Голливудская трилогия в одном томе - Рэй Брэдбери

Фриц Вонг громогласно расхохотался.

– Узнаю своего ублюдка-сынка!

– Узнаю своего сифилитика-папашку!

Неистово гогоча, мы сцепились в железной хватке, которую принято называть дружескими объятиями. Фриц Вонг вытер глаза.

– Ладно, с формальностями покончено, – прорычал он. – Как ты?

– Скорее жив, чем мертв. А ты?

– Жив, но с трудом… А где жратва – что, проблемы с доставкой?

Я вытащил пиво, которое привез Крамли.

Фриц заглотнул едва не полстакана и поморщился.

– Помои, – прохрипел он. – А что, вина нет? Ладно, хрен с ним… – Он грузно опустился в мое единственное кресло. – Ну, говори – что там за помощь тебе нужна?

– Почему ты решил, что мне требуется помощь?

– А когда она тебе не требуется? Нет, погоди! Так дело не пойдет…

Бухая несуществующими сапогами, Фриц выбежал под дождь – и тут же вернулся с бутылкой Le Gorton. Уже через несколько секунд она была вскрыта красивым серебряным штопором, который как бы случайно оказался у него в кармане.

Я вытащил две чистые стеклянные банки из-под джема. Глядя на них с явным презрением, Фриц разлил вино.

– За великий тысяча девятьсот сорок девятый год! – объявил он. – Не слышу возгласов восторга!

Я глотнул.

– Куда – залпом?! – гаркнул Фриц. – А наслаждаться? А впитывать аромат?

Я понюхал банку. На всякий случай сделал ею круговые движения.

– Вполне, – кивнул я.

– Что ты сказал? Вполне?!

– Погоди, сейчас еще подумаю…

– Хватит уже думать, сучий потрох! Пей прямо носом! А выдыхай через уши!

Он закрыл глаза и показал, как надо. Я повторил за ним.

– О да, превосходно!

– А теперь сядь и заткнись.

– Вообще-то ты занял мое место, Фриц.

– Было твое – стало мое…

В итоге я уселся на пол, прислонившись к стене, а Фриц встал прямо передо мной в позе Цезаря, созерцающего муравейник[388].

– Ладно, давай, выгребай запасы из закромов.

Я взял лопату и старательно все выгреб – все до единого факта.

Когда я закончил, Фриц с недовольной миной долил мне вина.

– Хоть ты этого и не заслуживаешь… – подчеркнул он. – Дегустатор хренов. Марочных вин. Сиди молча – и смакуй.

Он нахмурился.

– Да, если уж кому и способен решить такую проблему, как Раттиган, так это я… – Он глотнул вина. – Или здесь надо было сказать – «кто»? Ладно, молчи.

Он распахнул дверь, ведущую прямо в восхитительный дождь, которому не было конца.

– Что, нравится? – Он кивнул на дождь.

– Обожаю.

– Вот я и говорю – мудень… – Фриц подкрутил свой монокуляр, настроив его на дальний обзор.

– Это вон там, что ли, – дом Раттиган? – спросил он. – Говоришь, семь дней уже ее не было? А может, уже – того, тю-тю? Всех поубивала, а сама просто исчезла – типа, хрен вы найдете мой труп. Никто не должен видеть мертвой повелительницу империи убийств… Ладно, теперь моя очередь выгребать закрома.

Он с ненавистью разлил в банки из-под джема остатки волшебного Le Gorton.

И объявил, что уже давно вообще нигде не снимается. За два года – ни одного фильма. Говорят, слишком старый.

– И это они говорят мне – лучшему в мире специалисту по кувыркам в постели! – громко возмущался Фриц. – Уроды! Вот, на безрыбье решил взяться за пьесу. Бернард Шоу – «Святая Жанна». Правда, пока еще не понял, кто сможет мне всю эту хрень сыграть. И еще между делом прорабатываю роман Жюля Верна, у которого истек срок авторских прав. Хочу обойти продюсера – редкостный говнюк, я тебе скажу. Все тихой сапой – и все себе в карман. В общем, для тебя есть работа. Мне как раз нужен какой-нибудь… второразрядный писатель-фантаст. Хочу немного причесать этот могучий шедевр. Соглашайся.

Не успел я открыть рот, как…

Небо разверзлось над нашим жалким жилищем, выплеснув на него тонны дождя вперемешку с огнем и громом. В этот момент Фриц проорал:

– Вы приняты!

После этого мы вернулись к делу Раттиган.

– Есть еще что показать и рассказать? – спросил Фриц.

Я показал и рассказал.

Вырезки из старых газет, налепленные скотчем прямо над кроватью, Фрицу пришлось рассматривать чуть ли не лежа.

– Чертова работа! – кряхтя и матерясь, ворчал он. – У меня же только один глаз! Второй я потерял на дуэли…

– На дуэли?! – пораженно переспросил я. – Ты никогда не рассказывал…

– Ладно, замнем. Лучше прочти почтенному немецкому режиссеру-циклопу имена под фотографиями.

Я начал читать, а Фриц повторял за мной.

– Так, эту знаю… – Он ткнул пальцем в газетную вырезку. – И эту. И эту тоже. Хм, тебе это ничего не напоминает? Например, стенд «Их разыскивает полиция»…

– А ты всех их снимал – или только некоторых?

– Можно говорить о нескольких коротких дислокациях в мотеле «Санта-Барбара». Я не хвастаюсь, упаси господь. Только голые факты.

– Ты всегда был честен со мной, Фриц.

– Ну, конечно. Держи карман шире. У тебя просто мозгов не хватало меня поймать. Надо же… Полли. Молли. Долли… Звучит как тупая скороговорка. Погоди-ка. Не может быть… Нет, почему не может? Ну, да – так и есть!

Он наклонился, настроил монокуляр и изо всех сил прищурился.

– Как же я этого раньше не замечал? Идиот, dummkopf![389] Просто между ними были перерывы. По нескольку лет. Вот эта, вот эта – и вон та. Боже праведный!

– Что, Фриц?

– Все они – одна и та же актриса, одна и та же женщина. Просто разные волосы, разные прически, цвет волос, косметика… Здесь брови густые, здесь – тонкие, здесь вообще нет бровей. Губы тонкие – губы пухлые. Глаза: с ресницами, без ресниц. Женские штучки. На прошлой неделе на Голливудском бульваре подходит ко мне какая-то фря и спрашивает: «Узнаешь меня?» – «Нет», – говорю. А она: «Я – такая-то». Смотрю – нос не ее. Рот – тоже. Брови – и говорить нечего. Плюс к этому сбросила килограмм пятнадцать и перекрасилась в блондинку. Интересно, и как я должен был ее узнать?

Он покрутил в руках монокуляр.

– Откуда у тебя весь этот вернисаж?

– Из музея на Маунт-Лоу…

– А, это тот сумасшедший владелец газетной библиотеки… Поднимался я к нему как-то раз – хотел кое-что поискать. Так и ушел ни с чем. Не смог дышать в его сраных катакомбах. Я этому хрену тогда сказал: слышь, ты, хрен, как сделаешь уборку помещения, ты звони, ага? Похоже, Констанцию сильно контузило во время бомбежки, раз она вышла за этого олигофрена. Нет… Ты мне все-таки скажи: как это я умудрился снять ее в трех фильмах под видом разных актрис – и ни разу не догадался, что все это она! Это же черт знает что такое. Даже уже не черт, а дьявол с Люцифером и его супругой в одном лице…

– Наверное, тебе было не до этого… – сказал я. – Ты же тогда, кажется, обхаживал Марлен Дитрих?

– Как-как ты сказал? Обхаживал? Это так теперь называется? – Фриц чуть не свалился с кровати от хохота. – Ладно, давай отлепляй от стены все эти вещдоки. Если я возьмусь за дело, они мне понадобятся.

– Если что, есть еще одна аналогичная экспозиция. В Китайском театре Граумана, в бывшей кинорубке. Там сидит старый…

– Ты хотел сказать – старый идиот?

– Я бы так не сказал.

– И очень напрасно! Как-то я узнал, что у него хранится недостающая часть моей «Атлантики», которую я делал еще для UFA – и имел неосторожность за ней прийти. Так этот дрочила чуть к стулу меня не привязал – пытался заставить смотреть все серии древнего сериала с Рин-Тин-Тином[390]. На какой-то там по счету я пригрозил, что выпрыгну с балкона, – только тогда он дал мне забрать «Атлантику» и уйти.

Фриц разложил фотографии по всей кровати и принялся буравить их взглядом через свой монокуляр.

– Говоришь, у Граумана есть еще?

– Ну, да… – сказал я.

– А что ты скажешь, если я предложу тебе совершить небольшое путешествие на автомобиле «Альфа-Ромео» со скоростью сто пятьдесят км в час? Какие-то пять минут – и мы уже в гребаном театре.

Кровь в одно мгновение отхлынула у меня от лица.

– Ну вот, и отлично, – заключил Фриц.

Через пару секунд он был уже под дождем. А еще через пять мы уже мчались на полной скорости, и, кажется, я даже успел впрыгнуть в машину.

Глава 37

– Фонарик, спички, блокнот… Карандаш – чтобы делать записи… – Я порылся в карманах. – Что еще?

– Вино, – сказал Фриц, – на случай, если эти страшные люди наверху не держат бренди.

Бутылку вина мы уговорили на двоих еще внизу – как только увидели гигантское нагромождение ступенек, ведущее в старую кинорубку.

Фриц улыбнулся.

– Чур, я иду первым. Не собираюсь тебя ловить, если ты начнешь падать.

– Спасибо, ты настоящий друг.

Он сделал первый шаг в темноту. Я двинулся следом, ощупывая пространство лучом фонаря.

– Слушай, а с чего ты вообще взялся мне помогать? – спросил я на ходу.

– Это все Крамли. Я позвонил ему, и он сказал, что лежит прикованный к постели. Странно, правда? Обычно общение с такими мудаками, как ты, очищает кровь и заново запускает сердце… Держи нормально фонарь, а то я споткнусь.