Игра Бродяг - Литтмегалина

— Я объясню тебе позже, если уверюсь, что прав. На данный момент у меня в голове такая сумятица, что я не отличу черное от белого.

— Ну, здесь тебе и не придется этим заниматься, — утешила его Наёмница. — Посмотри вокруг — все серое. Ладно, продолжим… Каждому из этих людей чего-то не хватает. И?

— Безвольный предупреждал меня, что у нас попытаются что-то отнять.

Наёмница ощутила дрожь в позвоночнике — уже в который раз. Ее колени ослабли, и она замедлилась. Вогт, заметив это, тоже пошел медленнее.

— У человека можно отнять еду, одежду, оружие, жизнь. Самоуважение, наконец. Но страх, волю, разум? Как это возможно? — спросила Наёмница.

— Он — создатель этого мира и сам устанавливает законы. Тут это возможно.

— Но что у нас отнимать?

— Сначала я испугался, что он собирается забрать тебя… — признался Вогт.

— Правда? Почему?

— Потому что ты мой друг, мой самый важный друг, — Вогтоус остановился и спокойно, как человек по-настоящему уверенный в чем-то, посмотрел в глаза Наёмницы.

Наёмница качнулась, внезапно ощутив легкое головокружение. Еще секунду она позволила себе смотреть в глаза Вогтоуса, а потом отвернулась. Воздух был холоден, к тому же плащ Наёмницы отсырел от тумана, но внезапно ей стало тепло. На миг она позабыла, где они находятся и что им угрожает… Как жаль, что счастливая забывчивость не длилась дольше.

Еще несколько шагов — и пятно, проступившее сквозь туман, приобрело очертания лежащего на земле тела. Присев, Вогт печально осмотрел мертвого. Тот был совсем молоденький, костлявый, подростково-хрупкий и лежал вытянувшись, сжимая горло окоченевшими пальцами. На лице выражение страха, рыжеватые пряди прилипли ко лбу, широко раскрытые глаза смотрят в недоступное небо, пугая своим бессмыслием — как будто сама пустота смерти зияла сквозь них. Раскрытый рот с посиневшими губами словно еще пытался вдохнуть воздух.

— У него отобрали дыхание, — сказал Вогт. — И он умер от нехватки воздуха.

— Так и есть, — услышали они знакомый тихий, дрожащий голос.

Вогт обернулся, и его лицо осветилось радостью.

— Это ты! А мы-то подумали, что ты умер!

Наёмница оторопело уставилась на подошедшего. Это же тот самый оборвыш, которого они видели сначала у мельницы, а потом на земле мертвым, сомнений нет! Все те же осторожные движения глаз, обращенных куда угодно, кроме как на собеседника. «До чего же противно, когда на тебя и глядеть не хотят», — осознала Наёмница и напряглась до деревянной жесткости.

— Я не умер, — покачал головой оборвыш. — Я — не умер. Я… — он сбился на тихое бормотание.

Вогтоус и Наёмница обменялись настороженными взглядами.

— Наверное, это был кто-то другой, — сказал Вогт примирительно. — Мы обознались.

«Ха», — подумала Наёмница, чувствуя, как по позвоночнику скатывается ледышка. Как же, обознались. Ото всех этих непонятностей ее уже мутило.

— Пожалуйста, не убегай от нас снова, — попросил Вогт. — Она… — Вогтоус ухватил руку Наёмницы и крепко — крепко — сжал ее. — Моя подруга больше не будет говорить плохих слов.

Наёмница как раз открыла рот, чтобы отпустить что-нибудь язвительное, но после заявления Вогта закрыла его — с обреченным, бессильным видом. Ладно, пусть поступает как знает.

— Как тебя зовут? — Вогтоус попытался поймать блуждающий взгляд, но это было едва ли возможно — оборвыш отказывался смотреть в глаза с упорством не явным, но твердым, как каменная стена.

— Зовут? Я не знаю, звал ли меня когда-нибудь, кто-нибудь. Если я даже и слышал, но не шел, это считается?

Наёмница фыркнула. Давление Вогтовых пальцев усилилось, теперь причиняя ей боль. Лицо оборвыша сморщилось от напряжения, отчего он приобрел нелепое сходство с младенцем, изготовившимся зареветь.

— Я зову себя «я», просто «я». Вы зовете себя как-то иначе? — его голос зазвучал почти сердито.

Брови Наёмницы подскочили на лоб. Вогтоус послал ей строгий взгляд: молчи.

— Хорошо, — согласился Вогт кротко. — Значит, тебя зовут Я. Я очень рад, что ты жив.

Я побледнел и отшатнулся. Его рот изогнулся, демонстрируя бледные десны и частично отсутствующие зубы.

— Я не рад, потому что ты мертв, — ответил он чуть слышно.

— Нет, — возразил смущенный Вогт. — Я — живой.

— Да, — повторил Я в каком-то помутнении. — А я живой.

Наёмница покатала слюну во рту и сплюнула. Каждый ее зуб сочился ядом. Как же все бесит! Она устала, у нее ноют ноги, а голова трещит после всего того бреда, что приходится выслушивать!

Она отвернулась, пусто всматриваясь в туман. Желтовато-серые мокрые клочья медленно плыли. Смотреть на них было тоскливо и промозгло. Этот демон… или бог, как его Вогт называет… неужели он не мог выдумать чего-нибудь повеселее? Если ты способен создавать миры — так создай себе веселенькое местечко, да и живи в нем… Но, кажется, некоторые люди уже настолько поломаны, что ничего веселенького у них не получается в принципе. Вогт все еще пытался добиться от безумца толку. Наёмница вполуха прислушивалась к его попыткам. Вероятно, он искренне полагал, что ему удалось вовлечь оборвыша в диалог. Но в действительности он беседовал сам с собой: сам себя спрашивал и сам себе отвечал, самого себя пытался убедить и не убеждал.

— Здесь опасно бродить одному. Почему бы тебе не присоединиться к нам? Мы ищем выход. Ты же хочешь уйти? Этот туман такой унылый, земля мертва, а неба не видно совсем. Никто не захочет остаться здесь. Так почему ты отказываешься идти с нами? Почему?

Наёмница достаточно хорошо знала Вогта (знала лучше, чем знала, насколько знает), чтобы различить нарастающее отчаянье в его вроде бы спокойном голосе. Я хранил упорное молчание, и его непреклонность злила Наёмницу. Считает, он достоин того, чтобы Вогт унижал себя уговорами? Вообще-то Вогтоусу следовало бы самому озаботиться, как он выглядит со стороны, но его это никогда не волновало. После каждого его слова, обращенного к тому, кто отказывался что-либо слышать, гнев Наёмницы возрастал.

— Брось, Вогт, — не выдержав, оборвала она. — Оставь этого тупицу. Хочет сгинуть здесь со всеми потрохами — да пожалуйста.

Вогт послал ей острый осуждающий взгляд.

— Что-то я не припомню, чтобы ты была очень разговорчива, когда я тебя встретил.

Наёмница попыталась изобразить обиду, но у нее ничего не получилось.

— Ты прав, — признала она, не веря в собственную глупую честность (вот как она сама сейчас выглядит со стороны?). Далее она впервые обратилась к Я, причем без обычной враждебности: — Давай держаться вместе. Не хочу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. То есть мне-то лично плевать, но Вогт сильно расстроится.

Наёмница заставила себя взглянуть в серые, подернутые сизой дымкой глаза. Я занервничал, уставился в землю, суетливо перебирая босыми ногами. Ноги были серые от