Анжелика в Новом Свете - Серж Голон

Но кроме того, она очаровательная маленькая куколка… Она еще очень хороша… О Господи, к чему такие мысли? Зачем пришел я в это заклятое место?.. Что расскажу я там, в Квебеке?.. Если мы когда-нибудь вернемся туда… Отпустит ли нас этот язвительный человек, ведь, по сути дела, мы все его пленники… А с него станется… Но кто это там движется по озеру?.. Похоже…»

Барон д'Арребу приложил руку козырьком к глазам.

Глава 8

Вдвоем, всегда вдвоем ходят путешественники зимой. За одиноким путником по пятам следует смерть. Всегда вдвоем – француз и индеец.

Только французу может прийти в голову нелепая мысль вступить в единоборство с теми ловушками, что расставляют на пути мороз и снег, ввязаться в поединок со снежными бурями и необозримыми пространствами, где нет ни одной живой души. Только индеец, знающий тайны зимнего леса, может сопровождать его, и он не боится, потому что белый наделен могуществом с помощью своего неистребимого краснобайства отгонять снежных демонов.

Похожие друг на друга своими меховыми плащами с капюшоном и кожаной бахромой, своей походкой, отяжеленной снегоступами, француз и индеец пересекали озеро. Стоял полдень, и тени, отбрасываемые их фигурами, были совсем короткими. Когда путники подошли настолько, что стали различимы их лица, барону д'Арребу показалось, будто одно из них знакомо ему, но, прежде чем вспомнить, кто перед ним, вспомнить имя этого человека, он почувствовал, как его охватывает какая-то неприязнь, и весь внутренне сжался. Он не решился окликнуть его. С подозрением, почти враждебно смотрел он, как они приближаются. Ему хотелось крикнуть им: «Зачем вы пришли сюда? Зачем хотите вы нарушить покой этих мест, где все счастливы?.. Уходите!..»

С форта тоже заметили незваных гостей, и Флоримон с Жаном Ле Куеннеком спустились к берегу с мушкетами в руках.

Мужчина, который шел впереди, держал голову очень прямо, даже немного откинув ее назад, словно хотел вобрать под свои полуприкрытые веки весь солнечный свет. Когда он подошел ближе, д'Арребу понял, что путника постигло одно из наиболее страшных несчастий, подстерегающих дальних путешественников зимой: он не видит, его глаза обожжены ослепляющим блеском снега. Его красные вспухшие веки были покрыты потрескавшейся белесой коркой. На него было страшно смотреть.

– Есть здесь кто-нибудь? Я чувствую, что есть, но не могу разглядеть кто!.. – крикнул он.

Остановившийся рядом с ним индеец с ружьем мрачно оглядывал наведенные на него мушкеты.

– Кто вы? Откуда вы пришли? – спросил д'Арребу.

– Я Пасифик Жюссеран из Сореля, но иду из Нориджевука, что на реке Кеннебек, я уполномочен передать письмо для полковника Ломени-Шамбора от отца д'Оржеваля…

И, помолчав, он добавил:

– Уж не собираетесь ли вы стрелять? Я не сделал ничего плохого. Я француз, такой же, как вы, я тоже говорю пофранцузски… Не стреляйте в меня…

Его полуслепота очень пугала его. Он, должно быть, чувствовал себя целиком во власти тех, кто стоял перед ним, ибо не в силах был даже прочесть, что выражают их лица – дружелюбие или враждебность. Д'Арребу наконец узнал этого человека, он часто встречал его в Квебеке, это был служка отца д'Оржеваля.

В первое мгновение барону показалось, будто он проглотил что-то ужасное, с привкусом желчи, но милосердие взяло верх, и он поспешил воскликнуть:

– Несчастный! В каком вы состоянии! – И, повернувшись к Флоримону, пояснил:

– Этот человек состоит на службе у отца д'Оржеваля и прибыл сюда по его поручению.

– Мне кажется, я уже видел этого служителя Бога в Катарунке, – хмуря брови, бросил молодой человек.

Пасифик Жюссеран растерянно поворачивал голову на звук голосов.

– Не стреляйте в меня, – повторил он, – я не враг. Я только принес письмо графу де Ломени.

– Но почему вы так боитесь, что в вас будут стрелять, едва завидев? – спросил Флоримон. – На вашей совести есть какиенибудь неблаговидные поступки, в которых вас может упрекнуть при встрече хозяин и владелец этого форта граф де Пейрак?

Явно смущенный, Жюссеран не ответил. Он хотел сделать несколько шагов в сторону своих собеседников, которых он, должно быть, кое-как различал, но оступился на откосе берега. Д'Арребу взял его под руку и помог дойти по тропинке до форта.

Граф де Ломени-Шамбор держал в руках послание. Он знал, это толстое письмо, сложенное и запечатанное темной восковой печатью с изображением герба Себастьяна д'Оржеваля, нанесет ему глубокую рану, и, чтобы оттянуть время, он не вскрыл его тотчас же, а принялся расспрашивать служку, которого барон д'Арребу усадил на скамью. Служками обычно бывали набожные мужчины или молодые люди, добровольно поступившие в полное подчинение к миссионерам на один или многие годы, чтобы заработать отпущение грехов. Пасифик Жюссеран состоял при отце д'Оржевале вот уже четыре года.

– Но как святой отец узнал о том, что я нахожусь в форте Вапассу? – спросил мальтийский рыцарь.

Пасифик Жюссеран повернул к нему свое суровое опухшее лицо и гордо ответил:

– Вы же прекрасно знаете, что святому отцу известно все. Ему поведали об этом ангелы.

Анжелика промыла его обожженные солнцем, раздувшиеся веки и поставила на них освежающий компресс. Потом дала ему похлебку с хлебом и водки. Сидя с завязанными глазами, очень прямо, с заносчивым видом, Пасифик Жюссеран поужинал.

Анжелика с первого же взгляда догадалась, что он человек непростой, из тех, что внушают тревогу. На все ее вопросы и расспросы он отвечал скупо, односложно. Он оживлялся только тогда, когда речь заходила о его господине, отце д'Оржевале. Отличительной чертой отца д'Оржеваля, славящегося поразительной учтивостью, было то, что он словно умышленно окружал себя существами ожесточенными, в которых, казалось, будто в зеркале, отражается темная и жестокая сторона его натуры, та, что глубоко упрятана. Кроме Жюссерана, в их числе были и отец Ле Гиранд, и отец Луи-Поль Мареше. В свое время они сыграли решающую роль в борьбе за сохранение Акадии и огромной территории Мэн за католической церковью и королем Франции. Следует заметить, что оба эти монаха – а кстати, и Пасифик Жюссеран тоже – впоследствии в ходе этой борьбы приняли насильственную смерть.

Граф де Ломени-Шамбор наконец решился и вскрыл послание отца д'Оржеваля.

«Любезный друг мой, – говорилось в послании, – я удивлен, что вам удалось добраться до этого пресловутого Вапассу, где Пейрак и его шайка укрылись после уничтожения Катарунка. Такая отвага, проявленная вами лишь ради того, чтобы встретиться с этим дьяволом, да еще в зимнее время года, я надеюсь, не останется без вознаграждения. Однако я пишу вам, чтобы заклинать вас – не проявите на сей раз слабости, когда будете принимать свое решение. Я трепещу, не поддались ли вы – уж не знаю какой! – изощренной диалектике и ложным проявлениям добродетели, коими сумели заворожить вас эти авантюристы, дабы легче им было втереться к вам в доверие и погубить все наши начинания. Когда я беседовал с вами в Квебеке, вы ссылались на лояльность графа де Пейрака, на его уверения в дружбе. С тех пор прошло не так много времени, а он уже убил Пон-Бриана, человека, преданного нашему делу, еще глубже вторгся на территорию Новой Франции.