Консорциум - Всеволод Глуховцев

Имя возникло почти сразу после того, как он попал в спецподразделение после службы в погранвойсках. Начальник оказался каким-то пафосным романтиком, он объяснил свое решение мудрено:

— Неман — русско-немецкое «не человек», скажем так. Символика! Здесь мы все уже по ту сторону, скажем так. Нам надо забыть прошлое, забыть друзей, забыть себя. У нас нет ничего, кроме нас, присяги и страны. Это наше кредо на всю жизнь. Мы — особенные. Мы — каста… — и далее много слов в том же духе.

Шеф распространил свои понты и на других членов группы: там у него явились и Квазимодо, и Ихтиандр… Но тут, похоже, спохватилось высшее начальство, которому это рвение показалось опасным и ненужным уклоном; вскоре руководитель исчез неизвестно куда, и агентам представили нового: конкретно-твердолобого дядю без всяких закидонов. Никто, разумеется, никаких вопросов не задавал, все были уже ученые: ваше дело думать и решать, наше — выполнять. Новый, так новый. Правда, прежние клички остались.

Между прочим, тот поэт спецслужб был в чем-то глубоко прав. Да, Неман не забыл свое настоящее имя, но в его мыслях оно действительно отошло в сторону, он даже в мыслях звал себя Неманом — и даже как-то нравиться стало… Он был на хорошем счету, за несколько лет освоил все нюансы профессии, побывал в горячих точках, удостоился наград, немного вырос в званиях… словом, все у него шло своим путем.

У него-то да, а вот в мире дела пошли через пень-колоду. СССР очумел и зашатался… ну, а потом и вовсе развалился. Спецгруппу распустили.

Агентам объявили об этом официально. Их собрал незнакомый начальничек из новых — молодой, шустрый. Сказал примерно так: благодарим за службу, но отныне свободная демократическая Россия в ваших услугах не нуждается. Расстанемся мирно и навсегда! Разумеется, корпоративный долг суть долг чести: ваши личные дела отправляются в особый архив, где и пребудут до скончания веков в полной тайне. Итак, вы свободны, прощайте! Отныне ищите в жизни свои пути.

В жизни никто из них между собой не дружил. Поэтому обошлись без сантиментов и застолья напоследок. Расстались — и больше никогда не виделись.

И ни разу Неман не поволновался за свое будущее, хотя казалось бы: службы нет, а что еще он умеет?.. Впрочем, ничего странного: интуиция подсказывала, что в этой новой демократической России его профессиональные навыки окажутся еще как востребованы…

Так и вышло.

Неожиданно позвонил бывший сослуживец — шапочно знакомый, аналитик из управления по экономическому шпионажу или как там это называется… да и шут с ним. Позвонил, предложил встречу. Неман понятия не имел, как тот узнал номер его телефона, но не удивился, конечно. Встретились в скромном уютном кафе. Экономист — звали его Герман Маркович — без предисловий перешел к сути.

— Есть люди, есть ресурсы, — веско заявил он. — Новой власти мы сейчас не нужны, да и пес с ней, с этой властью. Она либо поумнеет, либо спустят ее к чертям собачьим… а скорее все-таки, первое. Но это время. Годы. Пока дойдет до них, чего они стоят в этом бренном мире… словом, предлагаю не терять времени.

Он развил мысль. По его словам, имелась возможность создать законспирированную организацию… Под что законспирированную? — тут же переспросил Неман. Под коммерческую фирму — ответил собеседник. Будем специализироваться на торговле нефтепродуктами! — и добавил, что всю бизнес-сторону дела он берет на себя.

— Опыт есть, — усмехнулся он. — И будь уверен, дело я поведу по-взрослому. Станем акулами капитализма! Но это не главное, конечно.

Главное — под вывеской фирмы продолжать делать то, что делали раньше, ибо чекисты бывшими не бывают.

— Сволочи всякой развелось, как глистов, — посуровел будущий капиталист. — Изменники, перевертыши… Вчера с трибуны вещал, как комсомол решения партии одобряет, а сегодня про тиранию кровавую да про репрессии… Гад. Такой и мать продаст и в очко даст… Да и ладно, хрен с ним, давай ближе к сути.

Суть такова, что пока новая власть умнеет, надо не дать изменнической продажной сволочи угробить страну. Кто начнет сдавать государственную тайну; кто пустится распродавать стратегические запасы; кто побежит лизать жопу американцам или еще кому… таких учить и сразу — насмерть. Чтобы другим неповадно было. А заодно отстреливать всякую мразь вроде рэкетиров, которые сейчас, почуяв вольность, конечно, полезут изо всех щелей… Короче все та же знакомая работа. Платить будут достойно, не сомневайся.

— Не сомневаюсь, — сказал Неман.

Он думал, хотя в глубине души был уже согласен. Никогда — никогда! — он не считал себя убийцей. Только солдатом, только бойцом. Пусть странного, невидимого фронта — но фронта, а не бандитских разборок. Это была его жизнь, и он, хотя и не умел говорить красиво, как первый его босс, чувствовал и понимал себя и мир совершенно так же.

— Если тебе нужно подумать, — рассудочно заговорил Герман Маркович, — то разумеется… Пару дней могу дать.

— Не надо, — сказал Неман. — Я решил. Принято.

И потекли новые дни.

Неман занял в фирме должность менеджера по продажам. Пришлось кое-чему подучиться, и он с ироническим удивлением обнаружил у себя какой-никакой талант торгаша. Дела у него пошли неплохо, стал даже старшим менеджером — что это значит, черт его знает, но стал. Ну, а что касается основной работы, то она не заставила себя ждать.

Вскоре газеты и ТВ зашумели о загадочном убийстве скромного чиновника администрации президента, бывшего комсомольского работника. По обстоятельствам дела — типичная заказуха, но зачем, кому выгодно?.. Досужие интеллектуалы выплеснули в мир множество мудрейших конспирологических гипотез, и надо сказать, что некоторые из этих тычков пальцем в небо были даже недалеки от истины — но настоящую подоплеку знали несколько человек, и они, конечно, никогда никому не сказали, за что бывший комсомолец, а ныне труженик демократии расстался с жизнью.

За подлость и измену.

В силу служебного положения он стал обладателем важнейшей информации об агентурной сети нашей разведки во многих странах. Узнал — и сразу оценил, какие деньги не поскупятся отвалить ему за это. И дрогнула без того непрочная, подгнившая в столичных райкомах комсомольская душа. Да что там дрогнула! — лопнула по всем швам, раззявив нутро в жажде денег и наслаждений.

Да не судьба. Вместо банковских счетов, чековых книжек, Парижей, Ницц, райских островов с доступными девицами, вместо злачных кварталов Амстердама — пуля в башку. В затылок. Неман не испытал ни малейших угрызений совести, стреляя сзади — на войне как на войне, а изменнику не солдатская смерть, а поганая. Да и гуманно все же: бац! — и как свет погасили. Так и лег предатель мордой и роскошным кашемировым пальто в растоптанную мартовскую грязь московского двора.

Это было первое дело Немана в постсоветскую эпоху. Потом акции пошли если не потоком, то явно погуще, чем в прежние годы — жизнь стала грубее, грязнее, вынесла на поверхность всякую человечью пену, и бороться с ней приходилось сурово.

Неман давно поставил себе правило: бью только сволочь. Считал, что это правило соблюдает. Объект тщательно им изучался и лишь после этого принималось решение: работать по нему или нет. Впрочем, отказов — по пальцам перечесть: кандидаты на отстрел как на подбор были дивный народец, по которым пуля плакала уже давно… Годы шли, работы не убавлялось. Моральные уроды не переводились. Их даже становилось больше.

С годами Неман стал ощущать, что его мысли и чувства притупляются. Он привык ни о чем не думать, ни в чем не нуждаться. Семьи у него не было, дома он мог часами лежать, глядя в точку — и не замечать, как идет время. Оно выпадало куда-то.

А фирма процветала! Она набрала обороты и приносила очень даже немалые деньги на одной только коммерции. Глава компании заматерел, приобрел совершенно буржуазный лоск: костюмы, галстуки, лосьоны, тренажерный зал, уход за лицом в косметическом салоне… Бывшие генералы КГБ, которые финансировали и крышевали этот проект, постепенно уходили — кто в мир иной, кого задвигали за ненадобностью: мавр сделал свое дело… Бывший аналитик теперь сам решал все вопросы, сделался вальяжен и самоуверен. Платил отлично. Неман неоднократно выезжал на акции в другие города и даже страны, всякий раз с другими документами — этим фирма снабжала безупречно. Результат он давал стопроцентный, причем после акции старался о сделанном сразу же забыть — и уж вовсе никогда не интересовался прессой на эту тему. Дешевое честолюбие было ему органически чуждо.

Он не хотел думать, но думалось само — он же видел, что шеф работает уже не за идею. Тот ощутил незнакомый ему прежде вкус больших денег, и сильно на этот вкус повелся. Бывший аналитик КГБ открыл, что раньше он мало что знал о жизни. Дураком был, если уж правду сказать. А сейчас стал умным.