История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действительно, над берегом мгновенно застыла ясная прозрачная темнота. На чёрном театральном занавесе неба яркими сияющими точками повисли гирлянды крошечных фонарей – как в центре Тар-Кахола в праздник Самой Длинной Ночи. Но приглядевшись, Унимо понял, что это чужое небо: ни одна звезда не была на своём месте. Он попытался найти хотя бы Северную звезду, не заметить которую в это время года при ясной погоде было невозможно – но тщетно.
Неожиданно Форин рассмеялся. Его звонкий смех почему-то звучал жутко – и Унимо с тревогой наблюдал, что последует дальше.
– О, друг мой, сразу видно, что ты не изучал даже основы астрономии. Твои звёзды – это просто серебряные пуговицы, пришитые к бархатному шейлирскому камзолу.
Унимо испугался, что от такого наглого заявления Флейтист разозлится. И без того реальнейшее вокруг сгустилось какой-то враждебной, выжидающей момент для нападения живой стихией.
Флейтист тем не менее вынужденно усмехнулся в ответ – и реальнейшее немного отступило, как охотничий пёс, присевший на задние лапы, но всегда готовый снова вскочить.
– И всё-таки это моё реальнейшее, – тихо сказал Флейтист.
Форин пожал плечами:
– Если для тебя это так важно…
Тут Флейтист развернулся и схватил своего собеседника за плечи:
– Мне важно, Окло-Ко тебя забери, чтобы ты играл серьёзно! Но тебе, я смотрю, интереснее проводить время, шатаясь по Тар-Кахолу со своими приятелями, которые и понятия не имеют о том, как всё происходит на самом деле!
– А у тебя в реальнейшем не осталось ни одного слушателя, – холодно произнёс Форин, резко отстраняясь. Он терпеть не мог, когда к нему прикасались.
Флейтист, к удивлению Унимо, остался спокоен. Он достал из кармана флейту – простую, но совершенную, как всё, что сливается со своим предназначением, – и приготовился играть. «Слушай!» – сказал Флейтист, но Форин в ответ замотал головой, а затем прошипел сквозь зубы: «Не надо» – и закрыл уши руками. В ответ на это Флейтист только ещё шире улыбнулся и сказал: «Я хочу, чтобы ты слушал». И заиграл. Музыка была прекрасной – такой, которую Унимо для себя определял как «живую». Которую часто играли уличные музыканты, беря в руки самые простые инструменты и сплетая волшебство из дроби дождя по пустому ведру, стрёкота летних кузнечиков и шума ветра вдоль берега. Но Форин, заслышав первые ноты прекрасной мелодии, стал выглядеть, словно ребёнок, которого заставили выпить целую ложку рыбьего жира. Через несколько секунд Унимо понял, почему – и его охватил ужас. Потому что Флейтист играл смерть Тар-Кахола: гибель и разрушение сплетались причудливым узором, как чёрное синтийское кружево. Музыка была совершенной, но это была музыка совершенной катастрофы: с каждой нотой мелодия усиливала ветер и поднимала волны в гавани Мор-Кахола….
Унимо вместе с Форином видел, как затопило первые рыбацкие дома, как люди в панике собирают свои вещи, стоя по пояс в воде. Вот женщина уронила серебряные ложки – скорее всего, единственную драгоценность своего дома – и волны, как разбойники, тут же налетели и унесли их, словно стайку серебристых рыбок. Хорошо ещё, что самой ей удалось выбраться. Вода тем временем стремительно, нота за нотой, подступала к горлу Мор-Кахола, очевидно, нацеливаясь на Тар-Кахол.
Унимо чувствовал страх и злость Форина: тёмные длинные языки ледяного пламени плясали вокруг.
– Перестань, пожалуйста, прекрати это, – сквозь шум ветра послышался тихий голос Смотрителя.
В ответ Флейтист заиграл быстрее, срываясь в дикое престо.
И тут Унимо ощутил, как земля под ногами сдвинулась. На мгновение он почувствовал, как будто совсем потерял вес, но потом всё вернулось на свои места – настолько, что мерные звуки прибоя слушались оглушительной тишиной.
Унимо огляделся: отчего-то ему показалось, что вокруг реальное. Но этого не могло быть, потому что материальное воспоминание возможно только в реальнейшем. Хотя в реальнейшем Форина могло происходить, кажется, всё, что ему угодно – а это было, несомненно, уже реальнейшее Смотрителя. Унимо узнавал его по тому, как тяжелее становилось дышать и как все предметы вокруг вдруг начинали требовать к себе внимания, словно недостаточно было просто скользить по ним взглядом. Но в остальном мир смотрелся вполне привычно, и музыка Флейтиста стала просто музыкой. Некоторое время он ещё продолжал играть, как будто по инерции, но потом остановился, опустил флейту и рассмеялся.
– Вот так-то лучше, – заметил он. – Теперь я узнаю тебя. Мало кто может так ловко представить реальное в реальнейшем.
– Лучше? – угрожающе спросил Форин. – А так?
Сначала Унимо не понял, что произошло. Но потом осознал: исчез шум моря. Как и все другие звуки – словно в уши затолкали вату. Это было неприятно, очень.
Флейтист побледнел.
Форин улыбнулся.
Вдруг Флейтист одним бесшумным прыжком оказался около Унимо, схватил его за плечи и толкнул в сторону небольшого каменистого мыса. Ум-Тенебри не мог сопротивляться, он чувствовал себя марионеткой. Весь мир, снова сделав кувырок, стал одной огромной тенью Флейтиста. Унимо невольно отступил на пару шагов назад, а потом уже шёл, поднимаясь на мыс, под давлением чужой враждебной силы. У Флейтиста сила выглядела как серебристые слепящие искры.
Щурясь, Нимо поднимался всё выше, спиной к обрыву, и не мог остановиться. Он потерял из вида Форина и теперь не знал, откуда ждать помощи: ему самому было не справиться с Флейтистом. Оставалось только надеяться на Смотрителя.
Не смог Унимо остановиться и тогда, когда его нога провалилась в пустоту. Но кто-то, видимо, вмешался, потому что, падая, он с неправдоподобной ловкостью ухватился за острые камни на вершине мыса. Звуки тут же вернулись – и показались такими громкими, что хотелось заткнуть уши. Но руки Унимо были надёжно заняты – по крайней мере до тех пор, пока он не собрался бы пролететь десятки шагов и удариться об острые скалы внизу. На то, чтобы держаться, уходили все силы, поэтому попытка подтянуться и выбраться могла стать последним, что Унимо предпринял бы.
– Я вижу, что у тебя появилось ещё одно слабое место, – голос падал откуда-то сверху, и, подняв голову, Нимо увидел, что Флейтист стоит прямо над ним, на узкой каменистой площадке. – Я хочу, чтобы ты выбрал: или мальчишка упадёт вниз, или мы продолжим наш камерный концерт для жителей Мор-Кахола.
Пальцы Унимо горели, оттого что своим соприкосновением с острыми камнями на вершине мыса они удерживали неукротимое стремление его тела вниз, к успокоению. Животный страх смерти мешался в крови с его собственным человеческим страхом высоты, от которого хотелось разжать пальцы – только для того, чтобы всё это скорее закончилось.
Не было сил кричать,
