Встреча с хичи. Анналы хичи - Фредерик Пол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я должна быть там, – раздраженно сказала она. – Сегодня пир на свежем воздухе, вы знаете.
– Да, мэм, – сказал Снизи, и Гарольд энергично кивнул.
– Жареная свинина, – сказал Гарольд. – Танцы!
Директриса выглядела мрачно. Она немного подумала, потом приняла решение.
– Вы должны все рассказать консультантам, – сказала она. – Все трое.
– Но я не веду дневник! – взвыл Гарольд.
– Но, видишь ли, мы не можем быть в этом уверены. Нет, – твердо сказала директриса, – пусть будет так. Вам все нужно рассказать. Я уверена, у машин будет немало вопросов. Просто рассказывайте правду и ничего не упускайте – боюсь, на пир вы не попадете, но я прикажу поварам оставить для вас что-нибудь. – Она встала и ушла.
Гарольд с каменным лицом взглянул на друзей.
– Это все из-за вас! – презрительно сказал он.
– Прошу прощения? – вежливо отозвался Снизи.
– Прощение! Лишить меня такого пира! Слушайте, – заговорил Гарольд, быстро соображая. – Вот что я вам скажу. Я пойду первым. Тогда, может быть, отделаюсь и успею на берег до начала танцев. По крайней мере хоть это вы можете для меня сделать? От вас ведь все неприятности!
Конечно, в тот момент никто из детей не знал, насколько велики будут эти неприятности. Они были просто дети. И не привыкли оказываться в центре событий, сотрясающих всю вселенную.
Снизи решил, что в словах Гарольда есть определенная доля справедливости, хотя существует и второй уровень, на котором все происходящее просто несправедливо. Ни он, ни Онико ничего не сделали! Никто не говорил, что им не следует изучать земные условия жизни. Никто даже не намекнул, что неправильно подводить итоги и систематизировать все изученное в дневнике – да и вообще это не «дневники», в том смысле, в каком вы описываете в блокнотах с позолоченным обрезом свои увлечения и разочарования. Просто дети вводили всю собранную информацию в свои капсулы, как сделал бы всякий разумный хичи (или воспитанный хичи человек).
Они не сделали ничего предосудительного – и как ужасно, что их невинная деятельность была кем-то преобразована в самое запретное из всех возможных действий – в передачу Врагу! Для Снизи это была слишком страшная мысль. Онико рядом. Ей справиться легче. Снизи сказал:
– Есть еще одна кабинка, Онико. Хочешь войти в нее?
Она покачала головой. Ее темные глаза стали еще темнее от недавних слез, но она перестала всхлипывать.
– Иди ты, Стернутейтор.
Он поколебался, потом сказал:
– Хорошо, но я подожду, пока ты не закончишь. Мы пойдем на берег вместе.
– Нет, пожалуйста, Стернутейтор. Когда закончишь, уходи. Я все равно не хочу есть.
Снизи задумчиво зашипел. Ему не нравилась мысль о том, что Онико пропустит веселье на берегу, и еще меньше – о том, как она ковыляет в корсете и с костылями по песку. Онико трудно передвигаться по ровной поверхности, ее мышцы все еще не привыкли к земному тяготению.
Потом ему пришло в голову, что он может ничего не обещать: просто подождет ее, если даже она об этом не просит.
– Хорошо, Онико… – начал он.
И тут вся проблема потеряла смысл.
Огни погасли.
Гостиная погрузилась в сумерки, единственное освещение исходило от окна, в которое открывался вид на горы; но горы уже скрывались в заходящем солнце.
Из кабинки с Гарольдом послышался рев:
– Какого дьявола?!
Дверь кабинки задрожала, потом чуть приоткрылась, и наружу протиснулся Гарольд. Ему пришлось отодвигать дверь вручную.
– Что происходит? – спросил он, сердито глядя на Снизи и Онико. – Глупая программа просто отключилась на середине вопроса.
Снизи сказал:
– Я думаю, отключилось электричество.
– О Допи, какой ты дурак! Электричество никогда не отключается!
Снизи посмотрел на экран на стене, ставший немым, на всю осветительную аппаратуру, теперь не работающую, на дверь, больше не открывающуюся, когда к ней подходишь.
– Но оно отключилось, Гарольд, – рассудительно сказал он. – Так что же нам делать?
Когда отключилась энергия, коридоры школы стали темными и тревожными. Отключились и лифты, так что пришлось воспользоваться лестницей, чтобы добраться до главного здания, а оттуда на берег. Этой лестницей никогда не пользовались.
Но для слабых ног Онико это не выход.
– Придется идти, – мстительно сказал Гарольд, и Снизи согласился с ним.
– Но лучше двигаться по дороге, – заметил он. Гарольд мрачно посмотрел в окно на горы, потом в другое, откуда виден был берег. Школа умерла, но ее ученики нет. Почти все уже находились там, крошечные на расстоянии, они толпились на берегу. Сцена на берегу не выглядела пугающей. Скорее похоже на веселье, и Гарольд вздохнул.
– О боже, наверно, придется идти по дороге. Из-за Онико. Ну, давайте покончим с этим. – Он не сказал, что теперь, когда механизмы вышли из строя, единственная возможность – спускаться по откосу холма, и для него это будет не легче, чем для девочки. Он направился к двери. Но раньше никогда не было такого – чтобы ты приблизился к двери, а она не открылась. И он чуть не расшиб нос. Потом остановился и сердито открыл ее.
Теперь уже почти совсем стемнело, а фонари снаружи, понятное дело, тоже не горели. Впрочем, это не имеет значения. Вскоре взойдет луна, и даже звездного света над Тихим океаном достаточно, чтобы видеть. Больше, чем отсутствие электричества, Снизи тревожила Онико. На Колесе она почти не плакала, даже когда старшие дети дразнили ее. Теперь она, казалось, не в состоянии остановиться. Слезы появились снова, медленные крупные капли возникали в углах ее глаз, одна покатилась по щеке к подбородку, другая готова была занять ее место.
– Пожалуйста, Онико, – взмолился Снизи, – ведь дело только в электричестве. Ничего серьезного.
– Не в электричестве, – всхлипывала она, – а в моем дневнике.
– Какая ты глупая, – в отчаянии сказал Снизи, желая убедить если не Онико, то хоть самого себя. – Должно быть, просто совпадение. Неужели ты думаешь, что Врага могут заинтересовать детские сочинения?
Она переместилась на костылях, чтобы посмотреть на него.
– Но они заинтересовались! – взвыла она. – Ведь это были мои слова. И твои тоже.
– Да, Допи, – грубо вмешался Гарольд. – Не пытайся отвертеться! Это все твоя вина – и ее тоже!
– Включая и то, что электричество отключилось? – спросил Снизи. Но от этого ему не стало легче. В каком-то смысле он и сам признавал, что все это его вина. Слишком мала вероятность простого совпадения. У хичи нет аналогии с образом сорока миллионов обезьян, печатающих на машинке сочинения Вильяма Шекспира, но он и не требовался, чтобы убедить Снизи.
