Народная монархия - Иван Лукьянович Солоневич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петр – в числе прочих своих войн – объявил войну и русским баням. Они были обложены почти запретительным налогом: высшее сословие за право иметь баню платило три рубля в год, среднее – по рублю, низшее – по 15 копеек – одна из гениальных финансовых мер, подсказанная Петру его пресловутыми прибыльщиками. Ключевский пишет: «в среднем составе было много людей, которые не могли оплатить своих бань «даже с правежа под батогами». Даже с правежом и под батогами московская Русь защищала свое азиатское право на чистоплотность. На чистоплотность, вовсе неизвестную даже и сегодняшней Европе, не говоря уже об Европе петровских времен.
Сказка о сусальной Европе и варварской Москве есть сознательная ложь. Бессознательной она не может быть: факты слишком элементарны, слишком общеизвестны и слишком уж бьют в глаза. И ежели Петр привез из Европы в три раза расширенное применение смертной казни, борьбу с банями и еще некоторые другие вещи, то мы имеем право утверждать, что это не было ни случайностью, ни капризом Петра, это было европеизацией: живет же просвещенная Европа без бань? – нужно ликвидировать московские бани. Рубят в Европе головы за каждый пустяк? – нужно рубить их и в Москве. Европеизация – так европеизация!
Европеизацией объясняются и петровские кощунственные выходки. Описывая их, историки никак не могут найти для них подходящей полочки. В Москве этого не бывало никогда. Откуда же Петр мог бы заимствовать и всепьяннейший синод, и непристойные имитации Евангелия и креста, и все то, что с такою странной изобретательностью практиковал он с его выдвиженцами?
Историки снова плотно зажмуривают глаза. Выходит так, как будто вся эта хулиганская эпопея с неба свалилась, была, так сказать, личным капризом и личным изобретением Петра, который на выдумку был вообще не горазд. И только Покровский в третьем томе своей достаточно похабной «Истории России» (довоенное издание) скупо и мельком, сообщая о «протестантских симпатиях Петра», намекает и на источники его вдохновения. Европа эпохи Петра вела лютеранскую борьбу против католицизма. И арсенал снарядов и экспонатов петровского антирелигиозного хулиганства был попросту заимствован из лютеранской практики. Приличиями и чувствами меры тогда особенно не стеснялись, и, подхватив лютеранские методы издевки над католицизмом, Петр только переменил адрес – вместо издевательств над католицизмом стал издеваться над православием. Этого источника петровских забав наши историки не заметили вовсе.
Первоначальной общественной школой Петра был Кокуй, с его разноплеменными отбросами Европы, попавшими в Москву на ловлю счастья и чинов. Если Европа в ее высших слоях особенной чинностью не блистала, то что уж говорить об этих отбросах. Особенно в присутствии царя, обеспечивавшего эти отбросы от всякого полицейского вмешательства. Делали – что хотели. Пили целыми сутками – так, что многие помирали. И не только пили сами – заставляли пить и других, так что варварские москвичи бежали от царской компании, как от чумы.
Пили, конечно, и в Москве: «веселие Руси…» Но если исключить Ивана Грозного с его тоже революционными методами действия, то о пьянстве в Московском Кремле мы не слышали ничего. Там был известный «чин». И когда московские цари принимали иностранных послов, то царь подымал свой бокал за здоровье послов и их монархов, но это не было ни пьянством, ни запоем.
О состоянии уровня трезвости в современной Петру Европе у меня, к сожалению, особенных данных нет. Есть случайная отметка москвича, путешествовавшего по Европе и отмечавшего, что, например, немцы «народ дохтуроватый, а пьют вельми зело». «Вельми зело» указывает на некоторую степень изумления: вероятно, в Москве пили или только «вельми», или только «зело», – в Германии и вельми, и зело. Но для более позднего периода некоторые свидетельства имеются. Сто лет после Петра, при Александре I, наш посол в Лондоне граф Воронцов доносил своему правительству о коронованных попойках, на которых «никто не вставал из-за стола, а всех выносили». Именно в то же время английский король Георг пришел на свою собственную свадьбу в столь пьяном виде, что не мог стоять на ногах и придворные во время всей церемонии держали его под руки.
Пьянствовала ли вся Европа? Ну конечно нет. В подавляющем большинстве случаев массы не имели не только вина, но и хлеба. В братоубийственных феодальных войнах, которые велись руками наемных солдат, население подвергалось грабежу не только со стороны «чужих», но и со стороны «своих». Еще армии Фридриха Великого были бичом для собственного прусского населения. Наемная армия – наемной армией была и фридриховская – не имела никаких моральных оснований быть боеспособной, отсюда и та палочная дисциплина, которая, к удивлению Фридриха Великого, заставляла солдата бояться капральской палки больше, чем неприятельского штыка. Отсюда та палочная дисциплина в армии, которую и у нас ввел Петр и ликвидировали только Потемкин, Румянцев и Суворов, позже она была восстановлена поклонником Фридриха – Павлом I. В Германии перед Второй мировой войной еще били гимназистов. Не было «телесных наказаний» в строгом смысле этого слова, но пощечины практиковались как самый обычный способ педагогического воздействия. К русским детям, посещавшим германские школы, эта система, впрочем, не применялась. Наши варварские нравы ликвидировали всякое телесное воздействие на школьников уже лет восемьдесят тому назад. И попытки немецких учителей бить по физиономии русских детей приводили к скандалам: иногда родители приходили скандалить, а иногда и школьники отвечали сами – так что русские варвары были оставлены в покое.
Все это было в средней Европе. В южной было еще хуже, в особенности в Италии и Испании, – вспомним, что последний случай аутодафе – публичного сожжения живого еретика – относится к 1826-му году. Вспомним и христианские развлечения римских пап – театральные спектакли, от которых, по выражению Покровского, краснели соотечественники Рабле, французские дипломаты. Редкий случай дипломатической стыдливости. На этих представлениях актеров слуги схватывали за руки и за ноги и били животом о пол сцены – так сказать, аплодисменты наоборот…
Не нужно, конечно, думать, что в Москве допетровской эпохи был рай земной или, по крайней мере, манеры современного великосветского салона. Не забудем, что пытки, как метод допроса не только обвиняемых, но даже и свидетелей, были в Европе отменены в среднем лет сто-полтораста тому назад. Кровь и грязь были в Москве, но в Москве их было очень намного меньше. И Петр с той поистине петровской «чуткостью», которую ему либерально приписывает Ключевский, – вот
