Помощница по вызову (СИ) - Вознесенская Дарья
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хоть сколько заявлять можно и на листочках писать, что он меня не достоин. И пускай идет подальше со своими предложениями. Но в душе… в душе я же понимаю, что просто боюсь. Боюсь его настоящего. Боюсь разочароваться. И снова не в нем - в себе. Окончательно.
Боюсь того, что выяснится - это я его не достойна. Даже рядом находиться...
Потому я молчала. Стояла и в никуда смотрела. Дышать иногда забывая, да. И Поздняков молчал, но так громко, словно понимал - его слова прошлые на почву благодатную упали. И тут же проросли. Насквозь.
- Я же не согласилась на ваше предложение, - шепчу через силу. Заставляю себя. Шепчу... потому что вдруг он услышит и трубку положит? И все закончится.
Все-таки я непроходимая дура.
Никакая монетка не поможет.
- Это было не предложение.
- А что?
- Всего лишь выбор.
Вздрагиваю.
Выбор...
Может ли один человек читать мысли другого? Ученые утверждают, что нет. Но прямо сейчас, когда я далеко от него, мне почему-то кажется, что он не только мысли мои прочесть может… Он знает меня. Лучше, чем я себя. Знает, что я на самом деле хочу.
Пора остановить это безумие. Я же точно так протопчу себе в психушку дорогу. Буду там ходить с поднятыми как у зомби руками и скандировать “Поздняков. Поздняков”...
Однажды, совсем давно, я съела очень много мороженого. Несколько пачек за раз. Не помню по каким причинам - то ли в знак протеста, то ли на спор. Зато помню, что было очень-очень вкусно. А дальше у меня разболелся живот, началась ангина, да такая, что в больницу уложили. С уколами и всем сопутствующим. Кошмар это был.
С тех пор я мороженое не люблю. Почти никогда и не ем - даже вкус его разлюбила.
Может мне так и надо с Поздняковым?
Наесться его, чтобы затошнило. И никогда-никогда больше не захотелось видеть. До дна выпить все, что он мне предлагает. Ощущение беспомощности перед лицом надвигающегося цунами. Его непробиваемую уверенность - и мою слабость. Его способность слова составлять не только в предложения, но и использовать каждое мое слово против меня. Его непредсказуемость и циничность.
Выпить, отравиться и излечиться таким образом.
- Да, - выдыхаю. Всему этому.
- Что именно “да”?
Всё ведь он понял. Но каждую секунду требует, чтобы по его правилам играла. Произнесла вслух то, что произносить не хотелось. Не просто роспись под невидимым пока договором поставила, но еще и внесла туда паспортные данные и адрес проживания.
Он все понял, будто не сомневался, что я в итоге скажу.
Интересно, каково это быть Поздняковым? Получать все, что хочется?
- Да, я соглашусь на ваше предложение, - выходит довольно устало. А я и правда устала. Может быть снаружи, в реальности, пять минут прошло ничего не значащих событий. Но внутри меня - выматывающая война. Которая, кажется, не закончилась еще.
- Выбор, - упорствует. Но улыбается. Кажется мне так, я ж его не вижу. И может из-за этой улыбки следующая фраза звучит мягче, чем я привыкла, - Про договор не забудь. И инструкции. Там все подробно.
Интересно, будет ли там про цвет моего белья?
Прикусываю губу, чтобы не застонать от бессилия, что ничего я не могу поделать с этими странными эмоциями и чувствами. К стене прислоняюсь. Ну а чего возле нее рядом стоять просто так?
- Не забуду, - говорю уверенено. Стараюсь звучать так во всяком случае.
А потом слышу хлопок двери. И чьи-то голоса. И кто-то даже радостно кричит: “Влад”.
Это отрезвляет какой-то горько-ревнивой ноткой. Потому что когда мы разговаривали по телефону без помех, было ощущение, что он только со мной. Я - его. А сейчас понятным становится, что у него совсем-совсем другая, своя жизнь. В которой кто-то может его приходу радоваться и называть по имени.
- До встречи, Искр-ра, - говорит Поздняков и отключается. Оставляя меня наедине с моим… выбором и его последствиями. И непониманием - в последней его фразе предвкушение или угроза?
Блин, что я творю?
Я ведь даже условий не выставила никаких. Не прочитала, что в этом договоре. Еще с редакторами ни о чем не разговаривала… Меня же пальцем поманили - и я пошла. Для виду только подергавшись…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Когда протрезвею, а?
***
Марьяна вечером позвонила.
Я уже успела выслушать от мамы негодующее: “Что там творится в твоей голове, что ты так себя ведешь?”, от папы участливое: “Милая, у тебя все в порядке?” , и от Гельки задорное: “Ну что, ты уже ступила на скользкую дорожку”?
Марьяна привыкла, что я первая мирюсь. Даже если мы не ссорились. Даже если ссорились, но она была виновата. Первая на контакт всегда я шла. Задабривала ее извинениями и обещаниями, что так больше не буду. А сегодня не смогла. Потому что осознала - буду. Продолжать отстаивать свое право быть собой.
Что-то изменилось во мне. Менялось, точнее. Прям с того момента, как я в такси села и поехала к Позднякову. Неудержимо смещалось, и мне… Мне, как ни странно, удерживать не хотелось. И было немного стыдно и страшно, и странно… Но настолько любопытно, что не могла я от этого отказаться. Не сейчас.
Да, может потом я пожалею. И снова в свою норку спрячусь. И покаюсь перед всеми. Это же я, Искра, никогда не оправдывающая своего яркого имени. Шаг вперед - два шага назад. Но сейчас я чувствовала, будто кислорода хапнула. А что от этого случается?
Пламя.
Может и не до небес, но огонек явно разгорался…
- Ничего не хочешь мне объяснить? - по тону сестры было ясно все, что она думает о моей выходке. Оскорбили, унизили, выставили идиоткой, я такого не ожидала от родного человека… Она и раньше демонстрировала подобный набор. Я же не дура - замечала. Делать с этим ничего не хотела. Берегла мир в семье и наши отношения, как мама учила.
- Ничего, - сказала спокойно. И поправилась, только чтобы не вызывать залп сразу из всех орудий, - Нечего говорить. Тот телефонный звонок тебя не касался, и твои предположения о моем увольнении были мне не слишком приятны.
- И это дает тебе право грубить мне?! - все-таки взвилась.
- Не дает, - сказала примирительно, - Но я не знала, как еще тебе объяснить…
- Ртом, - рявкнула Марьяна, - Объясняют через рот!
- Угу. Тем кто слышит, - вырвалось у меня.
Зловещее молчание. А я к окну подхожу и телефон стискиваю. На улицу смотрю, на темноту зимнюю и окна в домах напротив. Не вижу почти ничего. Сердце колотится и руки холодеют от того, что я сопротивляюсь.
Ох, как мне не хочется этого делать… страшно. Все страшно.
Но если я даже с сестрой не могу справиться, то как я с Поздняковым собралась рядом находиться? Да, в его договоре и инструкциях все было прилично и очень по-деловому. Я этот договор с легкостью редакторам своим могла демонстрировать - там ни намека на особые отношения было. Помощница и все. Без извращений... Но я ведь понимала - суть не в том, что за указания он будет раздавать. Не в том, какую работу я буду делать. А в том, как он будет со мной говорить. Что продемонстрирует, и как я отреагирую…
Суть была в том, что он уже меня трогал. А я стонала от этого.
В том, что я почти переспала с ним - пусть даже не в реальности, а в своих мыслях.
Вот где придется чудеса стойкости и здравомыслия проявлять. Отстаивать свои границы и уверенность демонстрировать, которой нет.
И на Марьяне можно тренироваться.
- Я не узнаю тебя. Совсем, - повторяет сестра свою фразу, сказанную еще в машине, - Ты собралась порвать со своей семьей, раз так себя ведешь?
А вот это больно. То, что сразу, одним моментом решила - если она по каким-то причинам со мной поссорится, то и родители со мной перестанут общаться. Что ее поддержат без всяких сомнений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Больно и злит.
Злит настолько, что я выдаю резкое:
- Я решила, что до тех пор, пока ты не начнешь со мной нормально обращаться, пока не начнешь себя вести со мной как со взрослым человеком, у которого свое мнение есть, пока уважать меня не будешь… Я как-нибудь обойдусь без твоих звонков и твоих нотаций.