Небесное святилище. Зал славы зарубежной фантастики - Честер Аандерсон

За так называемым алтарем огромная и хитроумно сконструированная машина инопланетян вспыхивала огоньками, чем-то щелкала, зачем-то пульсировала — медленно, на первый взгляд даже по какому-то случайному закону, но зато беспрерывно. Чтобы просуществовать так долго, мозг должен был заниматься самоусовершенствованием, питая свои энергетические ячейки из каких-то источников, о которых Райнасон мог только догадываться, и ремонтировать при необходимости выходящие из строя ячейки. В его банках памяти заключалась память расы древних хирлайцев. Пришельцы развились тогда, когда и сама эта планета была еще молодой, пробили себе дорогу к звездам и галактикам, и со временем, когда исторические эпохи начали по какой-то неизвестной причине давить на них, сократили пределы своей экспансии и оказались в этих краевых мирах. И они умерли здесь, на этой планете, падая в пыль. «До времени», сказал Хорнг; это должно означать — до того, как хирлайцы развили в себе способность к телепатии, до периода, который охватывает их расовая память.

Но Пришельцы все же присутствуют здесь, они живут в этом огромном электронном мозге инопланетян… их наука, знание, оригинальное искусство расы, которая уже завоевывала звезды, когда человечество еще только дивилось таким явлениям, как молния и огонь. Здесь была заключена наука, способная размышлять о войне и жажде знаний как о каких-то вредных категориях, но неспособная сказать ничего определенного о том, что же полезно на самом деле. Что это — неполная наука? Или просто нормальная наука другой расы, обладавшей иной психологией? Райнасон не мог дать на это ответ.

И потом — эти хирлайцы. От их расы осталось всего двадцать шесть особей, да и те способны только грезить под грандиозными некогда куполами, сквозь которые по ночам видны недосягаемые для них звезды да силуэты полуразвалившихся конструкций. Двадцать шесть серых, лишенных всякой надежды особей, которые даже ничего ниоткуда и не ждали. И вот пришли земляне.

Райнасон подумал о том, что, возможно, хирлайцы сами по себе являлись частью той информации, которую хотели передать землянам Пришельцы. Информации о том, что такой ужасающий упадок расы стал возможен лишь как плата за мир, что смерть является неизбежным следствием самоуспокоения и самодовольства. Хирлайцы успокоили самих себя — тогда, в далеком прошлом. Они сами определили себе меру спокойствия на тысячелетия вперед, и побудительные мотивы к поиску чего-то нового со временем угасли в них. И это явилось причиной их конца.

НЕТ НИКАКОЙ ЦЕЛИ.

Райнасона даже бросило в дрожь от такой мысли; он почувствовал, как холодный ветер прорывается сквозь одежду. Это ощущение возвратило его к реальности. Тяжело ступая, он взял несколько дезинтеграторов и отнес их к верхней ступеньке массивной лестницы, по которой скоро начнут подниматься земляне. Он распластался на земле возле лестницы, пытаясь всмотреться в темноту и увидеть какое-либо движение внизу. Но вокруг была тишина.

Что-то в поведении хирлайцев продолжало беспокоить его; стоя на коленях в спускавшейся на город темноте, он смог наконец определить, что именно. Дело было в отсутствии у них какой-либо надежды, в неподвижности, которая охватывала их сознание на протяжении веков. Нет цели? Но зато они жили в мире на протяжении вот уже тысячелетий. Нет, причиной их смерти был не только один упадок; они просто задохнулись.

Это не они сами выбрали мир, им его навязали извне. Хирлайцы были на вершине своей мощи, их развитие продолжало набирать силу, как вдруг им пришлось все сразу остановить. Перспектива конца, ожидавшего расу после такой резкой остановки движения по пути прогресса, не играла тогда для них никакой роли: выбор за них был сделан другими. Получив мир, они оказались не в состоянии пожинать его плоды. А подавление стремления к научному знанию, что было необходимо для полного искоренения воинствующего инстинкта, вообще оставило их ни с чем.

И во всем этом не было никакой необходимости, продолжал размышлять Райнасон. Древний мозг Пришельцев, основываясь в своих вычислениях на неполных данных, почерпнутых, по-видимому, во время краткого визита на Землю, безусловно мог сделать только осторожные оценки ситуации. На прото-языке Хирлая нельзя было передать такие понятия, как «если» или «возможно», и суждения машинного мозга, носившие чисто рекомендательный характер в сослагательном наклонении, были восприняты хирлайцами как непреложный закон.

И вот теперь земляне, из-за перспективы встречи с которыми эта раса довела себя до состояния полусуществования, завершат все дело… потому что хирлайцы поняли ошибку слишком поздно.

Райнасон потряс головой; почувствовал тошноту, вызванную растущей скорбью о роковых ошибках истории. Она, история, была капризной, жестокой, бесчувственной дамой. Она разыгрывала шутки, длившиеся тысячелетиями.

Неожиданно снизу донесся какой-то звук, Райнасон увидел пятерых людей, быстро карабкающихся вверх. Ощущая мощную волну гнева, он поднял дезинтегратор.

Внезапно у самого его уха раздался характерный шум; луч станнера прошел совсем рядом, попав в каменную стену. Стена завибрировала при соприкосновении с зарядом, во расстояние было слишком большим для того, чтобы он смог проломить ее. И в то же время они были уже достаточно близко.

Он распластался на земле, ища глазами того, кто в него стрелял. И быстро обнаружил его: маленький тощий человек беззвучно, почти как тень, перевалился через ступеньку и спрятался у подножья следующей. Их разделяли только три ступеньки. С такого расстояния можно было разглядеть грубое, грязное лицо этого человека, с морщинами, напоминавшими борозды. Глаза его были похожи на шелк. Райнасон слишком часто встречал таких людей на Краю; он знал, что имеет дело с человеком, переполненным жестокой ненавистью, ищущим любую возможность выплеснуть ее на всякого, кто попадается на его пути. Мысли об этом вызвали у него озноб.

Через мгновение человек перевалился на следующий уровень, одновременно посылая луч станнера, ударивший в стену в двух футах от Райнасона, который, лежа на животе, на этот раз даже почувствовал леденящую вибрацию камня. Он медленно нацелил дезинтегратор на гребень очередной ступеньки, через который должен был перевалить нападавший, и стал ждать его прыжка. Внутри он ощущал только страшный холод, который вполне соответствовал ветру, разгуливавшему над ним.

Человек двинулся снова. Но на этот раз он переместился перед прыжком к краю ступеньки, и Райнасон попал лучом в камень чуть позади него. Теперь их разделяла только одна ступенька.