства, он направил кинжал палача в свое сердце и теперь лежит сломленной жертвой. Мертвый. Это немыслимо, и рассудок содрогается от ужаса. Весь этот отвратительный парад кошмаров не имеет иной цели, кроме как сломить его дух.

Но варп способен на большее, и это всего лишь предвестники нового ужаса.

Видение разворачивается в малейших деталях, и он видит каждый блик на золотых доспехах, видит все оттенки света на постоянно меняющемся, но неизменно горестном лице. Он видит ненависть, любовь, вину, ужас и решимость, сменяющие друг друга в одно мгновение, и видит невыносимую бездну печали перед лицом будущего, созданного своими руками.

Течение времени абсолютно расстроено и разворачивается, словно сломанная пружина. Хотя Кай видит лишь отдельные фрагменты, он знает, что перед ним мелькают картины будущего.

И не очень далекого будущего.

Золотой свет вздрагивает, и Кай ощущает излучаемое им невероятное любопытство. Как будто кто-то смотрит на него. Нечто обращает на него взгляд, и в крохотную частицу времени, даже не поддающуюся измерению, узнает о нем все. Свет видит все, что видел он, знает обо всем, что он испытал на ступенчатом возвышении, и чувствует меру осознания увиденного.

Слова формируются в разуме Кая, негромкие, звучащие без посредства голоса, но их мощь подобна неудержимому урагану. Кай понимает эти слова, и теперь ему ясно, почему смертным нельзя слышать голос живых богов.

Он с непостижимой отчетливостью видит все, что происходит потом; золото и тьма, повелитель и слуга, бог и полубог.

Отец и сын.

Исход может быть только один, и осознания уже произошедшего, но еще грядущего события достаточно, чтобы лишить рассудка любого смертного, каким бы сильным ни был его дух. Но Кай закален сознанием вины и ужасом и обладает силой, превосходящей силу смертного.

Ему предстоит выполнить еще одно дело.

Видение растворяется в золотом сиянии, а Кай из Красного Терема попадает в место, наполненное теплыми ароматами душистых масел и журчанием фонтана. Открыв глаза, он обнаруживает, что лежит на мягком ложе, накрытом шкурой какого-то экзотического зверя. Его тело словно утопает в невидимой мягкой перине, а от ран, полученных с момента возвращения на Терру, не осталось никаких следов.

— Ох, Аник, — прошептал он. — Что нам довелось увидеть…

Он смог припомнить все детали видения в Красном Тереме, и, хотя оно предвещало невообразимый ужас, он странным образом чувствовал себя отстраненным, словно все это не имеет к нему никакого отношения.

Кай приподнялся и огляделся по сторонам. Он лежал в одном из центральных гостевых покоев Арзашкуна, в комнате, обставленной с такой пышностью, что она выглядела почти непристойной. Оказалось, что не только его физическое тело полностью восстановилось, но и с его души была снята огромная тяжесть, колоссальная ноша, которой он не сознавал, пока от нее не избавился. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза, прислушиваясь к затухающим звукам тысяч голосов, погружавшихся в ячейки памяти его разума.