Шаман - Ной Гордон

— Но у них нет права выбирать, — сухо ответил Симондс. — Здесь я все решаю.

Однако он принял верное решение. Пятеро носильщиков получили нарукавные знаки капрала, а Фиттс перестал здороваться с Робом Джеем, когда бы ни проходил мимо.

В середине мая настала жаркая пора. Лагерь был расположен между реками Огайо и Миссисипи, воды которых стали черными от грязи, спускаемой в них из лагеря. Но Роб Джей выдал каждому солдату по полкуска коричневого мыла, и все роты дружно двинулись вверх по реке Огайо к чистым водам, где всем было приказано раздеться и тщательно вымыться. Сначала они входили в воду с проклятиями и стонами, но большинство из них выросли на фермах и не смогли не вспомнить старые привычки, а потому купание вскоре обернулось фонтаном брызг и баловством. Когда солдаты выходили из воды, их осматривали сержанты, особое внимание уделяя головам и ногам, после чего, под восторженные возгласы товарищей, некоторых отправляли обратно в воду домываться.

У некоторых униформа была изорвана в клочья или же пестрела заплатами, вырезанными из самых разных предметов одежды. Но полковник Симондс заказал новую форму, и, когда ее раздали солдатам, те справедливо решили, что вскоре их отправят в бой. Оба канзасских полка уже спустились вниз по Миссисипи на пароходах. Все, естественно, решили, что их отослали в подкрепление армии Гранта, который собирался брать Виксберг, и что им придется последовать за канзасцами.

Но двадцать седьмого мая днем, когда оркестр Уоррена Фиттса то и дело допускал кошмарные ошибки в своей страстной игре, полк отправили к железной дороге вместо причала. Людей и животных погрузили в вагоны, и прошло два часа прежде, чем пассажирские вагоны прицепили к грузовым, после чего сто тридцать первый полк попрощался с Каиром.

Доктор и носильщики ехали в больничном вагоне. Когда они выезжали из Каира, вагон пустовал, но уже через час у одного молодого рядового случился обморок, и когда его принесли в больничный вагон, Роб Джей обнаружил, что тот горит в лихорадке и бредит. Он делал парню спиртовые примочки, но потом решил во время одной из остановок передать его в гражданскую больницу при первой же возможности.

Робу Джею нравился больничный вагон, который окажется незаменимым, когда они будут возвращаться после битвы. С одной стороны по всей длине вагона разместили три ряда подстилок. Каждую подстилку прочно укрепили с помощью резиновых петель, благодаря которым все четыре угла были подвешены на крюки, вбитые в стены и подпорки; резиновые ремни значительно сглаживали дорожную тряску. В отсутствие пациентов пять новоиспеченных капралов заняли по подстилке и дружно согласились, что вряд ли даже генералы путешествуют с большим комфортом. Аддисон Перри, который всегда легко засыпал где угодно и когда угодно, будь то день или ночь, уже мирно похрапывал рядом с самым молодым санитаром, Лоренсом. Льюис Робинсон занял место отдельно от всех остальных, устроившись под фонарем, и делал какие-то пометки на листе бумаги, должно быть, сочиняя музыку.

Они не имели никакого представления о том, куда их везут. Когда Роб Джей прошел в конец вагона и открыл дверь, то услышал раскатистый грохот. Он устремил взгляд в небо, выше движущихся вагонов, и увидел там яркие огоньки звезд; в глаза ему тут же бросилось созвездие Большой Медведицы. Он нашел альфу и бету, а после них — и Полярную звезду.

— На восток едем, — сообщил он, вернувшись в вагон.

— Дерьмово, — отозвался Абнер Уилкокс. — Мы едем к Потомакской армии.

Лью Робинсон оторвался от своих записей.

— А это плохо?

— Не знаю, плохо ли, но в Потомакской армии точно нет ничего хорошего. Все, что она делает, — это выжидает. Когда эти войска раз в сто лет вступают в бой, то их громят наголову. Я хотел, чтобы нас отправили к Гранту. Вот он — настоящий генерал.

— Зато, пока выжидаешь, тебя вряд ли убьют, — вставил Робинсон.

— Я тоже не хочу на восток, — вступил в разговор Ордуэй. — Чертов восток, там полно ирландов, этих выродков-католиков. Вот они по правде засранцы.

— Никто так не отличился в этой войне, как Ирландская бригада при Фредериксберге, — неуверенно отозвался Робинсон.

Роб Джей принял моментальное решение, даже не успев как следует все обдумать. Он едва коснулся пальцем нижнего века у правого глаза и медленно провел им вниз, к крылу носа; это был сигнал, который один член ордена мог подать другому, в случае если этот второй слишком много болтает.

Сработало или это было простое совпадение? Леннинг Ордуэй удивленно уставился на него, но затем перестал участвовать в разговоре и ушел спать.

В три часа ночи они надолго остановились в Луисвилле, где к армейскому поезду прицепили артиллерийскую батарею. Ночной воздух, казалось, был тяжелее и мягче, чем в Иллинойсе. Те, кто проснулся из-за скрипа колес, вышли наружу размять ноги, а Роб Джей договорился о том, чтобы больного капрала поместили в местную больницу. Когда он закончил с делами и вернулся обратно, то у колеи столкнулся с двумя мужчинами, справляющими нужду.

— Нет времени на выгребные ямы, сэр, — сказал один из них, и они оба засмеялись. Над гражданским доктором все еще частенько подшучивали.

Он прошел в конец поезда, где к грузовым вагонам тяжеленными цепями крепились десятифунтовые орудия Паррота и двенадцатифунтовые гаубицы. Пушки как раз грузили внутрь вагонов в желтом свете огромных кальциевых ламп, которые искрили и мигали, отбрасывая тени, живущие, казалось, своей собственной жизнью.

— Доктор, — позвал его кто-то тихонько.

Рядом с ним из темноты появился мужчина и взял его за руку — то был своего рода сигнал узнавания, приветствие члена ордена. Каким бы абсурдом ему самому это ни казалось, Роб Джей ответил соответствующим знаком, пытаясь сделать это настолько уверенно, будто повторял прежде этот жест уже сотню раз.

Ордуэй пристально взглянул на него.

— Такие дела, — проронил он.

Вскоре они возненавидели армейский поезд. Он так медленно полз через штат Кентукки и с таким трудом осиливал подъемы в гору, что превратился для солдат в самую настоящую тюрьму, навевающую сплошную тоску. Когда поезд въехал в Виргинию, новость об этом в один миг пронеслась по всем вагонам. Солдаты не отходили от окон, надеясь увидеть снаружи врагов, но все, что ждало их в этом штате, — это горы и леса. Когда они делали остановки в маленьких городках, чтобы дозаправиться и пополнить запасы воды, люди встречали их так же приветливо, как если бы они все еще были в Кентукки, поскольку восточные регионы Виргинии уже захватили юнионистские войска. Однако они сразу почувствовали разницу, въехав в ту часть штата, которая принадлежала неприятелю. На станциях больше не встречались женщины, торговавшие во всех дружественных штатах прохладной водой из горных ручьев или лимонадом, а выражения лиц у местных были безразличными и холодными; люди просто наблюдали, не выражая при этом никаких эмоций.