Чары дракона - Катарина Керр

– Да, это так. Видите ли, я поклоняюсь Керуну. Я имею в виду: он – мой бог. Другие – нет. Я не знаю, почему.

Миддир склонил голову набок и долго рассматривал Перрина. В глазах его внезапно затлела надежда. Лорд Норрик почтительно кашлянул.

– Здесь становится холодновато. По-моему, немного неподходящая погода для теологических дискуссий…

– Да, конечно, примите мои извинения. Теперь мы можем отправиться домой. Огромное спасибо вам за то, что взяли с собой собаку.

– О, Бегунок всегда быстро находит Кейту, – Норрик улыбнулся Перрину. – Кейта, может, и глуповата, но она удивительно ловко обращается с животными. Клянусь, они понимают, что она говорит им! И лошади тоже, не только собаки.

Сердце Перрина на мгновение замерло в груди. Кейта смотрела только на него. Глаза её были цвета сочной молодой зелени, как весенние побеги в лесу. Когда Перрин решился улыбнуться ей, она ответила широкой чарующей улыбкой. Он даже задохнулся от волнения – неужели Кейта действительно такая же, как он?

– Ну, путешественник, – обратился Миддир к Перрину, – можем ли мы предложить тебе своё гостеприимство? У нас небольшой дом недалеко отсюда, в лесу, как раз рядом со святилищем Керуна. Несомненно, ты захочешь помолиться у алтаря своего бога.

– Да. Благодарю вас. Позвольте мне только затоптать этот костёр и оседлать коня. Больше всего на свете я хочу побывать сегодня у вас.

Визит его растянулся на следующий день, и ещё на несколько, на неделю, а потом на две. Почти не думая и не спрашивая, Перрин начал помогать Миддиру в работе в его владениях, а также в святилище. Местный клан выделил жрецу Керуна четыре большие фермы, чтобы поддерживать храм, а также большой участок дикого леса вокруг самого святилища, но на этих скудных землях ренты и налогов было недостаточно, чтобы прокормить вдового священнослужителя, его дочь и двоих слуг. Перрин помогал Миддиру ухаживать за лошадьми и свиньями или работал с Кейтой на огороде. Сажать растения и ухаживать за ними она любила. Для молодой девушки она на удивление много знала о целебных травах и вообще обо всем, что растёт на огороде. Перрин быстро понял: никакая она не деревенская дурочка и не полоумная.

Хотя у неё, конечно, имелись свои странности. Никто не мог убедить Кейту носить какую-либо обувь – ни ботинки, ни башмаки на деревянной подошве, – если только зима не становилась холодной настолько, что ноги мёрзли на снегу. Что касается волос, Кейта отказывалась их стричь и не позволяла расчёсывать. Временами на неё находило: это напоминало приступы, – она швыряла в кухне дрова или железные сковородки, затем выбегала на улицу и, рыдая, падала в траву. В такие дни она никого к себе не подпускала, даже своего отца или домашних кошек, к которым обычно относилась, как к детям, нянчилась с ними и кормила с рук.

Ночью, после окончания всех работ, Миддир обычно рассказывал Перрину легенды и предания, связанные с Керуном, и это не была просто болтовня или занимательные истории. Обычно Миддир обсуждал какой-то вопрос, затем спрашивал Перрина о том, что тот запомнил, и терпеливо поправлял полного энтузиазма ученика, пока Перрин не запоминал все детали. Временами они занимались самим святилищем, чистили и мыли каменный алтарь, смазывали маслом и полировали деревянную статую бога. Хотя Миддир рассказывал Перрину об истории храма, тут он по большей части сохранял тайну, передавая только те подробности, которые может знать человек, не прошедший посвящение.

Когда первая пшеница заблестела золотом на полях, Перрин понял, что не хочет уезжать отсюда. Однако он был также уверен: его присутствие вскоре всем надоест, просто потому, что рано или поздно всегда наступало время, когда его больше не хотели видеть – даже близкие родственники. Однажды прохладным вечером они с Миддиром сидели за круглым столом, рядом с очагом в кухне, и обсуждали, как Керун родился в дикой пуще, и как олениха выкормила его своим молоком. Рядом сидела Кейта, перебирая горох, а шесть кошек расположились у её ног. Рыжий кот любил спать, положив голову прямо ей на ступни. Она всегда хмурилась, когда работала. Её волосы, как обычно, были спутаны, но чисто вымыты, и блестели в свете огня. Дождавшись паузы в разговоре, Перрин наконец собрался с духом.

– Э-э, – пробормотал он. – Я тут кое-что собирался сказать… М-м, я вёл себя достаточно бесцеремонно, вовсю пользуясь вашим гостеприимством. Пора мне, э-э, снова тронуться в путь…

Кейта подняла голову с воплем, от которого разбежались все кошки.

– Ну, я же не могу оставаться здесь вечно, – сказал Перрин, чувствуя, что готов расплакаться. – Не могу объедать вас, и все такое.

Она бросила миску с горохом через комнату, вскочила на ноги, снова закричала и выбежала вон.

– У меня сложилось такое впечатление, что она хочет, чтобы ты остался, – потирая щеку мозолистой ладонью, заметил Миддир. – Боюсь, парень, это я тебя использую, а не ты нас. Кейта – моя единственная дочь, и я никогда не видел её такой спокойной и счастливой, как на протяжении последних нескольких недель. Что до меня, так можешь оставаться, сколько хочешь. А лучше бы – навсегда.

– Правда?

– Правда. Кто будет жрецом, когда я умру? Ты – единственный человек из всех, кого я встречал, желающий служить Керуну.

– О, – Перрин задумался на мгновение. – Спасибо. Я очень хочу остаться. На самом деле. Э-э…

Он посмотрел вниз и увидел, что на него гневно глядят возмущённые кошки.

– Мне лучше взглянуть, куда пошла Кейта, – сказал Перрин. – Я не хочу, чтобы она убежала.

Радуясь, что может остаться, он выбежал в ночь. Светила полная луна, омывая все вокруг серебряным светом. Хотя двор фермы был погружён в тишину, дверь амбара оказалась открыта, и Перрин мог догадаться, где скрывается Кейта, потому что, как и он сам, она находила общество лошадей успокаивающим. Кейта лежала на копне сена, вытянувшись во весь рост, и рыдала в темноте. Когда Перрин сел рядом с ней, она подняла голову и зашипела на него.

– Э, ну, я все-таки не уеду, ты знаешь?..

Она прекратила рыдать.

– Никогда?

– Никогда.

Через окно внутрь падал лунный луч, и в нем Перрин видел длинные спутавшиеся волосы Кейты, которые в этом свете казались бледно-золотистыми; они окутывали девушку, как одеяло. Он слегка погладил их, затем, начав у талии, выбрал особенно запутавшуюся прядь и стал разбирать её пальцами. Вначале Кейта лежала неподвижно и напряжённо, затем медленно расслабилась, когда со временем он добрался до шеи и высвободил каждый длинный волосок. Когда Перрин принялся за следующую прядку, Кейта придвинулась поближе к нему, а когда он вошёл в ритм работы, она придвинулась ещё ближе. Внезапно он понял, что выполняет какой-то ритуал… нечто наполовину забытое, восходящее к самым глубинам его души. Кейта расслабленно потянулась и тёрлась о него все время, пока он работал, словно тоже это ощущала. Хотя спина начала болеть, поскольку потребовалось несколько часов, чтобы привести в порядок эту гриву, Перрин ни разу даже не подумал остановиться.