Прорыв под Сталинградом - Герлах Генрих

Обо всем этом Герлах, разумеется, ничего не знает. Его подпись в личном деле датирована 5 мая 1948 года, то есть она поставлена еще во Владимире или в камешковском госпитале, за день до его перевода в Лунёво. По мнению чекистов, настал самый подходящий момент для вербовки Герлаха. Несколько лет за бывшим начальником разведки велось наблюдение, и спецслужбисты уверены, что на этот раз старались не зря. Герлах получает предложение возглавить в СОЗ литературный журнал. Эта должность позволит устанавливать контакты с интеллектуалами по всей Германии, о которых он будет докладывать в своих отчетах. Герлах просит время на размышление. Примерно через четыре недели, в конце июля 1948 года, он раскрывает карты и, к изумлению русских, отвечает отказом: он не может и не желает переступать означенную черту. Расплата следует незамедлительно: уже 14 августа 1948 года его увозят из Лунёва вместе с другими офицерами, также отказавшимися поставить свою подпись! Герлаха доставляют в трудовой лагерь № 435/14, расположенный на одной из главных улиц Москвы – Тверской (в то время улица Горького). Лагерь устроен в многоэтажном еще не сданном в эксплуатацию доме. Его помещения использовались Министерством внутренних дел. Военнопленных разместили в разных частях здания за забором, обнесенным колючей проволокой. Сначала Герлах работает на стройке где-то поблизости, потом машинистом на литейном заводе. 12 сентября 1948 года происходит нечто особенное. На тот момент в Советском Союзе еще находятся сотни тысяч военнопленных. И тут им объявляют о предстоящем визите делегации Немецкого демократического союза женщин из Восточной зоны. По такому случаю возводятся типичные для СССР потемкинские деревни, чтобы пустить пыль в глаза и скрыть катастрофические условия, в которых живут люди: бараки белят известью, военнопленных собирают и выдают новые костюмы. Перед женщинами должны предстать свежие, полные оптимизма люди. Сам Герлах на спектакле не присутствует, но два лунёвца представляют ему подробный доклад:

Ворота открылись, на территорию лагеря въехали автобусы, и из них посыпали офицеры, офицеры и снова офицеры. Оркестр играл “Въезд гостей в Вартбург”. И вот наконец показалась группка женщин в окружении советских мундиров. Один из наших выступил вперед с огромным букетом цветов, эдакий нарядный паренек, и – вы не поверите – прочитал стихотворение. Восемь женщин сидели на трибуне, слегка теряясь среди множества мундиров. Кто-то из антифашистов произнес в знак приветствия политическую тираду. Потом к микрофону вышла депутат СЕПГ Кете Керн[284].

Работу в архивах планировать трудно, особенно если речь идет о секретных или особых архивах. Но во время московских изысканий мне подвернулся весьма любопытный материал – фотоальбом, который документально подтверждает визит женской делегации в лагерь № 435 и в мельчайших деталях совпадает с воспоминаниями Герлаха. Действительно 12 сентября 1948 года лагерь посещала женская делегация. “Нарядным пареньком”, как выразился Герлах, судя по подписи к фотографии, оказался “лучший работник Хоппе” (см. илл.)[285]. “Антифашист”, одетый с иголочки, как и все остальные, – военнопленный Каспари, именно он вручает членам делегации альбом о проделанной работе по перевоспитанию.

Фоторепортаж о визите женской делегации в лагерь № 435. “Лучший производственник” Хоппе вручает цветы

Через несколько месяцев, в начале января 1949 года, Герлах и другие военнопленные узнают из сообщения ТАСС, что в текущем году из СССР вернутся домой последние военнопленные. Герлах так окрылен новыми надеждами, что на всякий случай решает сделать копию романа. В течение долгих недель он сидит ночами у себя на кровати и переписывает книгу. Все, что ему требуется, – обыкновенная тетрадь в клеточку и карандаш. Разработанный Герлахом метод похож на тот, к которому в 1944 году прибегал Ганс Фаллада, когда вел “Дневник”, сидя в нацистских застенках. Фаллада исписывал бумагу с обеих сторон и, чтобы затруднить прочтение, пользовался шрифтом Зюттерлина. Заполнив вторую страницу, он переворачивал ее снова и продолжал писать дальше в пробелах между строчками. Кроме того, он прибегал к своей безупречно отточенной системе сокращений[286]. Метод Герлаха не такой запутанный, но и он разрабатывает миниатюрный шрифт и пишет с сокращениями согласно своей логике. Ему удается уместить 614-страничную рукопись на десяти развернутых тетрадных листах. Миниатюрную копию Герлах надежно прячет в специально изготовленном деревянном ящике с двойным дном. Параллельно он обращается к знакомому профессору Янцену, директору антифашистской школы в Красногорске, который в начале мая 1949 года приезжает в лагерь. Герлах интересуется, какие органы отвечают за проверку литературных произведений и кем делается соответствующая отметка, свидетельствующая о благонадежности текста. Профессор Янцен говорит, что он и есть та самая уполномоченная инстанция, которая принимает решения, и берет рукопись с собой. Через несколько месяцев – шел октябрь 1949 года – Герлах снова спрашивает Янцена про рукопись и получает ответ, что та конфискована, хотя лично у него нет никаких сомнений в ее безобидности. Дескать, после репатриации, которая уже не за горами, Герлаху нужно отправить стандартный запрос в Министерство внутренних дел на ее возвращение. Герлах шокирован новостью, но успокаивает себя тем, что есть еще миниатюрная копия, которая надежно спрятана в чемодане. Надежда на скорое возвращение крепнет. Лагерь № 435 входит в список тех, что к концу года подлежат расформированию. Увы, Герлах снова не попадает в заветные ряды возвращенцев. Хуже того: 16 декабря 1949 года его арестовывают, по счастью, незадолго до ареста ему удается передать чемодан со спрятанной рукописью товарищу. Сначала он сидит в одиночной камере, но потом его переводят в пересыльную тюрьму МВД. На тот момент Герлах не знает, чего от него хотят, но вскоре все проясняется. Несмотря на заверения Сталина о том, что последние военнопленные покинут Советский Союз в 1949 году (и формально он свое обещание сдерживает), репатриации не подлежат те, кто замешан или подозревается в совершении военных преступлений. Приказ об освобождении отдает преемник Молотова, министр иностранных дел Андрей Вышинский – это по его сценарию в 1930-е годы проходили показательные процессы. Теперь в военных преступлениях обвинялись почти 30 тысяч человек, и каждому из них после скорого суда – с конца 1949 года они вершились непрерывной чередой – был вынесен приговор[287]. Осуждены были те, кто служил в войсках СС, полицейских батальонах и частях тылового прикрытия. Но больша́я часть приговоренных не имела никакого отношения к тем преступлениям, которые им приписывались. Процессы ведутся по одной и той же схеме, действующей в тоталитарных системах. Историк Лев Безыменский пишет о ней так: “В конце концов тогдашняя система была доведена до автоматизма, и если люди получали приказ найти военного преступника, они его находили”[288]. На конвейер массовых судопроизводств попадают и бывшие члены лунёвского Союза немецких офицеров, среди них Генрих Герлах. Основанием для обвинения (помимо взятой из личного дела характеристики Ульбрихта и Гернштадта) становится отказ сотрудничать со спецслужбой. Герлаха отпускают из-под ареста, но в то же время признают виновным в том, что, находясь в должности начальника разведки и контрразведки, он производил внедрение агентов и диверсантов на территорию Советского Союза; в то же время на него навешивается обвинение в жестоком обращении и расправе над советскими военнопленными. Все пункты обвинения выдуманы.