Одинокий орк: Странствия орка; Возвращение магри - Галина Романова

— Я… хотел спросить… Понимаю, есть вещи, которые мне не следует знать, но все-таки… Что это было?

— Ты о чем?.. А, не бери в голову! Хельг с кем только не цапается! Кнута не достает, потому что оба берсерки. Еще Кнут старше и умнее и может себя контролировать. А Хельга к тому же девушка бросила из-за этих его закидонов, вот он и срывается на всех.

— Я не о том, — вздохнул Каспар. — Кто такие кабаны и почему их так боятся, что даже жертвы приносят этому… Эйгу, кажется? — Он обрадовался, что ему удалось соединить в одном вопросе все терзающие его сомнения.

— Кабаны, говоришь? — Тан потянулся было к фляжке, но рука замерла на полпути.

Оказывается, в мире фьордеров на Северном Архипелаге все было не так уж просто. На каждом острове в военное время заправлял ярл. Были острова, где ярл имелся всего один, а были и такие, где ярлов было двое-трое. Они делили свой остров на несколько частей. Всеми островами управлял конунг, избираемый из ярлов пожизненно. Кабанами же называли тех ярлов, которые восстали против власти конунга: либо он не нравился им и они таким образом требовали переизбрания, либо это были люди, преступившие закон, но не желавшие нести ответственность за совершенные преступления. Были и те, кто не мог нормально жить по издаваемым конунгом законам. Кабаны не имели постоянного места жительства, их дома стояли на удаленных островках, к которым зачастую подобраться можно было только вплавь или всего лишь раз или два в месяц во время самого сильного отлива, когда обнажалась литораль. В дружинах кабанов находили приют беглые преступники и рабы. Основным занятием их был грабеж, причем нападали они на всех, кого встретят, уступая в этом лишь геронтийским пиратам, с которыми у них была постоянная вражда и борьба за первенство. Некоторые кабаны атаковали прибрежные поселения, города и села. И если дракк кабанов встретит шнеку кормщика Кнута, ее немедленно атакуют, чтобы захватить груз, а команду либо скормят рыбам, либо продадут на юге как рабов. Спасаясь от возможных атак, мореходы пускались во все тяжкие. И жертвоприношение морскому богу Эйгу — один из способов обезопасить себя. Вот Кнут и принес ему в дар хлеб и кровь.

— Ничего у него не получилось, — пробормотал Каспар.

— Ты тоже это почувствовал? — Эльф понизил голос и посмотрел по сторонам.

— Я же маг.

— Бывает, Эйг не откликается на просьбу, если ему в собственной дружине не хватает воинов. Тогда он нарочно может поднять бурю и потопить корабль. Будем надеяться, что мы ему не подходим!

Однако уже к полудню эльфу пришлось убедиться в обратном. Буря разыгралась не на шутку. Шнека скакала с волны на волну, ее мотало из стороны в сторону, она то вставала на дыбы, то зарывалась носом в волны.

На весла сели все. Два помощника кормщика вместе с ним изо всех сил налегали на кормовое весло. Остались только двое впередсмотрящих, которые не должны были допустить, чтобы в бурю корабль налетел на мель или торчащий из воды камень. Ну и еще Каспар, про которого все забыли.

То есть забыли на время. Никогда не видевший бурю и раз или два читавший о ней в детстве, магри испытывал двойственное чувство: восхищение — еще бы, увидеть что-то новое! — и элементарный страх встретить смерть в морской пучине. Плавал он плохо — не было возможности тренироваться — и отнюдь не был уверен, что ручные кандалы позволят ему держаться на воде. Мысль о том, что ему придется утонуть, настолько поглотила его, что он даже вздрогнул, когда что-то ударило его в бок.

— Чего рот раззявил? — гаркнул кормщик, наваливаясь на весло. — Воду вычерпывай… чтоб тебя!..

Возле Каспара валялся деревянный черпак на длинной ручке, похожий на половник. Только входило в этот половник никак не меньше половины ведра.

Шнека действительно успела нахлебаться воды. Это лишало ее маневренности и могло подпортить часть груза. Понимая, что работа — наилучший способ отвлечься от мрачных мыслей, магри двумя руками вцепился в ручку. И работал как одержимый, радуясь тому, что не сидит сложа руки. А когда резкий порыв ветра толкнул шнеку так, что она почти легла на бок и часть груза и вещи фьордеров готовы были вывалиться за борт, вместе со всеми кинулся спасать добро. И после этого опять схватился за черпак.

Утро застало шнеку качающейся на волнах.

Буря потрепала ее не так чтобы очень: за борт смыло лишь несколько мешков да подмокла в трюме мука. Но все остальное было целым и невредимым, а что мокрым — так солнце обещало высушить и груз, и людей, и корабль.

В самом начале бури пострадала бочка с питьевой водой — она опрокинулась, и ее содержимое выплеснулось на палубу. Посему, едва волны успокоились, Кнут первым делом крикнул впередсмотрящим:

— Ищите землю!

Чтобы не идти в открытое море, повернули на восток, поближе к материку. Каспар не знал, есть ли поблизости острова и как далеко их отнесло от суши, и приготовился терпеть жажду вместе с остальными. После напряженной работы — буря улеглась лишь к рассвету — с непривычки у него ломило мышцы и слипались глаза. К тому же море успокоилось, словно тоже устало гонять волны. И, хотя спать на мокрых, пахнущих рыбой досках было неудобно, он чуть-чуть… Наверное, он действительно задремал, потому что резкий крик впередсмотрящего заставил его подпрыгнуть:

— Земля!

Фьордеры сильнее налегли на весла. Всем хотелось отдохнуть после бури, напиться, перекусить — время приближалось к полудню, осмотреть борта и днище шнеки, да и просто пройтись по твердой земле. Шнека сорвалась с места, как усталая лошадь, увидевшая, наконец, ворота родной конюшни.

Каспар поднялся на ноги, чувствуя ломоту во всем теле от неудобной позы, в которой заснул. Хорошо еще, солнце и ветер немного подсушили мокрую одежду. Опершись руками о борт, он пытался разглядеть землю, но за задранным носом шнеки, двумя впередсмотрящими и несколькими головами гребцов что-то увидеть было трудно. Машинально он перевел взгляд на море — и не поверил своим глазам:

— Что это там? Корабль?

Фьордеры смотрели только на приближающийся берег, и никто не заметил дракка по правому борту.

Услышав возглас магри, эльф вскочил, бросил весло:

— Кабаны!

Более узкий и длинный и оттого кажущийся стройнее, чужой корабль несся наперерез шнеке. На задранном форштевне скалила клыки кабанья харя. Прозвище Кабан было у самого первого смутьяна, и три его дракка носили на носу такое украшение. Когда под его началом стало так много людей, что понадобились новые корабли, на тех тоже появились кабаньи морды. А потом обычай прижился, хотя того, самого первого, Кабана уже много лет как не было в живых. Говорят, он в конце концов бросил разбойничий промысел, вернулся на берег, остепенился, стал ярлом после смерти брата, не оставившего сыновей, и не получил титул конунга на очередных выборах только потому, что стал к тому времени слишком стар. Но дело его жило и процветало, и один из потомков того самого Кабана сейчас несся на усталую после бури шнеку.