Менделеев - Михаил Беленький

Для тех, кто сегодня пишет о правилах формирования научных коллективов и условиях поддержания в них благоприятного психологического климата, может остаться абсолютно непонятным, как вечно всклокоченный, нервный и капризный Менделеев мог подобрать столь совершенный в научном и кадровом отношении состав работников Главной палаты мер и весов. Факт представляется тем более удивительным, если взять во внимание, что никакого научного и вообще взвешенного подхода к этому вопросу у Дмитрия Ивановича не было. Он, конечно, был заинтересован в специалистах того или иного профиля, но, похоже, руководствовался при этом главным образом лишь тем, насколько этот человек мог быть для него «успокоительным». Работник, раздражавший Менделеева, не имел никаких шансов остаться в стенах Палаты, за исключением разве что тех случаев, когда сотруднику хватало ума разобраться в себе и внутренне «подстроиться» под Менделеева либо тот сам (или после подсказки коллег) вдруг начинал видеть нечто привлекательное в дотоле «неприятном» человеке.

Собственно говоря, человек мог стать неприятным Менделееву из-за пустяка, например оказавшись свидетелем смущения или замешательства старого ученого. Так, однажды он в присутствии недавно принятой на работу сотрудницы пытался использовать оптическую трубу, забыв снять с нее колпачок. Ничего не видя, он пришел в сильнейшее раздражение, считая, что барышня заслонила свет. Бедная девушка пыталась сказать ему о колпачке, но Дмитрий Иванович буквально не давал ей открыть рот. Всё, конечно, разъяснилось, но отношения Менделеева и новой сотрудницы были навсегда испорчены.

Любопытным исключением из этого правила были случаи, когда до ушей палатских ученых барышень доносились «нелитературные» высказывания, которые довольно легко вылетали из уст управляющего Палатой. Он, конечно, в таких случаях страшно смущался, иногда даже просил извинения, но никого не переводил в «черный список». Тут, наверное, играл свою роль один из мотивов, по которым он охотно принимал на работу особ женского пола — они были не только отличными специалистами, но и обладали способностью к «смягчению нравов»: мужчины в их присутствии «меньше стали нескромно выражаться». Дмитрий Иванович и сам старался не употреблять ругательств и грубостей при женщинах, иногда демонстрируя даже некоторые забавные крайности. Скажем, хотел он в своей привычной манере похвалить толковую сотрудницу: дескать, она в своем деле… но тут же спохватывался, что барышня может обидеться, и «смягчал»: «…собачку скушали».

Высокая оценка интеллектуальных возможностей женщин сложилась у Менделеева задолго до перехода в Главную палату мер и весов. Об этом свидетельствует не только его активная работа на ниве женского высшего образования, но и конкретные факты, связанные с подбором кадров для Палаты. Так, однажды, переманив у И. М. Чельцова толковую работницу (тот приехал к Менделееву советоваться, насколько уместна будет дама среди мужского персонала научно-технической лаборатории), Дмитрий Иванович тем не менее с большой горячностью принялся агитировать его брать на работу женщин: «Отлично! Возьмите барышню! У меня в университете была одна еврейка. Ух, какая работница была! Непременно возьмите! Только я знаю, о ком вы говорите… Я сам ее беру». Речь в данном случае шла о будущей многолетней сотруднице Палаты, помощнице и друге Дмитрия Ивановича Ольге Озаровской, оставившей о нем очень интересные воспоминания.

Озаровская, сумевшая с первой встречи понять натуру управляющего Палатой, объясняет многие неудачные контакты Менделеева с соискателями и другими незнакомыми посетителями застенчивостью и необычайным волнением великого ученого перед каждым новым человеком: «…когда он кричал, то кричал в сердцах, в сущности, на самого себя. Первая встреча решала судьбу отношений. Если посетитель не испугается, а ответит спокойствием, Дмитрий Иванович угомонится, польется у них интересная беседа». В противном случае события развивались по другому сценарию, опять же описанному Озаровской: «Входит посетитель, Дмитрий Иванович предлагает сесть в кресло и сейчас же кричит: — Стойте! На книгу не сядьте! — Посетитель вскакивает, берет с кресла фолиант и не знает, куда его девать: стол завален книгами и бумагами. — Ах, уж если сели, так сидите! Садились бы на книгу… — Посетитель кладет книгу на кресло и намеревается на нее сесть. — А, да держали в руках. Так уж клали бы на стол, что ли! Да уж сидите! Время-то, время идет! — Как только Дмитрий Иванович заметит, что произвел угнетающее впечатление, — кончено: взволнуется, наговорит грубостей и едва не прогонит, а сам после будет страдать».

Ответ на вопрос, как вокруг столь неуравновешенного лидера мог сложиться, возможно, лучший в России научный коллектив, наверное, состоит в том, что Менделеев являлся поистине культовой личностью своего времени и работа рядом с ним была честью для многих ученых. Кто-то был готов прощать ему любую несдержанность, а кто-то и вовсе не обижался на него ни при каких обстоятельствах либо относился к нестандартной личности своего руководителя с добрым юмором.

Ведь он требовал от сотрудников не покорности, а настоящего творчества, и это не могло не быть оценено учеными Палаты. К тому же Дмитрий Иванович, при всей его вечной взвинченности, воспринимал сотрудников как членов своей семьи — бывал к ним настолько внимателен и заботлив, насколько мог быть внимателен и заботлив к собственным детям. В любой момент Менделеев готов был использовать весь свой авторитет, все силы и всё время на хлопоты по личному делу своего сотрудника и шел в таких случаях до конца, до результата, не щадя здоровья и бросая в ряде случаев на чашу весов свой главный козырь — угрозу отставки. Возможно, именно этот феномен, описанный в воспоминаниях многих сотрудников Палаты, и позволил, вкупе с другими обстоятельствами, сложиться ее коллективу.

Новички подвергались порой весьма необычным испытаниям. Например, М. Н. Младенцев, которому было суждено вместе с В. Е. Тищенко стать биографом Менделеева, рассказывает, что пришел к нему вместе с товарищем, таким же выпускником университета. Дмитрий Иванович принял их ласково, был очень приветлив, хотя и поразил молодых людей суетливостью, показывал им карты, привезенные из своих путешествий, а потом вдруг поручил составить карту к отчету о поездке на Урал. Молодые люди были ошарашены, но за дело взялись. Через два месяца работа была показана Менделееву, который ее забраковал. Его не устроило, что параллели были вычерчены, как тогда было принято, с помощью ломаной линии. Он потребовал выполнить их дугами, использовав коническую проекцию Гаусса, что было сопряжено с массой вычислений и прочих трудностей. Через какое-то время «картографы» решили отказаться от задания и заявили Менделееву, что их этому делу не учили. Дмитрий Иванович тут же поставил в разговоре точку: «Лица, умеющие делать то, чему их учили, мне не нужны. Карту или уходите». Они не ушли, а разобрались и сделали всё так, что старик остался доволен. Отчет вместе с картой был опубликован, а через какое-то время она была издана отдельно как одна из лучших карт региона.