Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Отвечу Вам теперь на Ваш вопрос о драматической труппе, что в настоящее время нет никакой, кроме той, в которой производит фурор маленькая девочка Gemma (joyau [драгоценность]) Cuniberti, дочь содержателя труппы. Играют они в Teatro Salvini, бывший Loggi, но играют на тосканском наречии. Сейчас Юля мне сказала, что на днях приехала труппа, которая играет на Teatro Rossini; а в Teatro Nuovo дают operas comiques, и очень хвалят одного певца; имени его я не помню. В Италии есть замечательная драматическая труппа Belloti Bon, в двух отделах. Эту труппу я очень люблю и всегда езжу смотреть, но теперь второй номер ее играет в Турине, а первый не знаю где. Как мне жаль, что прогулка в Cascine была так неудачна. Мы также были там в четвертом часу, под дождем. А вчера была великолепная лунная ночь. Мы были в городе; мне надо было Вашего хозяина. У него два Hotel'я в городе, но ни в одном мы его не нашли. Я надеюсь, дорогой мой, что Вы не имеете никакого дела с хозяином, потому что это только мое дело и вдвойне его вести не следует. Вы спрашиваете, милый друг, люблю ли я здешний Duomo, - то нет, он мне совсем не нравится. Я бываю в сумасшедшем восторге от Миланского собора и св. Петра в Риме, а после их мне ужасно понравился собор в Пизе и в особенности Baptistere [часовня для крещения] при нем же. Там такое замечательное эхо, что стоит за тысячу верст приехать послушать его. Вообразите, Петр Ильич, что на один данный звук Вы получаете в ответ целый септаккорд; это волшебно, восхитительно. Еще там Campo Santo очаровательно и кривая Campanile изумительна.

Не забудьте, друг мой, что сегодня представление “Ilviolino del diavolo”. Если последует перемена, я пришлю Вам сказать. Напишите мне, желаете ли Вы, чтобы Пахульский принес скрипку завтра к Вам.

Теперь уже десять часов. Мой кофе простыл, пока я с Вами болтала. Скоро я Вам пришлю весьма интересные письма Екатерины II к Гримму. Теперь мне их читают. У меня постоянным чтецом Пахульский; я сама не могу читать, у меня голова разбаливается.

До свидания, мой бесценный, хороший мой. Всею душою Ваша

Н. ф.-Мекк.

235. Чайковский - Мекк

[Флоренция]

28 ноября/10 декабря 1878 г.

Вторник.

Вечер в Pergоlа произвел на меня грустное впечатление. В каком глубоком упадке музыка в Италии! Какая банально пошлая и вместе полная претензий музыка! Какое непозволительно дурное исполнение со стороны оркестра и хоров. Последние по составу, как всегда в Италии, отличны, голоса сильные и свежие, но поют так же, как и играет оркестр, - все сплошь ff, без оттенков, площадно, глупо. Самая опера маэстро Merсuri балаганно нелепа и вместе с тем скучна. Наконец, и внешняя обстановка в высшей степени мизерная. Такие декорации в городе, где жили Рафаэль и Микель-Анджело, - это даже непонятно. Поведение публики возмутительно. Как ни плоха опера, но говорить во время музыки, на это только итальянцы способны. Единственное, что было хорошо, это игра Ferni. У ней много апломба, виртуозности, хотя вкуса мало и еще меньше той величавой простоты, с которой я привык слушать исполнение этой пьесы Вьетана. Ведь ее нередко играл когда-то Лауб и как играл!

С величайшим интересом прочел Ваше письмо. То, что Вы говорите об условности общественного отношения к добру и злу, вследствие которой один и тот же факт то является преступлением, то нимало не предосудительным поступком, смотря по тому, какого пола и возраста субъект и объект преступления, совершенно верно. Но, обращаясь к делу Жюжан, все-таки невольно приходится сетовать на родителей. Погиб умный, хороший юноша, которому, может быть, предстояла хорошая будущность, и погибель эту они могли предотвратить. Камня в них я бы не бросил, ибо вина их до некоторой степени невольная и, во всяком случае, отрицательная, но я скорблю, что они поступили не так, как Вы в подобном случае. Еще я скажу по этому поводу, что Вы не совсем справедливы к обществу, говоря, что оно сваливает все на родителей, оправдывая Жюжаи. Модест пишет мне, что все глубоко возмущены вердиктом присяжных. В том-то и дело, что у нас присяжные почти никогда не бывают представителями мнения общества, хотя это должно бы было быть. Впрочем, Жюжан, во всяком случае, наказана, и бог знает, что лучше для нее: пойти в Сибирь и нести достойное наказание или, оставшись на свободе, быть предметом презрения'и отвращения. Присяжные ее оправдали, но подозрение с нее не смыто, и жизнь ей предстоит ужасная, гораздо худшая той, которую ведут на каторге. Столкновения с людьми для нее невозможны, ибо и самый снисходительный и христиански добрый человек в глубине души никогда не простит ей того преступления, в коем она обвинялась и в которое общественный голос верит.

Сколько хлопот я приношу Вам, мой добрый друг! Как мне совестно, что Вы даете себе труд сами ездить искать синьора Воnсiani. Нет конца Вашим одолжениям и заботам.

Ваш П. Чайковский.

236. Мекк - Чайковскому

Среда.

1878 г. ноября 29. Флоренция.

8 часов утра.

Драгоценный мой! C большим удовольствием вчера прочла Вашу критику Lalo и все в ней готова принять безропотно, но сравнение с Мусоргским меня огорчило чуть не до слез. Мусоргский мне просто противен, это даже не шарлатан, а музыкальный паяц, фигляр, a Lalo такой изящный писатель, хотя и дикий, но мне эта дикость и нравится в нем, потому что она своеобразна и естественна, но вполне цивилизованна. Вы говорите, что концерт написан не по форме. Я это почувствовала по первому разу, как сыграла его, но мне-то и нравится, что ни на что не похоже. Вы говорите, милый друг, про одно сочетание звуков, что в восьмых оно вышло бы так, - но ведь он и не сделал его в восьмых, а в синкопах; это звучит совсем иначе. Одним словом, я сделала такой вывод из Вашего отзыва о Lalo, что Вы слишком музыкант для того, чтобы он мог Вам нравиться. То ли дело, когда я не знаю ни формы, ни требований мелодии, ни правил гармонии, - мне то и хорошо, что нравится, а я люблю Lalo больше Bizet. Того музыка очень мила, изящна и свежа, но не оригинальна, а у Lalo она прежде всего оригинальна. Вы говорите, друг мой, что его Andante - это “Berceuse” Chopin. Но, вероятно, она так изменяется гармонией, что в ней ухо совсем не узнает Chopin; я, по крайней мере, играя Lalo, совсем далека, от воспоминания о Chopin. Французы уверяют, что Lalo француз, но я им не верю. Я его считаю испанцем. Он уже человек лет сорока, женатый, и, кажется его жена певица в Париже. Я все-таки прошу Вас, мой добрый, милый друг.мой, иметь терпение проиграть концерт Lalo и первую часть также. Мотивы ее очень певучи, пластичны, так сказать, и на фортепиано дурно передаются; для них необходима скрипка.

Тысячу благодарностей за желание доставить мне огромное удовольствие Вашей сюитою, бесценный друг мой, но мне совестно, чтобы Вы теряли Ваше дорогое время для меня, и потому прошу Вас убедительно [окончание не сохранилось].

237. Чайковский - Мекк

Среда,

1878 г. ноября 29. Флоренция.

9 1/2 часов.

В пылу своего критического задора я действительно слишком резко отозвался о Lalo, и вчера меня целый день мучила совесть. Между Вашим и моим мнением нужно избрать середину, т. е. концерт Lalo - вещь очень талантливая и милая, но с далеко не безукоризненной техникой. А так как во мне все-таки упорно сидит профессор гармонии, двенадцать лет ежедневно-поправляющий ошибки, то я более чем кто-либо чуток к этим ошибкам. Во всяком случае, я никогда не сравню Lalo с Мусоргским; только в некоторых подробностях он почти дошел до. Мусоргского. Француз по природе своей не может дойти до тех геркулесовых столбов, которые доступны широкой и бесшабашной русской натуре.

Я отлично Вас видел вчера в театре, и нечего Вам говорить,, как это было мне радостно, особенно в виду того, что еще накануне Вы были нездоровы. Я сделал то же, что Вы, т. е. после второго акта уехал. Я сидел именно там, где меня Вы видели, как раз около труб и тромбонов, которым дела много в опере.