Висенна. Времена надежды - Михаил Бобров

От страха.

Страшнее всего — спиной вперед. Что там, впереди, не видно. Видно кормщика, и в ужасе путаешься, какую он поднял руку: правую или левую. Впрочем, как называется поднятая рука, неважно. Та, что с твоего борта, ладонь вперед, словно кормщик отталкивает — значит, пятки до упора в скользкую гребенку, выдавливая фонтаны из сапог; сплюнуть, откинуться, весло на себя — рраз!

Спарк на весле, и это великая честь. Потому что буря нешуточная. Восемь лучших гребцов даже не пытаются двигать корабль — они только помогают рулевому держать поперек волны и против ветра, чтобы не так сносило.

Прочие три восьмерки все с ведрами, черпаками и шапками. Вощеная кожа противно скребет по корабельным ребрам, емкость тяжелеет мгновенно; спина уже болит, а отдыха нет. И не будет! Разогнуться, вытянуть руки, хоть на миг расправить спину — рраз! За борт вылетает жалкий плевок; а море отвечает полной мерой, от души. И снова в трюме по щиколотку воды. Добро еще, мачту успели снять. Вот, если бы вывернуло ее… Нет, лучше о таком не думать.

Палуба толкает в ноги, а желудок — в горло. Сверху. Нос корабля рассек пенный гребень и катится вниз по тугому гладкому склону. В гребке ложишься соседу на колени, а твои ноги, естественно, к корме. Корма же идет вверх; чего там рулевой руками машет? Держался бы лучше… Не ровен час, ремни разорвутся, и полетит с высокой скамьи, точно корабль-скорпион хвостом ударил.

Вот корабль дошел до нижней точки между волнами. Теперь все зависит от высоты носа. Успеть выровняться, прежде, чем ладья зароется скулами в воду. Кормщик тянет руки к себе: табань! Нос туго-туго подается в сторону, и не разобрать: то ли его весла направили, то ли волна шальная играючи…

Удар! Корабль опять пошел на волну. Можно выдохнуть и бросить взгляд через плечо. Волна еще тяжелая, толстая. Чем выше по ней восходит ладья, тем прозрачней становится просвеченная закатом водяная стена. Вот и миг, когда нос корабля проваливается сквозь гребень, по обе стороны от него бирюзовые сверкающие крылья, поверх кружевная бахрома, а над черной — против света — носовой фигурой, в разрезе — рыжее закатное небо.

Спарк отвернулся, ожидая следующей команды рулевого. Корма снова подскочила кверху, а кормщик велел табанить. Спарк изо всей силы напрягся, толкая весло вверх, от груди. Двинул спиной. Тут ремень, державший на скамье его самого, лопнул — неслышно в завывании ветра — скамья ушла изпод тела, а ноги сорвались, поехали по скользкой гребенке. Нос корабля ушел вниз, вниз, вниз — и Спарк вылетел за борт, что твой камень из пращи, получив на прощание веслом в зубы.

Зубы не стучали. Наверное, даже выбитых не было. Но Спарк о том не думал. Он отчаянно барахтался, стаскивая сапоги. По сторонам не оглядывался; а если бы даже и захотел — волны и волны. Корабль на такой волне не развернешь! Может быть, его будут искать после бури. А, может быть, и нет…

И потому лодкой по затылку он получил совершенно неожиданно. Глотнул воды и пошел вниз. Опамятовался, зашарил руками, все не решаясь открыть глаза. Схватился за что-то — скользкое, нетолстое… рванул на себя. Оно сперва подалось, а потом дернуло вверх, Спарк изо всех сил заработал ногами, вылетел из воды пробкой. Обрадовался: оказывается, схватил канат, а всплыл сбоку от лодки. Мог бы и головой в днище.

А бояться Игнат уже перестал. Слишком мало у него оставалось времени, не до страха. Новая волна поворачивала лодочку бортом. Черпанешь воды… объясняй потом святому Петру…

Хотя он ведь не на Земле!

Спарк перевалился через бортик, осмотрелся в лодке. Съемные лавки унесло. А привязанные весла остались. Сесть и грести с упора было никак; проводник попробовал править поперек волнения, действуя веслом, как на каноэ. Если бы байдарка! Ее волнами не заплескивает; можно сидеть лицом к волне; а и перевернет — пузырь есть пузырь, главное — воду из ушей вылить…

Лодочку болтало куда сильнее, чем корабль. На таком волнении кусок в горло не пойдет. Ладно, поголодаем дня четыре… правда, к исходу третьего грести уже сил не будет. А вот без воды… Спарк дождался, пока скорлупка ухнет вниз и снова пойдет в гору. Протянул руку за спину, отхлопнул крышку, обшарил кормовой рундук. Где же бочонок? Под пальцы снова подвернулся давешний канат; проводник брезгливо двинул рукой — нащупал ровный край. Канат не оторван, а перерезан! Стало быть, лодку отпустили нарочно: вдруг да снесет в ту же сторону, куда и гребца.

И ведь удалось!

Игнат посмотрел в небо. Несло его туда же, куда и корабль: на восток. Только быстрее, по причине большей легкости. Снова спросил себя: «Страшно?» Удивился ответу: радостно! Алеутовбайдарочников с Командорских островов называли «морскими казаками», и теперь он знал, почему. Новая волна подбросила его к небу; сам себе удивляясь, Спарк бестрепетно выпрямился в рост, повернувшись к западу — увидел! За пять или шесть гребней от него молотил воду черный многолапый жук — ладья.

Потом проводник присел, уперся коленом в мокрые доски. Хорошо еще, море не северное, вода не холодная. Лодка пошла вниз: как на санках с ледяной горы. И бочонок с пресной водой, выпрыгнув из открытого рундука, крепко приложил парня между лопаток. Как Спарк извернулся, чтобы не дать кленовому поросенку вылететь за борт — ни в сказке сказать. А что он при этом произнес, ни пером описать.

Потом лодка снова пошла вверх. Игнат лежал на спине, облапив драгоценный бочонок, и вновь смотрел в розовое небо, испятнанное уходящими облаками — серо-сиреневыми. Стало быть, шторм отходит. А святого Петра тут нет. Точно. Госпожа Висенна — есть. Просить ее? О спасении? Она-то спасет, да только Спарку казалось, что золотая красавица ждет от него совсем иной просьбы. Он выпрямился, упрятал зловредный бочонок в рундук и заклинил крышку обломком весла: второй раз не сбежишь! На весло он упал, спасая воду. Переломил рукоятку, да и лопасть треснула. Теперь гребок оставалось только выкинуть. А лучше запихать под бортик, мало ли, для чего пригодится потом. Проводник оправил сбившийся пояс с ножом. Нож есть, вода есть, рыбы, если что, наловим. В лодке обязательно спрятан где-нибудь крючок с нитью. А что губа разбита, да вся спина в синяках — главное, жив! Уж если в такой круговерти ухитрился столкнуться с лодкой, большего везения не пожелаешь.

Спарк снова встал на колено. Взял уцелевшее весло и попытался править, упорно разворачивая суденышко поперек волны. Попросил негромко, не поднимая глаз от работы:

— Госпожа Висенна, не будете ли вы так любезны! Представьте меня Воде, пожалуйста!

— Пожалуйста вам?! А молока птичьего не угодно?

Мастер Лотан упер оба кулака в столешницу, воздвигся и заслонил очаг. Великие Маги переглянулись. Доврефьель опустил глаза; Скорастадир поднял кустистые брови: