Горячий Генерал или Дневник путешественницы во времени - Марина Де Бурбон

— Вот твои гребанные доказательства! Видел?

Для надежности я растоптала ногами листы.

— Это такая же фальшивка, как и та тетрадь с нарушениями, что ты накрапал своей куриной лапой и передал министрам. Сам сочинил или твоя стерва Ки? На нее похоже, такие подлости у нее в крови. Только тебя не пойму, как ты мог?

Тал Тал скривил губы, наблюдая за мной.

— Ты что совсем слепа? Баян хочет убить людей.

— Да! Тысячу раз да! Я не верю обвинениям в сторону Баяна, даже если бы это оказалось правдой, это ничего не значило бы для меня. Мне он дорог, я бы отговорила его, или вообще наплевала, — со злости сказала я, — не надо искать виноватого в преступлении, это сделал ты! Только ты и виноват, не смей мне тут морочить голову этими лживыми тетрадями, которыми вы писали на пару с Гвиби! Лучше скажи, как ты до этого докатился?

— Ну вот что, — лицо Тал Тала приобрело презрительное выражение, — ты абсолютно неразумна, совершенно зря я пытаюсь тебе что-то доказать, я был глуп, думая, что ты перейдешь на мою сторону, пытался объяснить тебе, но смотрю, это ничего не значит для тебя. Не думал, что буду так разочарован в тебе.

— Дай лучше пройти, — я решила уйти отсюда, — я не хочу более иметь ничего с тобой общего.

Горький яд обиды, страшного предательства, ненависти захлестнула меня такой волной, что мне захотелось оказаться как можно дальше от Тал Тала. Никогда более не видеть его. Я боялась, что сейчас расколюсь на части. В моей душе что-то умирало прямо сейчас. И я не хотела, чтобы кто-то это видел.

— Нет, теперь ты никуда не пойдешь, — Тал Тал вдруг схватил меня за руку, он очень сильно до боли сжал ее, — я еще не открыл тебе главный секрет.

Не обращая внимания на мое сопротивление, он потащил меня к постели. Я вырывалась, но руки у Тал Тала были словно железные. Он бросил меня на пол у подножия кровати, извлек из-за пояса ташуур и привязал кожаным кнутом мои руки и ноги к деревянному столбику.

— Отпусти! Отпусти! Что ты делаешь? — срывающимся голосом закричала я, — Неужели ты совсем сошел с ума?!

Тал Тал стоял в пол оборота, словно не хотел смотреть на дело своих рук.

— Я же просил не стой на моем пути. Но ты не хочешь послушать меня, не хочешь внять голосу разума. Возможно, ты подумаешь и поймешь меня. Я очень надеюсь на это. У тебя есть время.

— Тал Тал, стой, Тал Тал, — я перестала кричать, а мой голос сделался тихим от страха, — куда ты?

— На встречу Баяна и Гвиби…

— Но что там произойдет?

— Я же сказал, один должен умереть.

— Скажи кто?

— Баян.

— Как?

— Гвиби Ки изобразит примирительную встречу, пока император выпьет вино со снотворным, и не сможет вмешаться, люди Ее Высочества подготовят ловушку.

— Ты что, Тал Тал? Ты отправишь Баяна на смерть?

— Я уже сделал свой выбор.

Я не знала как и почему так произошло. И почему я не могла это остановить. Оставалось только одно.

— Постой, не надо, прошу, умоляю, прошу, молю тебя, заклинаю Святыми Небесами… Тал Тал, остановись, он же твой дядя… Давай все изменим. Мы вместе уговорим Баяна послушать тебя. Если хочешь, лишим его должности, удалим от двора, но…

Тал Тал не стал слушать меня и вышел. На голову мою будто опустилась тьма. Это невозможно. Тал Тал предатель? Баян сейчас умрет, а я ничего не могу сделать. Я должна, должна. Не обращая внимания на ручьем льющиеся слезы, на боль, я выкручивала и выкручивала руки, чтобы освободиться. В глубине души я понимала, что это бесполезно, я слишком крепко связана. Но эта боль приносила иллюзию действия. Запястья мои давно источились кровью, но я все равно продолжала вырываться.

— Я смогу. Я успею, — шептала я дрожащими губами, — я не сдамся…

В какой-то момент от охватившей меня боли и отчаянья я потеряла сознание. Но спасительное бесчувствие длилось недолго.

Я почувствовала холод на губах и открыла глаза. Передо мной в окружающих серых сумерках светилось лицо Колты.

— Это ты, — прошептала я.

Он смотрел бесстрастно и без всякой жалости. Его холодная ладонь отрезвляюще похлопала меня по щеке. Я окончательно очнулась. Я сидела на полу. Там где меня и привязал Тал Тал. Кнут был разрезан ножом. Колта сидел напротив меня, он убрал свои руки от меня, сложив их на коленях.

— Мату, — он едва заметно улыбнулся, хотя его глаза оставались холодными, — ты еще жива?

— Я да, Колта, надо бежать, господин Баян в ловушке, сообщи императору…

— Уже не надо, — сообщил он, — посмотри, ты потеряла кое-что, это наверно важно для тебя.

Я непонимающе взглянула на него.

— Что?

Кивком головы он указал в сторону кровати. Я повернулась туда. С трудом сосредоточила взгляд, но ничего не увидела. Тогда Колта нагнулся. Запустил руку под кровать и достал оттуда словно светящийся серебряный крест. Я же подарила его Тал Талу. Цепочка на нем была порвана. Значит, он окончательно отказался от меня. И когда это произошло? Когда он выбросил мой подарок как ненужную вещь?

— Это ведь твое? Занятная вещица, — Колта хмыкнул, поворачивая в руках крест, — интересная надпись.

— Надпись? — прошептала я и взглянула на его ладонь.

Колта большим пальцем провел по иероглифам, которые я ранее не смогла расшифровать.

— Это какой-то несуществующий язык, я не знаю, что там написано, — ответила я, чувствуя, что мы говорим о какой-то безделице, чтобы не говорить о главном.

— Это потому что ты глупая, и видишь лишь то, что на поверхности. Это смесь языков, шифр, как анаграмма. Понимаешь? Здесь написано, — он сузил глаза, — что-то вроде «Не дай силы лукавому демону обладать сим смертным телом».

— Откуда ты знаешь? Как ты это прочитал, Колта?

Он почти радостно улыбнулся, и его глаза просияли.

— Помнишь, что я говорил про маски. Но, кажется, сейчас кто-то идет, — Колта хотел встать.

— Стой, стой! Скажи, — с трудом выговорила я, — что, что там произошло? Что с Баяном?

— А как ты думаешь? — ответил он со своим беспристрастным лицом.

В одно мгновение все мое тело словно пронзили копьем, мне захотелось встать, бежать, искать кого-то.

— Подожди, не уходи, не оставляй меня одну, не думаю что я смогу вытерпеть это! — нервы мои сдали и вместо слез пришло какое-то исступленное бешенство, я вцепилась пальцами в платье Колты.

Евнух присел вдруг, сменив свое холодное лицо на совсем другое. Мягкое и доброе.

— Мату, Мату, — утешительно