Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя - Эндрю Соркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Продажа Merrill Lynch Bank of America в сентябре была представлена как способ спасти Merrill. Но за несколько месяцев, которые потребовались, чтобы закрыть сделку, торговые убытки Merrill раздулись, его бизнес по управлению активами ослаб, и фирме пришлось сделать дополнительные списания из-за ухудшения активов. Однако общественность не была проинформирована об этих нарастающих проблемах, и 5 декабря акционеры обеих компаний проголосовали[747] за утверждение сделки на отдельных собраниях.
За кулисами Кен Льюис пригрозил выйти из сделки, но Полсон и Бернанке поставили его перед выбором: завершить сделку или потерять работу.
Поскольку детали драмы просочились наружу, Джон Тейн стал жертвой, Кен Льюис уволил его в его собственном кабинете. Вскоре он сменил образ героя, который спас Merrill, на роль источника собственных бед. Несмотря на признаки того, что Bank of America было известно о проблемах компании, он решил не раскрывать их. Тейн был подвергнут дополнительной критике, когда выяснилось, что он просил у совета Merrill 40 млн долларов бонуса. «Это смешно!» – крикнул Джон Финнеган, директор Merrill, который был на компенсационном комитете, когда представитель отдела кадров огласил запрос. Тейн заявил, что ничего не знал об этом, и к тому времени, как дискуссия о его компенсации достигла совета, он снял все запросы на получение бонуса.
Но нигде общественная реакция не была более тяжелой, чем реакция на события, связанные с American International Group. AIG стала еще большим бременем, чем ожидалось. Первоначальные 85 млрд долларов налогоплательщиков в конечном итоге выросли до более чем 180 млрд государственной помощи. Начальный кредит Гайтнера AIG, который, по его словам, был полностью обеспечен залогом, оказался не более разумной инвестицией, чем ссуда ипотечного кредитора семье с плохой кредитной историей без надежды когда-либо вернуть деньги.
Теперь, когда налогоплательщики стали владельцами AIG, законодатели громко жаловались на 440 тыс. долларов, потраченных на отдых независимых страховых агентов на курорте St. Regis Monarch Beach в Дана-Пойнт, Калифорния, и 86 тыс. на выезд на охоту за куропатками в английской сельской местности. Но наибольший гнев вызвали отчеты о миллионах долларов премий руководителям AIG – протестующие осадили штаб-квартиру и дома сотрудников. Президент Обама вопрошал: «Как они могут оправдать это безобразие[748] перед налогоплательщиками, которые держат компанию на плаву?» А Джим Крамер в своей телевизионной программе разглагольствовал: «Мы должны преследовать их в супермаркете[749], мы должны преследовать их на стадионе, мы должны преследовать их везде, где они появятся».
Критику вызвали и соображения о том, как продолжать вести бизнес: должны ли решения о том, как компания тратит свои деньги, приниматься, ориентируясь на общественное мнение или с целью получения прибыли? Эдвард Лидди, новый генеральный директор AIG, так и не смог стать слугой двух господ и покинул компанию через 11 месяцев после присоединения к ней.
Существовал также вопрос, как именно были использованы деньги, потраченные на спасение AIG. Более четверти средств сразу покинули компанию и пошли прямо на счета международных финансовых институтов, таких как Goldman Sachs, Merrill Lynch и Deutsche Bank, – компания задолжала им по кредитным дефолтным свопам, которые AIG продала через их участие в программе кредитования ценными бумагами. В определенной степени эти выплаты только укрепили аргументы критиков, осуждавших действия Полсона как спасение Уолл-стрит для Уолл-стрит. (Не помогло и то, что иностранные банки получили некоторую косвенную помощь, даже если иностранные правительства не способствовали плану спасения.)
Поскольку крупнейшим получателем платежей AIG был Goldman Sachs, получивший 12,9 млрд долларов, основной гнев перекинулся на него – по мере распространения теорий о том, что фирма, возможно, тайно воспользовалась связями с Полсоном и казначейством, набитым выходцами из Goldman. В частности, из-за связи Goldman с AIG некоторые предположили, что это стало причиной того, что казначейство – или то, что люди начали называть «правительство Sachs», – избрало для спасения страхового гиганта, а не Lehman. Goldman оспорил, что выиграл от спасения AIG, утверждая, что долг страховой компании перед ним был «всегда полностью обеспечен и хеджирован». Справедливости ради надо отметить: создается впечатление, что именно так и было, несмотря на сохраняющиеся слухи об обратном. И сумма в 12,9 млрд долларов не совсем корректна. 4,8 млрд были переведены в Goldman в обмен на ценные бумаги, которыми он владел. Это не значит, что Goldman не был заинтересован в спасении AIG, но факты немного сложнее, чем те, что представлены в СМИ.
Новостники цитировали друг друга и пропустили основополагающую новость: сам Полсон имел мало общего со спасением AIG, которое скорее было организовано Гайтнером (и исполнялось, в частности, Дэном Джестером из казначейства). Это часто остается незамеченным, но Гайтнер по самой своей природе является таким же активным переговорщиком, как и Полсон, если не больше, что продемонстрировано в этой книге и в последующей политике Гайтнера в качестве секретаря казначейства.
Тем не менее возникали все новые и все более сложные теории заговора. «Является ли Goldman Злом?»[750] – вопрошал с обложки New York. Писатель Мэтт Таибби предложил ставшую популярной метафору, описывая Goldman в Rolling Stone как «гигантского кальмара-вампира[751], сидящего на лице человечества и неустанно высасывающего кровь отовсюду, где пахнет деньгами».
Через несколько месяцев после запуска TARP Goldman сообщил о прибыли в 5,2 млрд долларов[752] за первое полугодие 2009 года. В июне фирма возвратила 10 млрд TARP, а в июле заплатила 1,1 млрд, чтобы выкупить гарантии, выданные правительству как часть вливания TARP. Для Goldman даже в качестве банковской холдинговой компании это означало возвращение к обычному бизнесу.
Вопрос об успехе Goldman, который можно было задать и в отношении других фирм, заключается в следующем: как должны реагировать регуляторы на продолжающееся принятие риска, который генерирует огромные прибыли, когда правительство и налогоплательщики обеспечивают неявную, если не прямую, гарантию бизнеса? Действительно, во втором квартале 2009 года VaR Goldman, или капитал, подверженный риску в любой день, поднялся до рекордно высокого уровня[753] в 245 млн. (Годом ранее этот показатель составлял 184 млн.) Операции Goldman до сих пор окупались, но что, если бы он поставил не на тех? Хорошо это или плохо, Goldman, как и другие крупнейшие финансовые учреждения страны, остается слишком большим, чтобы рухнуть.
Можно ли было избежать финансового кризиса? Это вопрос на 1,1 трлн долларов – цена спасения до сего дня.
Ответ на этот вопрос – возможно. Но упреждающий удар, вероятно, должен был быть нанесен задолго до того, как Генри Полсона привели к присяге в качестве министра финансов весной 2006 года. Ростки бедствия взошли годами ранее с такими мерами, как дерегулирование банков в конце 1990-х, толчок к увеличению доли жилья в собственности, который поощрял либеральные нормы ипотеки, исторически низкие процентные ставки, которые создали пузырь ликвидности, а также система компенсации на Уолл-стрит, поощряющая краткосрочные риски. Все это вызвало идеальный шторм.
К тому моменту, когда появились первые признаки кредитного кризиса, было, вероятно, уже слишком поздно, чтобы предотвратить крах. Массивная коррекция была неизбежна. Тем не менее имеет смысл спросить, могли ли быть приняты какие-то меры даже на этом позднем этапе, чтобы минимизировать ущерб. Хэнк Полсон, в конце концов, предсказывал проблемы на рынках с первых лет работы в администрации Буша. Кроме того, в качестве председателя Федерального резервного банка Нью-Йорка Тим Гайтнер также предупреждал, что в течение многих лет взаимосвязанность мировых финансовых рынков может сделать их более уязвимыми для паники. Должны ли были эти люди сделать большее для подготовки к кризису?
К его чести, Полсон в течение нескольких месяцев открыто говорил о получении правительством полномочий для «свертывания» инвестиционных банков. Однако он никогда не делал такого запроса непосредственно в Конгресс, и, даже если бы он его сделал, сомнительно, что запрос мог бы пройти. Печальная реальность такова, что Вашингтон обычно имеет тенденцию не замечать многого, пока настоящий кризис не грянет.