Я помню...(Автобиографические записки и воспоминания) - Фигуровский Николай Александрович

Конечно, не только этими заботами было заполнено наше время в Доронже. Почти ежедневным нашим занятием стали походы за грибами. Далеко мы не ходили. Обыкновенно шли на запад, где в то время были еще неплохие грибные лесочки. Мы шли на запад по дороге в небольшие перелески, доходили до березняка, где росли белые грибы, обходили хорошо знакомые ельнички, березнячки и возвращались часа через два. Моя покойная мать не любила многие сорта грибов, хотя они были вполне съедобными и вкусными. Она выросла на севере, где грибами считались белые грибы, признавались и черные грибы — подберезовики, подосиновики, маслята, а в качестве соленья предпочитались грузди, подгруздки, волнушки, хорошие сыроежки. Остальные грибы — лисички, валуи и прочие, которых было много, мать обычно выкидывала. Она каждый день разбирала и сортировала нашу добычу, сушила, мочила и солила другие грибы. Мы почти ежедневно лакомились жареными грибами. Иногда же мы совершали и очень дальние походы. Там было куда больше грибов и хороших.

Кроме походов за грибами, мы нередко ходили на реку Меру. В то время еще не существовало Городецкой плотины, и Мера была нормальной небольшой рекой. Рыбы в ней было немного, но надо было знать места и выбирать нужное время для ловли. Редковато рыбная ловля нам удавалась, обычно дело ограничивалось добычей, пригодной для кошки. Но иногда, бывало, мы налавливали на хорошую поджарку. Рыбу в Мере вывели браконьеры, которые устраивали в бочагах взрывы, ловили бреднями и всякими другими путями. Они приезжали из Кинешмы с настоящим оборудованием. В то время борьбы с ними не было. Конечно, мы ловили рыбу удочками только для удовольствия посидеть где-нибудь в тихом укромном месте, где течение было небольшое, и к тому же — покормить комаров. Иногда мы просто гуляли по лесу или по берегу реки, в общем красивой. Так и протекал в Доронже наш отпуск. Бывали, впрочем, и исключения. Однажды брат Павел приехал в Доронжу на машине, которую он купил. Мы, пользуясь этим, совершали небольшие путешествия, ездили в Кинешму, ездили в имение А.Н.Островского и т. д.

Отдых в Доронже был в общем довольно приятным. Тишина, прекрасная природа, походы на р. Меру за рыбой, походы за грибами и ягодами, простое питание — все это то самое, что было необходимо мне, ведущему сидячий образ жизни в Москве и ожиревшему уже в начале 50-х годов.

К сожалению, мать не пожила долго. Она заболела раком и умерла в 1959 году. Через несколько лет умер от рака и брат Павел в Горьком.

В дальнейшем я уже не бывал в Доронже. Отдыхать приходилось либо в Кисловодске, либо другими путями — поездками на пароходе Москва-Ленинград-Москва или по Волге.

Отдых — дело обычно памятное. После 10 месяцев напряженной работы, беготни, лекций, заседаний, неприятностей и прочего приятно отвлечься на два месяца от всяких дел. Но удивительно, я пытаюсь воспроизвести приятные встречи, удовольствия отдыха и вспоминаю лишь отрывки, притом случайные. Плохо быть стариком и писать воспоминания. Все старое, что пережито в детстве, в ранней молодости, в начале жизни, я хорошо помню, и чем ближе к концу, тем все меньше и меньше воспоминаний. А ведь я жил полнокровной жизнью в эти годы и полнокровно отдыхал, чтобы снова взяться за тяжелые и разнохарактерные дела. Придется, видно, если доживу, дополнительно записывать то, что вспомнится в дальнейшем, относящееся к этим годам.

Реорганизация Института

Наш Институт занимался только наукой (Институт истории естествознания). Исследования велись по общей истории естествознания и по истории отдельных естественных наук и математики. Конечно, сил было мало, и различные области истории естественных наук разрабатывались неравномерно. Отставала особенно история физики. Однако Институт время от времени выпускал очередные книги, причем некоторые из них — вполне удовлетворительные. Кажется, в 1952 г. две книги, выпущенные Институтом, были удостоены Сталинской премии (С.Л.Соболь и П.М.Лукьянов). К тому же в ряде отделений АН СССР довольно активно работали комиссии по истории наук. Проводились Всесоюзные и частные совещания по истории отдельных наук, а в 1949 г. (январь) прошла специальная сессия Общего собрания АН СССР в Ленинграде по истории науки (см. Труды сессии).

Среди комиссий по истории науки при отделениях работала (очень неважно) Комиссия по истории техники при ОТН АН СССР60. Мы о ней долгое время почти не слышали61. Она ничего не выпускала, хотя имела штат научных работников. Впрочем, в 1952 г. Комиссия по истории техники провела Всесоюзное совещание довольно многолюдное, которое и привело к ее штатному расширению. Комиссия, насколько я вспоминаю, размещалась в здании Политехнического музея. Вначале ею руководил проф. Б.Н.Юрьев62, а с 1952 г. чл.-корр. А.М.Самарин63.

Среди техников, активно участвовавших в работе Комиссии по истории техники, была В.А.Голубцова64 — специалист по электротехнике (электроизоляции). Она была женой Г.М.Маленкова, ставшего с 1953 г. председателем Совета Министров СССР. Это была достаточно образованная, главное же весьма энергичная и инициативная женщина, широко известная до этого в качестве директора Московского энергетического института. И вот, однажды в августе 1953 г. (Почему отмечали 30-летие в 1984 г. в марте?)65 В.А.Голубцова позвонила мне по телефону и спросила, когда она могла бы приехать ко мне для переговоров. Мы договорились, и в один прекрасный момент к зданию Института (ул. Фрунзе, 11) подъехала важная правительственная машина. В.А.Голубцова обратилась ко мне (она, видимо, избегала обращаться к Х.С.Коштоянцу) с предложением объединить Институт с Комиссией по истории техники. Я был решительно против такого объединения. Мне казалось (да и теперь еще кажется), что история техники, да еще в тогдашнем состоянии, не просто осложнит работу Института, но и вызовет целую кучу осложнений в основных методах уже налаженной у нас работы. В.А.Голубцова после весьма учтивого разговора со мной уехала ни с чем.

Я, понятно, пошел к А.В.Топчиеву66, рассказал ему обо всем. Он, будучи моим близким знакомым, почти другом, посоветовал мне, однако, отнестись к этому делу положительно и никоим образом не перечить В.А.Голубцовой. А.В.Топчиев был политиком, тут уж ничего не поделаешь. Х.С.Коштоянц был против объединения. Что было делать?

Недели через две В.А.Голубцова сделала второй визит ко мне. И пришлось сдать позиции. Я скрепя сердце согласился, полагая, что «пока суд да дело», пройдет некоторое время и, может быть, дело утрясется. Но не тут-то было. Кажется, через неделю после последнего визита В.А.Голубцовой, 1 сентября 1953 г, мне стало известно, что состоялось постановление Совета Министров СССР об объединении Института истории естествознания с Комиссией по историй техники. Вот что значит иметь дело с такими людьми.

Вскоре мы переехали из уютной комнаты на ул. Фрунзе, 11 в новое помещение — в Политехнический музей (Новая пл, 3), в отдельное, сравнительно обширное помещение. Вскоре был назначен директором академик А.М.Самарин. Я и В.А.Голубцова были назначены заместителями директора. В жизни Института началась новая эпоха, связанная с новыми, далеко не всегда разумными, инициативами вновь пришедших к нам сотрудников по истории техники.

Можно было бы окончить на этом описание событий в Институте в 1953–1954 гг. О деятельности Института можно судить по публикациям, объем которых быстро расширялся. Но мне хочется вспомнить некоторые детали. В.А.Голубцова как зам. директора оказалась очень заботливой хозяйкой. Вскоре в Институте появился прекрасно оборудованный зал заседаний, библиотечные шкафы хорошей работы, сделанные в мастерских Совета Министров. Издательская деятельность Института быстро расширялась. Началась серия «Трудов Института», возник временный сборник, заменявший журнал «Вопросы истории естествознания и техники». Появились и некоторые нововведения, улучшившие и внешность, и культуру обстановки работы в Институте.