Наследство последнего императора - Николай Волынский

– Вот, Таточка, видишь! – вмешалась Ольга. – Мало того, что он убийца – он же потом сознался и всем хвастал! А сначала нагло врал. Тетя Элла еще потом просила маму не наказывать Феликса. Так что он не только убийца, он еще и клятвопреступник и трус. Что ему сделал отец Григорий?

– Да, – грустно подал голос Алексей, – плохо, что нет отца Григория…

И девочки замолчали, с жалостью глядя на брата. Был бы жив отец Григорий, брат так не мучился бы.

– Там еще третий был среди убийц, – проговорил Алексей. – Пуришкин… Пуришко…

– Пуришкевич! – выпалила Анастасия. – Вот!

– Ну, это уж точно еврей! – заявила Татьяна.

Ольга и Анастасия захохотали, улыбнулся и Алексей.

– Пуришкевич Владимир Митрофанович, – важно сообщил Алексей. – Помещик из Бессарабии, депутат Думы. Жидоед, каких еще поискать надо. А этот… ну, которого я «бомбой» взорвал… как он себя назвал?

– Родионов, – подсказала Анастасия.

– Да, Родионов… Фамилия русская, а сам непонятно кто.

– По-моему, он какой-то жмудин, – предположила Татьяна. – Говор у него какой-то… лифляндский.

– Похоже, – согласился Алексей. – Ну, это братия такая!..

– Какая? – заинтересовалась Анастасия.

– Зверствовать любят, палачи! – заявил Алексей. – Я знаю. Мне полковник Кобылинский рассказывал. Если на фронте немец попадал в лапы латышу, или эстляндцу, или лифляндцу, то старался сделать все, чтобы его, пленного, немедленно застрелили. Потому что жмудины – сразу развлекаться: уши живьем отрезали, потом нос…

– Алексей, прекрати сейчас же! – возмутилась Ольга. – Как ты можешь?

– А я что? – в недоумении спросил Алексей и пожал плечами. – Я ничего. Это они так делали, а не я.

Пришли полковник Кобылинский, доктор Деревенько и воспитатель Жильяр. Их сопровождали Матвеев и Дзеньковский. На лбу полковника светлел свежий пластырь. Доктор был очень недоволен и не скрывал этого, швейцарец Жильяр нервно крутил свои длинные усы дрожащими пальцами.

– Так что же произошло, Евгений Степанович? – спросила Ольга. – Кто был этот субъект? И как она попал сюда? Вы его арестовали?

– Это местный чекистский деятель Родионов, – мрачно пояснил Кобылинский. – Арестовать его нельзя. Должность его – комиссар.

– Сколько же у них комиссаров? – удивилась Ольга.

– Трудно сосчитать, Ольга Николаевна, – усмехнулся полковник. – Но не это важно. Если возникнет столкновение, неизбежна самая настоящая война с местными. Исход легко предвидеть. Поэтому, Ольга Николаевна, я решил, что инцидент нужно обозначить как досадное недоразумение, о чем вам и докладываю. Для общего блага. А вот вы, Алексей Николаевич, – обернулся он к мальчику, – примите мою сердечную благодарность! Теперь можно сказать, мы с вами поучаствовали в небольшом, но настоящем боевом столкновении. И если бы не ваша… – он усмехнулся, – праща…

– Бомба! – уточнил Алексей. – Бомба новейшей и самой секретной конструкции!

Все заулыбались, даже у Жильяра перестали дрожать руки, и он оставил в покое свои усы.

– Секретная бомба, – согласился Кобылинский. – Позвольте считать вас своим боевым товарищем.

Алексей гордо выпрямился.

– Все дело в том, господин полковник, что я воспринимаю ваши слова всерьез!

– А я и не шучу! – возразил Кобылинский.

– В таком случае я, как младший унтер-офицер российской армии, должен по уставу встать во фронт и сказать: «Рад стараться, ваше высокоблагородие!» Но Временное правительство, как мне говорил отец, устав строевой службы отменило. Так что я прошу вас подойти ко мне, чтоб я мог пожать вам руку.

Кобылинский подошел к нему, протягивая руку, и сказал:

– Поверьте, господин младший унтер-офицер! Я жму вашу руку с большим, как никогда, удовольствием и признательностью за вашу храбрость и находчивость, которые вы проявили в боевой схватке с коварным и опасным врагом!

– Рад стараться!

Все рассмеялись, хотя и немного нервно. Напряжение, от которого даже воздух уплотнился и тревожно завибрировал, постепенно таяло. Доктор Деревенько озабоченно осведомился:

– Кто-нибудь еще пострадал, кроме господина Кобылинского?

– Родионов пострадал! – крикнула Анастасия.

В разговор вмешался Дзеньковский.

– То не есть Родионов. Правильне призвище у него – Свикке. Он у себя в Лифляндии бывши царски гендарм.

– Жандарм? – переспросила Ольга.

– Свикке жандарм, – подтвердил Дзеньковский. – Он есть жмудин и вшиско злий. Баришням не надо боятися. Комитет жолнежовый только что решил, что Свикке пускать в дом не будем. Я правильно говорю, товарищ Матвеев?

Рядовой Матвеев удивленно воззрился на поляка:

– Это ты сейчас придумал?

– То есть плохое решение? – в свою очередь спросил Дзеньковский.

– Нет, товарищ, – согласился Матвеев. – Решение верное, и комитет его, конечно, утвердит. И обратился ко всем присутствующим: – Да, можно считать, что солдатский комитет такое решение принял.

Ночью, во втором часу полковник Кобылинский уже был в постели и читал. Это была повесть Николая Щедрина «Господа Головлевы». Книгу ему дал царь.

– Почитайте, Евгений Степанович, не пожалеете. Как верно схвачены типы – удивляешься!

Кобылинский читал повесть третий вечер и действительно удивлялся: что император в ней нашел? Скучно, примитивно. Щедрина полковник читал и раньше, и некоторые повести этого желчного, но необычайно проницательного писателя полковнику понравились, особенно «История города Глупова» и «Благонамеренные речи». Не то «Господа Головлевы». Только из привычки к дисциплине полковник решил книгу дочитать.

Неожиданно раздался сильный стук в дверь. Полковник захлопнул книгу.

– Войдите!

Дверь отворилась с такой силой, что заплясали огоньки двух свечей на столике у изголовья кровати.

Это был разводящий – унтер Воскобойников.

– Господин полковник! Ваше высокоблагородие! – доложил он, выпучив глаза. – Там, внизу – банда чекистов. С обыском.

Кобылинский решил, что не понял унтера.

– Какая еще банда? – переспросил он. – Грабители? Воры?

– Хуже, господин полковник! – с вытаращенными глазами повторил Воскобойников. – Я же говорю – чека! Обыск!

– Постой, Воскобойников, – полковник взялся за сапоги. – Что за чушь? Какой может быть обыск?

– У них ордер. С печатями – как положено.

– Сейчас. Без меня никого в дом не впускать!

Внизу, в вестибюле, стояли четверо. Кто они, легко было понять по их одежде: те черные кожаные курки и такие же кепки. Пятым был Родионов. Он посмотрел на лоб Кобылинского с большим интересом.

– Чем могу? – спросил Кобылинский.

Один из чекистов шагнул вперед.

– Мы принуждены, – сказал он, – произвести обыск в помещениях, которые в настоящий момент занимают ваши подконвойные Романовы.

– Ничего не понимаю! – заявил Кобылинский. – Вы не перепутали адрес?

– Что тут непонятного? – с раздражением бросил чекист. – Вот ордер. Читайте.

Кобылинский внимательно рассмотрел листок. Да, ордер. Официальный бланк, подписи, печать. Он повертел бумагу в руках.

– Но какой повод? Он здесь не указан. В чем обвиняют детей?

– Детей? – уже с откровенной неприязнью переспросил чекист. – Уж, по крайней мере, трое из них вполне взрослые для того, чтоб нести ответственность перед законом.

– Ответственность… Но за что? И не откажите – назовите закон, на который вы ссылаетесь! – не отступил Кобылинский. – Повторяю, ваш ордер не указывает повод для обыска. Я не жандарм и не полицейский, но повод, по закону, должен быть указан – это я знаю совершенно точно!

– По старому закону! – отпарировал чекист. – А что касается повода… Повод могу назвать: контрреволюционная деятельность, незаконное хранение оружия и крупных неучтенных денежных средств, предназначенных для организации контрреволюционного мятежа на Урале.

Пораженный Кобылинский поначалу не мог произнести ни слова. Потом медленно проговорил:

– Какой сумасшедший вам такое сказал? Это же сумасшедшая… чудовищная клевета! Или, как минимум, ошибка.

– В революционные времена бывают еще более невероятные вещи, – чуть отступил чекист. И уже мягче добавил: – Я готов прислушаться к вашим словам и вашему мнению и даже признать их справедливость, но только после того, как оно будут подтверждено результатами обыска.

– А если я не подчинюсь вам? В настоящий момент у меня только одно непосредственное начальство – совет народных комиссаров. Мои полномочия подтверждены Свердловым и Ульяновым-Лениным через комиссара Яковлева. Я могу подчиняться только их приказам или приказам лиц, которых они мне назначат, – сказал Кобылинский.

– Сопротивляться не советую, – спокойно проговорил чекист и обернулся к Родионову.

Тот торжествующе показал Кобылинскому свои длинные желтые зубы, подошел к входной двери, открыл ее. Кобылинский увидел грузовик, стоящий вплотную к входным ступенькам. В кузове сидели десятка два вооруженных солдат. Они весело переговариваясь на незнакомом языке.