Тень тела кучера - Петер Вайсс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь следующий за этой ночью день вплоть до наступления вечерних сумерек я провел за описанием предшествовавшего вечера. Сидя за столом в комнате, выглянул через косой люк окна и увидел, за отваливающимся карнизом крыши, фрагмент глинистого двора дома, ограниченный кучей дров, поленницей, кучей камней и сараем. Во влажно-фиолетовых бороздах поля за плугом, что тянула лошадь, плелся батрак, а над вспаханной землей кружила ворона, в которой я, из-за исторгнутого ею отрывистого карканья, которое я, как я теперь понимаю, уже слышал сегодня во время письма, предположил ту же ворону, скорбное карканье которой я слышал два дня назад, когда только начал делать записи. Небо над лесом за полями за пашущим батраком пламенно-кроваво-красное; тень батрака, плуга и лошади тянется вдаль волнами по бороздам поля, окруженная тенью вороны; сине-черная тень дома лежит на поленнице, сарае и куче камней, рядом тянется длинной узкой полосой тень нужника, а исполинская тень сарая проливается, с далеко выступающей за ее пределы тенью человеческой фигуры, по полям. Отбрасывающий тень человек на крыше сарая это отец, который, крепко уперев ноги в конек крыши, смотрит в подзорную трубу в направлении дороги через поле, не обращая внимания на многократно повторяющийся и отражающийся от стены сарая крик, по всей видимости, высунувшейся из окна комнаты семьи матери: ведь ведь рано рано еще еще, долго еще долго еще, пока назад пока назад. Ход времени я отмечаю по смене окраски неба от пылающего алого до ржавого бурого и по растущей по земле поля и все больше расплывающейся по контуру тени. Затем в течение нескольких секунд (поскольку Солнце скрылось за горизонтом) тени чернилами расплылись по земле; батрак по колени погрузился во мрак, красновато сияло лишь его лицо, а по стене сарая, крыша которого еще отражала остатки солнечного света, поползла вверх тьма; затем погасло и лицо батрака, а после — крыша сарая, дольше всего в солнечном свете держалось лицо отца и отражающий винт на подзорной трубе, пока и лицо отца не поблекло и все не покрыла одна глухая тень, тень земли. Отец вытянул руку, повернулся к дому, указывая рукой в направлении дороги через поле, и крикнул, возможно, матери, которую, вероятно, еще видел в окне: едет, карета, карета едет. Я открыл люк окна и высунулся наружу и увидел далеко на дороге через поле, как по ней медленно приближалось что-то темное, постепенно обретая форму запряженной лошадью кареты.
Как обычно при приближении кареты, издалека послышался звук рожка кучера и гости, за исключением доктора, который остался стоять на пороге двери кухни, вышли во двор и собрались на обочине дороги, чтобы, вместе с хозяйкой и батраком, которые оба, как обычно при приближении кареты, откладывали какую бы то ни было работу и выходили на обочину дороги вместе ожидать прибытия кареты. Из сгущающейся темноты появилась лошадь, она приближалась к нам не галопом и не рысью, но размеренно ступая, а за ней — покачивающаяся карета с силуэтом кучера высоко на козлах, скорость хода кареты находилась в точном соответствии с уплотнением надвигавшейся тьмы, так что карета остановившись была бы поглощена тьмой, но поскольку карета двигалась вперед, степень усиления тьмы уравновешивалась степенью приближения кареты к цели, но все-таки, именно из-за уплотнявшейся тьмы, карета пребывала в неизменной расплывчатости, так что когда карета, наконец, прибыла, она лишь увеличилась в размере, но так же, как и все время прежде, истлевала, погруженная в дымку глубоких сумерек. Миг, когда кучер натянул поводья и, щелкнув языком, придержал лошадь, отстоит от настоящего на три дня и три ночи назад, три дня и три ночи, в течение которых я из-за охватившего меня равнодушия не мог продолжать вести заметки, да и теперь это удается мне лишь с трудом и я в любой миг готов прерваться или вовсе навсегда отказаться от намерения описать прибытие кареты и последовавшие за этим события. После отстоящего от настоящего на три дня и три ночи мига, когда лошадь остановилась, кучер спустился с козел, в знак приветствия пожал хозяйке руку, помахал в знак приветствия батраку рукой, и кивнул в знак приветствия нам, всем остальным, кроме доктора, которого не разглядел на фоне двери. Он был одет в широкое кожаное пальто, а на голове у него была широкополая фетровая шляпа, за лентой которой торчала пара пегих перьев куропатки. Ноги его были обуты в начищенные сапоги коричневой кожи, он слегка покачивался при ходьбе. Рожок у него висел на ремне через плечо. Отец и мать открыли дверь кареты, глубоко наклонились внутрь, выпрямились и, покачивая головами, зашли обратно в дом. Батрак тоже заглянул внутрь кареты, глубоко засунул внутрь руки и вытащил наружу мешок, который, судя по форме, был набит углем. Он также мог быть полон картофеля, но это было практически исключено, так как к хозяйству относилось поле картофеля и по этой причине в заказах на картофель из города не было нужды. Согнув колени, батрак подставил под мешок спину, поднял руки выше плеч, завел их за плечи, схватил мешок, уперся ногами, нагнулся и взвалил мешок на спину и пошел к лестнице кухни, мимо лестницы кухни к лестнице подвала, спустился по лестнице подвала к двери подвала, которую распахнул ударом ноги. Кучер тоже заглянул в карету и вытащил оттуда мешок, повернулся к мешку спиной, согнул колени, уперся обутыми в скрипящие кожаные сапоги ногами, поднятыми руками взвалил мешок на спину и понес, нагнувшись, за батраком в подвал. Батрак зажег в подвале свет, и широкий черный силуэт кучера вошел в световую шахту прохода в подвал. Звук, возникший в глубине подвала от падения на пол мешка батрака, подтвердил мое предположение, что
