Кавказская война - Фадеев Ростислав Андреевич

IV

ЕСТЕСТВЕННЫЙ СКЛАД РУССКОЮ ОБЩЕСТВА

Взгляды людей так случайны и разнообразны, что добиваться общего, безусловного согласия на какую-нибудь истину было бы пустой затеей. Самая простая истина — та, что земля кругла и в полюсах сжата — встретила бы решительный отпор со стороны нескольких миллионов старообрядцев, составляющих едва ли не самую развитую часть русского простонародья, полагающих, что земля есть плоский круг, в середине которого стоит Иерусалим; многие из наших русских людей выставили бы, в другом порядке мыслей, положения еще своеобразнее центральности Иерусалима. Тем не менее мы убеждены, что, если б можно было допытаться настоящего русского мнения в текущее время, — мнения не газетного, не чиновничьего, не университетского, а мнения русских людей культурного слоя, живущих в некоторой связи с почвой, — о том, что всего нужнее России, большинство отвечало бы не колеблясь, хотя, разумеется, каждый своими словами: сосредоточение. У нас накопилось достаточно развитых умственных сил, чтобы сложить их в политическое сословие; но их вовсе не достаточно для того, чтобы заквасить ими русскую всесословность на американский образец, как имелось, кажется, в виду в начале реформ. Растворяя свой культурный капитал, нажитый с таким трудом, в восьмидесятимиллионной массе, мы уподобились хозяину, вливающему бочку вина в пруд, в надежде улучшить вкус воды: при этом и вино пропало, и вода осталась по-прежнему. Но вышло еще то, что в этом растворе завелись зловреднейшие гады, которых прежде не было, проповедники всяких нелепиц, люди, ставящие себе задачей не развивать, а мутить общенародный строй, оставшийся без присмотра и местных руководителей, что явствует из политических процессов, начавших повторяться почти ежегодно. Как всегда бывает при внезапном смешении общественных положений, одни, сверху, или бросили все, или же стали популярничать в самом фальшивом тоне; другие, снизу, нашли возможность приобретать на опустелой почве влияние, для которого они еще вовсе не готовы, и пользоваться им для целей, иногда очень вредных. Наша всесословность не сложилась и никогда не сложится таким путем, но образованное общество рассыпалось.

Легенда о пучке стрел скифского царя может служить девизом к нашему современному вопросу. Сосредоточить образованное общество в связное сословие, сомкнуть его вокруг твердого ядра — вот русская задача текущего времени, без осуществления которой нам нечего рассчитывать на будущее.

Ядро это, очевидно, дворянство, ничего другого у нас нет. Круг его деятельности, место его в общегосударственном и народном строе очерчивается ясно, конечно, не в подробностях и не в прямом приложении к практике, что требует предварительного и серьезного обсуждения вопросов между властью и самими земскими людьми. Мы считаем возможным обсуждать печат-но лишь то, чего должно желать, а не приемов, посредством которых можно осуществить желаемое помимо людей, прямо стоящих у дела: иначе мы провинились бы перед читателями теми же именно словопрениями, которыми больна наша нынешняя печать, или, правильнее сказать, наш нынешний общественный строй, отражаемый печатью. Сущность же самой задачи мы считаем не подлежащей сомнению.

По нашему понятию, русское дворянство не может быть признано, в виду близкого будущего, всей умственной силой России, способной пользоваться политическими правами; но оно несомненно должно стать законным средоточием и устоем всей этой силы. Другими словами: вне дворянства у нас существуют, в настоящую пору, люди, отчасти сгруппированные между собой, отчасти разбросанные, способные к политической жизни и обладающие влиянием в своей среде, без которых земский строй не будет верным отражением действительности, опять уклонится от всероссийской правды; но эти группы и эти несвязные личности далеко еще не довольно самостоятельны, чтобы представлять что-нибудь от своего лица и звания; им может быть предоставлено лишь право лично пользоваться земскими правами дворянства, вступать в круг его земской деятельности, при определенных условиях, пока они им удовлетворяют. Все эти группы и лица выражают собой не русский созревший исторический слой, образующий наследственную силу государства, а только свою особу или свое случайное, часто преходящее экономическое положение; потому и участие их в общественном (конечно, не сельском) самоуправлении может быть только личное, истекающее или из высокого ценса, или из доверия к ним местного дворянства, открывающего им доступ в свои ряды. Затем, у нас существуют еще особые местности, в которых преобладающее влияние принадлежит по закону и здравому смыслу не дворянству, а владельцам капиталов, домов и лавок, — города. Очевидно, что эти местности со своими деятелями должны иметь в земских делах голос по праву, независимо от чьего-либо усмотрения. Можно думать, что все значительные города было бы гораздо удобнее отделить от уезда в особую земскую единицу.

Единственная группа людей вне дворянства, обладающая у нас самостоятельным значением, а потому имеющая несомненное право голоса в общих делах, это — купечество. Изо всех общественных групп наше купечество — самая связная, наиболее способная отстаивать свои сборные выгоды, как она постоянно доказывала. Со всем тем, нельзя назвать русское купечество сословием в западном смысле: до сих пор оно не могло сложиться в крепкое сословие, так как наши купцы, невольно покоряясь историческому складу русского общества, или постепенно переходили в дворянство, или же разорялись и вновь утопали в народе. Если же из купцов не выработалось сословия до сих пор, то уже не выработается никогда; теперь в нем нет больше надобности. В кастовом западном дворянстве нужны были законы Людовика XIV, оказавшиеся вдобавок бессильными по противоречию нравам, о дозволении дворянину заниматься торговлей, не роняя своего достоинства. В нашем народном дворянстве это понимается само собой. Ничто не мешает богатому русскому купцу и его потомкам увековечить свою фирму, став дворянами. Напротив, таким образом только и сложится в России действительно сильное купечество. Английское и голландское купечество больших домов давно считается частью местной аристократии. То же было в Италии, где, например, знаменитый банкирский дом Торлония носил герцогский титул, не переставая держать банк. В Европе торговая аристократия существует без привилегии, в силу своего наследственного богатства; но у нас укоренились другие условия: русский привилегированный слой, составляющий учреждение чисто общественное, должен открываться всякой общественной силе, упрочивающей себя наследственно. Потому в России следовало бы облегчить по возможности переход в дворянство крупным купцам, остающимся купцами. По нашему мнению, было бы совершенно согласным с современными потребностями предоставить им право просить о возведении в дворянство детей, обеспеченных значительной недвижимой собственностью; почетных же граждан, владеющих капиталом определенной величины, сравнять с дворянами во всех правах. Таким образом, богатое купечество наследственное перейдет всецело в привилегированный слой общества, как и следует по духу этого учреждения; вне русского высшего класса останется только мелкое купечество, и теперь ничем не отличающееся от народа, да люди, лично нажившие себе состояние. Потому о нынешнем русском купечестве следует говорить как о лицах, а не как о сословии. Лица эти, как члены общественного самоуправления, властвуют и должны властвовать в торговых городах, по естественному закону; там их главная сила, оттуда они могут заявлять в земские собрания о своих сборных нуждах и целях. Купцы, рассеянные в уездах, немногочисленны, по образованию стоят в итоге гораздо ниже дворян и пользуются значением только при большом состоянии; такое состояние — например, ценная фабрика — должно, конечно, давать им личный доступ в земское дворянское самоуправление. Вообще же голый капитал, как сила чисто вещественная, должен и цениться в общественном смысле только с вещественной стороны, сообразно своей величине. В этом отношении, для распределения наших купцов на общественные разряды нужно прежде всего определить величину их капиталов подоходным налогом. Запись в гильдии, как всякому известно, ничего не выражает. Никто не сомневается в наилучшем русском духе нашего купечества, в его практичности, в его близком знакомстве с народом; но потомственных купцов у нас еще мало, и в будущем им гораздо выгоднее перейти в высшее сословие, оставаясь купцами, чем навязывать новое; уровень образования остальных очень невелик, а потому нет возможности признавать за ними общественное значение иначе, как по действительной силе — по богатству, то есть по ценсу, во много крат высшему дворянского.