Большая Медведица - Олег Иконников

— Олега, а почему в тюрьме надзирателей дубаками зовут?

— Дубак — это значит дубина. Ты заметил, что от всех дверей у них один ключ? Это для того, чтобы он, балбес, не думал. Если ему дать связку ключей, он тебя из камеры вывести просто не сможет.

— В натуре — расхохотался младший брат — ты не обижаешься, что я показания дал?

— Да нет, Эдька, все по жизни.

— Мне, честно говоря, тюремные отношения, как кость в горле. Тусуются по хате бичи натуральные с испитыми харями, мы — бродяги, говорят. Смотрю я на них, в натуре бродяги, грязные, вшивые, где только бродили — не могу понять. Один возле меня маляву пишет, в слове «блядь» пять ошибок сделал. На положении в Улан-Удэ Боря Торчок, я Торопыге маляву отписал — помоги, мол, Толян, меня менты прессуют, а он, сука, Торчку накатал, что никакого Эдьку не знает.

— Да бляди они все, Эдька. Ни у кого духу не хватило на «Акацию» пойти. Зато я еще в бинтах ходил, а Культурный, который во время налета, как мышь, у любовницы прятался, в Москву к ворам улетел.

— Зачем?

— Как зачем? За медалью. Сказал, что это он Акацию замутил.

— В натуре суки конченные, я-то вижу, что ты в воровскую идею веришь, ну и пру за тобой по бездорожью. Грознову спасибо, он понял, что я на тебя показаний не дам и светанул мне видеокассету, я хоть отмучился сразу.

— Ты что замолчал?

— Да думаю, Олега, Грознов, Ушатов, Кунников — нормальные мужики. В Хабаровск летели, всю дорогу с Сизовым и Шульгиным анекдоты травили. Шульгин молодой, уже майор, а вот этот парень нас сегодня охраняет, ты его знаешь?

— Веселов Игореха, старлей. Рядом с нашими родителями в «Северном» живет, а что?

— Давай его позовем чай пить.

Святой подошел к деревянным дверям и пару раз пнул.

— Игорь!

— Это ты, Олег? Говори.

— Мы чайник включили, заходи, согреемся.

— Сейчас, за кружкой схожу — Веселов замкнул автомат в сейф, потом дежурку. Спрятал ключи под перевернутым ведром в коридоре и вошел к братьям.

— Не спится?

— Какой сон, Игорь, год не виделись. У тебя в дежурке холодно?

— Да прохладно, в общем.

— Ну и сиди с нами до утра.

Кунников тоже не спал. Напечатавшись до мотыльков в глазах, он вылез из-за машинки и поставил на плиту кофейник, потом заглянул в ванну, надеясь найти что-нибудь грязное из одежды и постирать, ничего не обнаружив, он взял тряпку, намочил ее и пошел в комнату протирать пыль. К сожалению, пыли тоже нигде не было. Игорь сел в кресло, бросил тряпку на пол и вытянул затекшие ноги. «Надо бы жениться, — лениво шевелились мысли, да кто за меня пойдет. Вечно на работе, а домой вернусь — тоже всегда печатаю». Затрещал телефон.

— Кунников, слушаю.

— Не спишь, Игорь?

— Да нет — узнал он голос Грознова — откуда звонишь?

— Из Управления. Агеева только что в КПЗ привезли из Улан-Удэ. Ты с утра где будешь?

— В прокуратуре.

— Ну, имей в виду, что до обеда мы с ним поработаем.

— Что сейчас-то делаешь?

— В подвал пойду, Веселев там с Иконниковыми чаи гоняет, погреюсь маленько, батареи в кабинете холодные, как лед.

— У меня тоже кофейник на печке постоянно, ну ладно, в обед увидимся. Святой смотрел, как Грознов, обжигая пальца, дул на горячий чай.

— Сергей Николаич, вот ты по ночам соскакиваешь и с пистолетом подмышкой убегаешь из дома, а жена как на это реагирует?

— По-моему нормально. Ведь не может быть, чтобы я, как ошпаренный, бежал к другой женщине.

— Ты давно женат?

— Восемнадцать лет летом стукнет, трое детей, так что все в порядке.

— Про Ушатова расскажи что-нибудь.

— Он у нас семь лет служит, с отличием закончил институт и работал в нем преподавателем. Жена у него с понятием, две дочки. В общем, хороший парень.

Отлежавшего бока на жестких нарах КПЗ Агея, выдернули на допрос в одиннадцать.

— Здравствуйте, Андрей Валерьевич — встретил его Кунников — разговаривать будем?

— Да вроде не о чем, Игорь Валентинович.

— Хорошо, садитесь удобней. Работать долго придется. Вот здесь и вот в этом месте ознакомьтесь и распишитесь. Это экспертизы по убийству Лисицына и Пестунова.

— Не валил я никого, что мне читать.

— Андрей Валерьевич, вы обязаны ознакомиться с экспертизами, понятно?

— Понятно — Агей зашелестел страницами. Улучив момент, когда следователь встал к сейфу, Андрюха перевернул пару листов и сразу наткнулся на показания Ветерка.

— Гражданин следователь, в туалет надо бы сходить.

Кунников поднял трубку.

— Сергей Николаич, Агеева в туалет сводите. Через минуту в кабинет заглянул Грознов.

— Пошли, Андрей.

В коридоре Агей остановился.

— Сергей Николаич, чтобы порожняки не гонять, ты мне скажи — Иконниковы дали показания?

— Послушай, Андрей, вот у всех у вас все в Олега упирается, ну, а если он молчит, что тогда?

— Он — близкий мне человек, понимаешь, и по духу, и по жизни. Пока Олега не заговорит, я не дам показаний.

— На слово мне поверишь?

— Тебе — да.

— Братья Иконниковы дали показания, больше я тебе ничего не скажу.

— Больше ничего и не нужно. Святого я не брошу по-всякому. Пошли к следователю.

— А в уборную?

— Я не хочу, Николаич, мне с тобой побазарить надо было.

Зайдя в кабинет, Андрюха сел за стол и отодвинул от себя уголовное дело.

— Игорь Валентиныч, врубай видеокамеру, говорить буду.

— О чем?

— Про преступления, которые совершил.

— Серьезно?

— Такими вещами не шутят.

Следователь, похоже, уже ничему не удивлялся.

— Сергей Николаич, ты куда с ним ходил?

— В туалет — настраивал камеру майор — все готово. Включать?

Двадцать пятого февраля, не найдя расхождений в показаниях между ним и Иконниковыми, следователь счел возможным поместить Агеева в одну камеру с братьями. Загремела решетка.

— Здорово, Андрюха — умывался Святой — поймали тебя, волка, наконец-то.

— Взяли — улыбался Агей — прямо напротив КГБ.

— О-о, привет — проснулся Эдька — я думал, тебя вообще никогда не поймают.

— Все когда-то кончается — бросил Андрюха матрац на свободные нары.

— Ну как у вас?

— Все путем, скоро лоб зеленкой помажут. Когда тебя замели?

— Двадцатого января, а где мы сейчас сидим?

— «Четверка», Андрюха — ответил Святой, — колония усиленного режима, а здание это — штрафной изолятор. Мы в буровской хате.

— В какой?

— Помещение камерного типа называется. Кто в зоне ментам косорезит, им по шесть месяцев выписывают и — сюда.

— Понятно. В соседних хатах кто-нибудь есть?

— Никого. Четыре камеры от изолятора блокировкой отделены, ключ от нее только у начальника режимной части. Упакованы глухо. Ты ведь с воли недавно, что там, Андрюха?