Красный сфинкс - Геннадий Прашкевич

Полистав доступные мне подшивки газет, оценив их основную тематику, я сделал вывод: о своем первом очерке могу спокойно забыть, ибо он «сработан» на слишком большое опережение. На недопустимо большое. Я ввёл поправку и выбрал для второго очерка тему, более доступную для среднестатистического читателя. Знакомить такого читателя с идеей освоения Приземелья надо было ненавязчиво – с азбучных истин, так что второй мой очерк был посвящен уже витавшей в воздухе идее запуска искусственных спутников Земли на околоземные орбиты. Развивая идею, я деловито объяснил, зачем, собственно, такие запуски необходимы. Кульминацией очерка послужила твёрдая уверенность автора: первые запуски ИСЗ состоятся если не в этом (1957-м) году, то уж в следующем – обязательно. О реальных космоперспективах того времени я знал, пожалуй, даже чуть больше, чем самый осведомленный журналист, ибо часто встречался со своим школьным товарищем, однокашником Виталием Севастьяновым…

Очерк я оставил в редакции одной из ташкентских газет республиканского значения и с чувством исполненного журналистского долга уехал в отпуск к Черному морю – к родителям в Сочи. Конечно, хотелось встретиться с Севастьяновым (в Сочи мы обычно пересекались в сентябрьские дни), но наша встреча в том 1957 году не состоялась. Мать Виталия пожаловалась: сын недавно звонил из Москвы и сообщил, что его отпуск отложен на неопределенный срок. Я постарался, конечно, ее успокоить, хотя сам ощутил нешуточное волнение. Отмена отпуска у Севастьянова могла иметь двоякое толкование: либо – не дай бог! – случился какой-то «прокол» в работе ИСЗ-разработчиков, либо… «Великое Внеземелье! – подумалось мне. – Неужели наш мир уже на пороге Космической Эры?!»

В Ташкент я вернулся с крыльями за спиной, но письменный ответ, который я получил из осчастливленной мною, как я полагал, газеты, был подобен ушату ледяной воды. Строки рецензии буквально прыгали перед глазами: «неоправданно экспрессивный стиль»… «очерковая фантасмагория»… «воспаленное воображение»… Рецензента особенно раздражала «склонность автора к пророческой тональности». В финальном абзаце он даже не удержался от антипрогноза. Прошло полвека, а я и сейчас помню его основную мысль: «Долгожданное реальное, невыдуманное Рождество Космической Эры, которое автор готов провозгласить уже в этом году, человечество будет праздновать, очевидно, только в следующем веке».

Разумеется, газета обязана была защищать ранимые читательские мозги от всяких фантасмагорических инсинуаций! Но самое для меня ужасное: защитный сей документ был подписан заведующим редакционным отделом науки и техники. Поддавшись вполне объяснимой минутной слабости я разорвал историю своей журналистской «болезни», клочки бросил в урну, откуда вился смрадный дымок догорающих окурков. И со временем, конечно, забыл бы об этом, но чуть ли не через неделю (4 октября 1957 года) на околоземной орбите запел наш знаменитый «Бип-Бип», и весь мир, празднуя Рождество Космической Эры, повторял русское слово «спутник»!»

В 1962 году Сергей Павлов переехал в Красноярск.

Окончил Красноярский институт цветных металлов.

Долгое время жил в Сибири. До 1972 года работал в геофизических экспедициях в Средней Азии, Арктике, Сибири, возглавлял геофизическую службу Красноярского спецуправления треста «Востокбурвод». В 1975 году окончил Высшие литературные курсы при Литературном институте им М. Горького в Москве.

Первый фантастический рассказ – «Банка фруктового сока» (1962).

Рассказ этот Сергей отправил в журнал «Техника – молодежи». Наученный горьким опытом общения с газетами, он теперь надеялся хотя бы на квалифицированный отзыв. Но ответ из Москвы превзошел все ожидания: рассказ отметили премией на Международном конкурсе, организованном журналом «Техника – молодежи» и рядом научно-популярных журналов социалистических стран. В следующем году «Банку фруктового сока» опубликовала томская газета «Молодой ленинец», а за нею красноярский альманах «Енисей».

Первая книга – «Аргус против Марса» (1967).

Две повести в ней написаны в соавторстве с Николаем Шагуриным.

Впрочем, скоро пути соавторов разошлись: Николая Шагурина привлекала приключенческая фантастика, Сергея Павлова тянуло к научной.

В 1989 году в интервью журналисту Ю. Зубакину писатель так объяснил свое отношение к любимому жанру: «Людей, которых Природа наделила слишком богатым воображением, именуют в быту фантазерами, и в этом наименовании явственно ощущается привкус неодобрения. В писательской среде таких именуют фантастами. Здесь привкус неодобрения ощущается меньше, но – увы! – не исчезает совсем. Дескать, что толку писать о том, чего нет и никогда не было. Ведь в нашей жизни так много, дескать, реальных проблем. Многих еще удивляет, почему и зачем современная фантастика отчетливо разделилась на два внешне очень похожих, но отнюдь не тождественных жанра – „просто“ фантастику и „научную“ фантастику. Ответ лежит, как говорится, на поверхности: в отличие от „просто“ фантастики, научная фантастика – это есть литература новых представлений о нашем будущем. Никакие другие жанры художественной литературы пока не способны дать читателю желанную полноту новизны представлений о Грядущем.

Писателей, работающих в жанре НФ, нередко спрашивают: «А много ли проку от новизны представлений о будущем, которое нас ожидает, если таковые представления основаны лишь на вашей писательской выдумке?»

Чаще всего вопрос этот звучит риторически, поскольку мало кто сомневается, что вразумительно ответить на него невозможно.

Но вразумительный ответ все же существует.

В научной фантастике новые представления о Грядущем основаны, да, конечно, на выдумке. Но выдумка, в свою очередь, здесь основана на достижениях современной автору цивилизации. К примеру, окинем ретроспективным взглядом творчество знаменитого Жюля Верна. Он выдумал смелый, забавный и сумасшедший одновременно полет из пушки на Луну, и в его время эта невероятная выдумка дала читателю, бесспорно, новое представление о возможности межпланетного путешествия. Причем новые представления Жюля Верна о техническом обеспечении облета Луны целиком основывались на достижениях промышленной революции XIX века. То есть безудержная фантазия Жюля Верна опиралась на вполне реальную основу. Современные научные фантасты в этом смысле ничем не отличаются от научных фантастов прошлого. Иван Ефремов, создавая научно-фантастический роман «Туманность Андромеды», известный теперь во всем мире, буквально ошеломил читателя новизной своих представлений о Грядущем. Для большинства любителей фантастики «Туманность Андромеды» стала своеобразной энциклопедией будущности нашей планеты. И хотя роман был выдуман Ефремовым от начала до конца, опорой его смелой выдумке служили достижения цивилизации XX века…»

Работал Сергей Павлов неторопливо.

В 1968 году вышли «Акванавты», сюжет которых сразу привлек внимание читателей: воспоминания вполне конкретного человека записаны в мозг гигантской манты…

В 1973 году – «Чердак Вселенной».

В 1978 году первая книга цикла «Лунная радуга».

За роман этот в 1985 году Сергей Павлов был удостоен премии «Аэлита».

В 1983 году вторая книга цикла – «Мягкие зеркала» (1983).

А в 1991 году продолжение цикла – роман «Волшебный локон Ампары» (в соавторстве с Н. Шаровой).

В те же годы Сергей Павлов увлекся палеолингвистикой.

Он нашел свой собственный метод реконструкции археоморф, позволяющий выявить изначальный смысл многочисленных древних названий и имен, а также современных слов и понятий. Первые наработки в этой области Сергей Павлов изложил в 1999 году в книге «Москва и железная „мощь“ Святослава. О происхождении названия Москва». Развивая свои идеи, он выпустил и вторую книгу: «Богу – парус, кесарю – флот: Опыт палеолингвистики» (2002).

Самым популярным произведением Сергея Павлова остается роман «Лунная радуга». «По счастливому совпадению, – писал мне Сергей, – где-то в 1957-м году, в первом году Космической Эры, я наблюдал в дивную ночь полнолуния в горах Нуратау лунную радугу. Необычное и до жути красивое метеозрелище! Двадцать лет спустя я позволил себе использовать узаконенное наименование этого очень редкого природного явления в качестве названия для своего космического фантромана».

Четверка космодесантников вернулась из трудной экспедиции к планете Уран.

Постепенно выясняется, что во время экспедиции каким-то неизвестным способом все четверо приобрели необычные для человеческого организма свойства, во многом изменившие их сущность. Международная служба космической безопасности пытается разгадать тайну странной четверки. Но это не так просто.

«Я беру шире и говорю о тупиках человеческих представлений, – говорит один из героев „Лунной радуги“. – Понимаешь? Люди неплохо знают себя в пределах Земли. Много хуже – в пределах Системы. Но в звездных масштабах… Там Абсолютная Неизвестность. И против нее нет у нас философского иммунитета. Против неожиданностей космоса иммунитет просто немыслим. Наше лихое стремление к якобы романтичным и якобы дивным мирам постепенно сходит со сцены. Мы слишком рано придумали для себя место в Галактике. Теперь же, увязнув в труднейших делах освоения Солнечной Системы, мучительно размышляем: какое такое место нам уготовила в своих пределах сама Галактика?…»