Фидель Кастро - Максим Макарычев

Одна лодка успела уйти к берегам Кубы, а три другие были обнаружены и окружены американской эскадрой. Американцы начали забрасывать советские лодки шумовыми гранатами, которые производили невероятный психологический эффект, деморализуя экипажи. Тогда командиры лодок приняли решение всплыть на поверхность. Нести вахту и так было невероятно трудно. «Когда лодки всплывали, у наших командиров нервы были напряжены до предела, – рассказывал мне Николай Леонов. – У них было предписание в случае неминуемой угрозы захвата или смертельной угрозе лодке и экипажу применить ядерное оружие. Представьте, если бы дрогнули нервы, то и от самих кораблей и от противостоящей им эскадры не осталось бы ровным счетом ничего». К счастью, американцы не проявили каких–то агрессивных намерений, самообладание взяло вверх, и корабли, как говорится, разошлись в море.

Тогда же произошел еще один уникальный «прорыв». Советский корабль «Винница» вез на Кубу обычный гражданский груз – картофель, керосин. На корабле отказала радиостанция, и капитан не знал, что американцы ввели карантин. «Представьте их реакцию, когда мимо них на всех парах мчится, по их мнению, „обнаглевший“ русский корабль, – рассказывал Леонов. – Они опешили. Давали команду „Виннице“ остановиться и подчиниться условиям Вашингтона. Но капитан нашего судна, как человек военный, посчитал действия американцев провокацией и, наоборот, прибавил ходу, даже под угрозой тарана. На Кубе корабль и моряков встречали как героев, разве что не салютовали им. Ни моряки, ни капитан не могли сначала понять, почему они удостоились такой чести. Кубинцы отдавали должное людям с „Винницы“, которые прорвали блокаду».

А один из участников тех событий поведал следующее: «Начались ежедневные облеты наших позиций американскими истребителями. Они проходили над нами так низко, что на виражах мы отчетливо видели летчиков в красных комбинезонах. Очень странно и непоследовательно вело себя наше командование. Сообщают по рации, что через несколько минут над нами появятся американцы и мы должны их сбить. Объявляется боевая готовность, но буквально в последние секунды перед их пролетом поступает команда ни в коем случае не открывать огонь. И так неоднократно. Возможно, это была психологическая игра с американцами, которые, скорее всего, прослушивали нашу связь. Может быть, наше командование пыталось запугать американцев, но они не испугались, а нам эта нервотрепка, мягко говоря, не доставляла удовольствия. К тому же было совершенно очевидно, что американцы не имели намерения нас атаковать, а совершали облеты с разведывательной целью»[430] .

В эти дни продолжалась интенсивная переписка между руководителями трех стран. После того как Джон Кеннеди в ответном письме призвал СССР «соблюдать условия блокады», Никита Хрущев обвинил президента США в том, что тот ставит «ультимативные условия», и назвал блокаду «актом агрессии, толкающим человечество к пучине мировой ракетно–ядерной войны». Он заявил, что «капитаны советских кораблей не станут соблюдать предписания американских ВМС», а также что, «если США не прекратят своих пиратских действий, правительство СССР примет любые меры для обеспечения безопасности судов».

Учитывая всю серьезность положения вокруг Кубы, советское правительство дало указание своему представителю в Организации Объединенных Наций Валериану Зорину поставить вопрос о немедленном созыве Совета Безопасности для рассмотрения вопроса «О нарушении Устава ООН и угрозе миру со стороны Соединенных Штатов Америки».

В ходе слушаний в Совете Безопасности ООН, куда обратились с запросами СССР, Куба и США, атмосфера накалилась до предела. Посол США в ООН Эдлай Стивенсон, произнеся свою знаменитую фразу: «Не ждите, пока вам переведут», призвал советского представителя признать факт присутствия ракет на Кубе. В ответ Валериан Зорин назвал «фальшивкой» фотографии советских ракет на Кубе. «Советы отвергали очевидное, отрицали подлинность этих фотографий. Начались дебаты. Все было импровизацией, дипломаты не готовили речи. Это было ошибкой отрицать помощь Кубе, которая была суверенной страной со своим правом защищаться. Это произошло 25 октября 1962 года», – говорил Фидель[431]. Как выяснилось позже, Кеннеди дал Стивенсону большие полномочия, в частности, требовать от Генсека ООН У Тана гарантий того, что СССР и Куба обяжутся предпринять шаги с целью ликвидировать на территории Кубы не только все площадки для запуска ракет, но и находившееся там ракетное оружие. Если же соответствующие заверения от Москвы на этот счет не будут получены, США вправе посчитать «бессмысленными» дальнейшие переговоры с СССР и Кубой [432].

Вечером 25 октября 1962 года в Вашингтоне состоялось очередное заседание Совета национальной безопасности. Директор ЦРУ Маккоун и представитель Пентагона заявили, что, «поставив вопрос в ООН, США ничего не добились и еще больше подорвали свой престиж». Они настойчиво требовали, чтобы президент Кеннеди в течение 48 часов исправил положение и принял меры для уничтожения ракетных площадок на Кубе военными средствами[433].

Фидель Кастро тем временем недоумевал, почему Советский Союз продолжает отрицать наличие ракет на Кубе, ведь это уже стало известно всему миру. По логике вещей выходило, что вспыхнувший конфликт является противостоянием Гаваны и Вашингтона, что давало дополнительные преимущества американцам. В условиях «молчания Москвы» они продолжали усиливать психологическое давление на Кубу.

«Надо подчеркнуть, что революционная Куба не дрогнула перед этими испытаниями, – вспоминал посол СССР на Кубе Александр Алексеев. – Вся страна превратилась в четко управляемый и организованный военный лагерь. Мужество кубинцев передавалось и нам, советским людям, в том числе воинскому контингенту. Не было никакой паники, никто не пытался покинуть Кубу»[434].

Во многом из–за этого американцы не стали переходить роковую черту. «Для Фиделя самый легендарный лозунг кубинской революции „Родина или смерть“ не является пустыми словами, – говорил мне Николай Леонов. – Это глубокая личная убежденность как его самого, так и его соратников и многих кубинцев. И это убеждение было главным лейтмотивом поведения как кубинских руководителей, так и простых жителей Кубы. Сражаться в любом случае. И, если надо, погибнуть за свою родину. Сам Фидель потом неоднократно говорил: „Мы были готовы пожертвовать собой“».

Спустя десятилетия кубинский лидер рассказывал: «Мы располагали определенной информацией, довольно важной, но в основном у нас были интуиция, чутье и правило: агрессия не должна застать нас врасплох, лучше провести мобилизацию 20 раз, даже если ничего не произойдет, чем не провести мобилизацию и стать жертвой нападения. Мобилизованные войска, мобилизованная страна в 20—25 раз сильнее страны, застигнутой врасплох. Так случилось с Советским Союзом в июне 1941 года, так случилось со Сталиным, когда он поступил как страус, – спрятал голову в песок, в то время как немцы сосредоточили вблизи границы три миллиона солдат, десятки тысяч машин, тысячи и тысячи танков, тысячи и тысячи самолетов и напали на него в воскресенье, когда многие офицеры и солдаты были в увольнении, и уничтожили на земле почти всю авиацию. Невероятная история, мы хорошо ее знаем, потому что много читали о той войне и она способствовала обогащению нашего опыта во многих областях»[435].