Все лики смерти (сборник) - Виктор Точинов

– А если я невзначай в нашего пульну? – невинно спросил Пашка Дикобраз, подкинув на ладони коробочку с пулями-карпулами; боеприпасы выдали не щедро – каждому стрелку на два выстрела.

Вопрос был не праздный. Дикобраз не блистал на зачетных стрельбах по выскакивающим из-за углов улицы-тренажера мишеням в виде террористов и уголовников. И зачастую вместе с фигурами, изображавшими экстремистов, дырявил и другие, изображавшие законопослушных граждан.

– Он получит антидот. А вы… – Полковник замялся на секунду, бросил быстрый взгляд в список. – А вы, капитан Бурич, получите выговор с лишением премии и неполное служебное соответствие. Еще вопросы?

– Что это и как им пользоваться? – спросил Проничев, вертя в руках свое оружие.

Пневмашки достались не всем. Многие, Кружилин в том числе, получили нечто странное – подобие укороченной донельзя базуки. Ствол короткий, толстый, но стенки тоненькие, сколько-нибудь приличного заряда штука наверняка не выдержит, взорвется.

– Это называется ПМС, – объяснил полковник. – Отставить смехуечки! Портативный метатель сети, ясно? Действует просто: снял с предохранителя – вот так, навел на объект, нажал вот здесь. Дальнобойность – семь-восемь метров. Заряд один, стрелять наверняка. Еще вопросы?

Вопросов не оказалось, и полковник перешел от оружия к дичи. Выдал три снимка, по одному на каждое отделение, их пустили по рукам, разглядывая. Сам фэсэошник тем временем зачитывал по бумажке приметы, перемежая их своими комментариями:

– Рост сто двадцать сантиметров, телосложение нормальное, шерсть нетипичной окраски, светло-серая. Хвост купирован в районе третьего позвонка… Короче, нет хвоста совсем. Физически развит, ловок, способен быстро перемещаться по вершинам деревьев и крышам зданий… Короче, в поселок прорваться не должен, всем ясно?

Фотография дошла до Кружилина. Ну да, бабуин… Седьмой серии или выше. И это хорошо, челюсти и клыки у зверюг первых серий были ого-го, со стаей таких зубастиков даже леопарды не связываются…

А у этого вполне приличная морда лица, у людей порой встречаются более развитые челюсти.

– Владеет речью, словарный запас очень высокий… Но я вам вот что скажу, между нами и без протокола: начнет болтать – не слушайте, стреляйте. А вдруг что услышите – немедленно забывайте. Всем ясно? Продолжим… На чем я там… А, вот… Может быть одет в костюм темно-синего цвета, либо в его остатки. Вот и все приметы… Стрелять только на дистанции уверенного поражения, боеприпасы зря не расходовать. Пока можете перекурить и расслабиться, загонщики начнут, – полковник взглянул на запястье, – через двадцать три минуты. И вот еще что… Местные предупреждены, чтобы сидели дома и не высовывались. А если какой дурак высунется и невзначай рядом с объектом окажется – пакуйте немедленно. Обоих: и объекта, и дурака. Вопросы есть?

Вопросов вновь не оказалось… На каком основании им паковать случайных свидетелей, глупо спрашивать. Был бы человек, а статью подберем.

Еще глупее спросить: да кем же он был, этот съехавший с катушек бандерлог? Если ловить его загнали чуть ли не всех питерских силовиков? Причем не просто силовиков, а офицеров, имеющих допуск не ниже бэ-четыре?

Подписав двести семьдесят вторую форму, таких вопросов не задают.

Полковник уехал на своем пазике, они остались. Выполняли приказ: перекуривали и расслаблялись. Кружилин не курил, а для расслабухи поведал соседям утренние свои злоключения – начиная с кокоса.

– Разбился кокос-то? – заинтересовался Дикобраз. – Притащил бы с собой, что ли… Точно ведь пожрать не дадут, ни слова «полкан» про еду не сказал…

Кружилин пояснил, что кокос уцелел, к тому же был не совсем свежий; рассказал и про дедушку, обучавшего пролетариев Африки секретам стахановских методов и тонкостям социалистического соревнования.

– Лишь того, кто любит труд, негром в Африку возьмут, – глубокомысленно заключил Дикобраз. – Интересно, есть тут продмаг поблизости?

3

Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе

Телевидение Егор не любил. Развлекательные программы его не развлекали, ужастики не пугали, комедии не смешили… Смешили, правда, боевики со стрельбой, драками и погонями, но их тоже смотреть не хотелось.

Так и остались бы новости да хроника городских происшествий единственными программами, признанными годными к употреблению. Но как-то натолкнулся на кабельный ретро-канал, сутки напролет крутящий старые фильмы. Цветные показывали редко, один-два за день, а в основном черно-белые, отечественные, первой половины прошлого века. Раз посмотрел, два, и как-то незаметно подсел на это дело.

Так вот, среди тех древностей зачастую попадались фильмы о мужественных революционерах, боровшихся за счастье всем сразу и даром. А с ними, в свою очередь, боролось охранное отделение. Боролось методами, способными вызвать в наши дни лишь умиление…

Наружным наблюдением, сиречь слежкой, в старых фильмах занимались шпики, они же филеры. Наивные такие ребята – все как на подбор с бегающим вороватым взглядом, с усиками, все в котелках, все с тросточками, прямо-таки униформа какая-то, только на груди большой нашивки «ФИЛЕР» не хватает… Естественно, бравые революционеры опознавали шпиков с первого взгляда и дурили их, как хотели. Славные были времена… Жаль, что прошли.

Но Егору отчего-то казалось, что из объективов камер на него пялятся именно такие филеры… Черно-белые. В котелках. С усиками.

…На Сенной проходил очередной митинг, круглосуточный и бессрочный. В защиту кого или против чего митинговали, Егор не знал. Большинство митингующих, наверное, тоже. Да и какая разница? Митинги давно стали обыденностью и играли роль деревенской завалинки. Потусоваться, людей посмотреть, себя показать, со знакомыми пообщаться, бесплатный концерт послушать, угоститься кофе с бутербродами от щедрот устроителей, а затем и рюмочкой чего-нибудь покрепче в кафешке по соседству… И при этом ощущать себя человеком с активной гражданской позицией. Борцом, можно сказать, окрепшим духом в борьбе. А против кого или за что нынче объявлена борьба, не так уж важно.

Вечером он оторвался бы в толпе легко и просто. Но поутру митингующих было негусто. Два усиленных патруля на двух концах площади откровенно скучали. Их автозаки смотрелись ненужными и инородными.

Парень в черной кожанке – то ли не по годам лысый, то ли наголо обритый – выкрикивал с эстрады короткие рубленые фразы. Почему-то в мегафон выкрикивал, хотя рядом стояли нормальные микрофоны. Свою речь лысо-бритый подкреплял энергичными жестами и вообще пытался, как умел, завести немногочисленную публику.