Самые страшные войска - Скутин Александр Витальевич

– Будешь командиру объясняться.

– Заложишь, что ли? – спросил он презрительно и в тоже время с испугом, а вдруг и вправду заложу. Мне-то лучше не станет, да ведь и ему достанется. Одного недавно в дисбат отправили, ударом ноги разбил селезёнку салаге, и тот умер (действительный случай, только произошел в 827 ВСО, – Автор).

– Я тебя закладывать не буду, – говорю, – а вот ты САМ СЕБЯ заложишь.

– Сейчас увидим, кто кого заложит, – крикнул он и полез на меня снова. Рядом стояли другие деды, с интересом наблюдая за нами и готовые вмешаться на его стороне. Я схватил его в обхват и прежде, чем кто-либо успел вмешаться, хрястнул Чмыря спиной в оконное стекло.

Кирдык полный. Разбитое стекло в умывальнике – такое скрыть не удастся. Командиры всяко узнают, начнётся разбирательство – кто разбил, почему – и всё вылезет наружу. И наряд скрывать не будет, – им же отвечать потом придётся. Несколько секунд все обалдело молчали, кажется, до них стало доходить, что означало – сам себя заложит.

Погодите, думаю, это ещё цветочки, дальше будет ещё интереснее. Вы у меня просто ахнете. И вот, по докладу дежурного, в умывальник пришли ротный, комвзвода и старшина. Замполит, как всегда, где-то прохлаждался. Ну и почти вся рота собралась, всем интересно – чем это закончится.

– Что здесь произошло? – грозно начал ротный.

– Да вот, – все показали на меня с Чмырём, – это они дрались.

– Он что, бил тебя? – спросил ротный у меня.

Обратная ситуация ему и в голову не пришла, слишком хорошо он знал положение дел в роте. Другое дело, что оно его не волновало, лишь бы всё было шито-крыто. Но разбитое стекло – это уже ЧП. Материальное имущество у нас всегда ценилось больше людей.

– Нет, – говорю. – Он меня не бил.

– Не звезди! Говори правду, а то ещё и от меня звездюлей огребёшь!

– Честное слово, это я его приложил спиной в стекло, все могут подтвердить это.

Все, кто был при разборке, закивали головами: точно, правду говорит.

– А зачем ты его? – изумился ротный. – Оборзел, что ли?

– Так точно, – говорю, – оборзел! Я хотел заставить его отжиматься от пола, ну и чтоб он подворотничок мне подшил. Ну, короче, он залупаться стал, про срок службы начал молоть, не положено ему, дескать, ну так я его и... Товарищ капитан, я виноват. Признаю свою вину полностью и готов понести заслуженное наказание.

Старшина после этих моих слов хитро усмехнулся и тихо сказал, но так, что все услышали: "Вот змей!"

– Это в самом деле так? – спросил ротный у Чмыря.

Тот молчал, не зная, что ответить.

– Так было или нет?! – заорал на него ротный. – Отвечай, иначе на губу пойдёшь за неуставные отношения.

Упоминание о губе всё и решило.

– Ну да, конечно, – нетвёрдо пробурчал он, – так всё и было.

– Пять нарядов вне очереди, – тут же отвесил мне ротный.

– Есть пять нарядов вне очереди, – гаркнул я ещё громче капитана, так что все даже вздрогнули. Ещё никогда я так не радовался полученному наказанию.

А Чмыря потом презирали все, даже деды:

– Да ведь тебя даже салаги гоняют, отжиматься заставляют и подворотнички им пришивать. Сам ведь при всех признался, тебя за язык никто не тянул.

– А что я мог сказать, меня бы ведь потом наказали, – оправдывался Чмырь.

– Если ты настоящий дед Советской Армии, – авторитетно сказал экскаваторщик Шрамко, – ты бы лучше понёс любое наказание, но не сказал бы, что салаги тебя гоняют.

Резонный вопрос

Я заканчивал службу в 827 военно-строительном отряде, в Архангельской области. Со мной служил один болгарин, ефрейтор.

И вот как-то ротный капитан застал его пьяным. Завёл его на разборку в канцелярию и там пригрозил ему:

– Ты чо нажрался, скотина? Щас как уебу!

– Меня нельзя бить, – тихо, но сурово ответил болгарин.

– Это еще почему? – поразился ротный. – Ведь ты же пьяный, как свинья!

– Так что, если ударите меня – я сразу протрезвею?

Военным водителям посвящаю

Лето 1980 года, Северная Карелия, вахтовый посёлок 909 военно-строительного отряда.

Это было летом 1980 года, года Московской Олимпиады. Жаркое было лето, очень жаркое, даже у нас на Севере. И почти всё лето не было дождей. Пересохли болота, меньше стало комаров и мошки, хоть в это и трудно было поверить.

Зато начались лесные пожары. Нас постоянно забирали на их тушение, мы с не меньшим постоянством отлынивали от этого. Тушить лесной пожар – дело канительное и практически безнадёжное. Не пробовали тушить горящий лес? И не пробуйте, поверьте умудрённому опытом человеку. Пойдут дожди и всё само затухнет. А без дождей солдаты, без необходимой техники и средств, вооружённые против огня лишь лопатами и вёдрами, всё равно ничего не смогут сделать. Только прибьёшь горящий мох, закидаешь его землёй, и вроде бы уже ни огня нет, ни искорки малой. Но вдруг налетит порыв ветра, и на том же самом месте снова разгорится, ещё пуще прежнего. Самое разумное, что тут можно сделать – это продрать мох бульдозером до самого грунта, то есть сделать защитную полосу, да пошире, чтобы ветром огонь не перекинуло. Может быть, это и остановит распространение огня. И пусть лес потихоньку догорает за защитной полосой, до наступления дождей.

Но в этот раз лес горел у нашего карьера, возле вахты, и нам пришлось перегонять дорожно-строительную технику из карьера в безопасное место. Мне до сих пор об этом страшно вспомнить. С двух сторон от дороги огонь, дым, по ветру летят клочья горящего мха. Мы со стажёром Витей-ростовцем закрыли окна в кабине МАЗа-самосвала, чтобы горящий мох не залетал в кабину, и тогда в машине совсем уже нечем стало дышать. Мы открыли верхние люки, как отдушины, но в кабину повалил едкий дым. Что называется – то срачка, то болячка.

Первым в колонне нашей техники, точнее в дурколонне (то есть дорожно-строительной, ДСК) шёл бульдозер Т-100М Юры Кремнёва из Грозного, прочищал бульдозерным отвалом нам дорогу. Хотя Юра был русским, но проживание среди горцев наделило его бешенным взрывным темпераментом, прямотой и бескомпромиссностью.

За бульдозером шёл погрузчик-опрокидыватель (мы его называли мехлопата) на базе Т-100 Лёхи Афанасьева с Петрозаводска. Он был лет на восемь старше нас всех, призвался в двадцать семь лет, а до этого сидел за аварию. В нашей дурколонне он был самым рассудительным, мудрым и добропорядочным. Один раз он здорово меня выручил, можно сказать отмазал от беды, но об этом как-нибудь в другой раз.

В кильватер мехлопате следовал колёсный экскаватор под управлением Васи Шустера с Западной Украины. Вася был хорошим экскаваторщиком, но при этом – великолепным поваром. Зимой, когда его маломощный экскаватор не мог прогрызать ковшом мёрзлый песок и стоял на консервации, Вася исполнял обязанности повара и кормил всю нашу дурколонну. Прошло много лет с тех пор, но я и сейчас, и до самой смерти буду помнить, какие великолепные украинские борщи готовил нам Вася. Вася, зная, что я люблю поесть (а в армии на первом году службы есть хочется всегда), часто наливал мне добавки. Будь здоров, Вася, пусть на гражданке у тебя всё сложится удачно.

Вот что интересно, он получал такие же продукты со склада, что и гарнизонные повара. Но они в нашей столовке умудрялись готовить из тех же продуктов такое дерьмо, что надо было быть сильно голодным, чтобы съесть их блюда. Их "продукцию" солдаты Верхней Хуаппы именовали парашей. Это и название, и оценка.

За Васиным экскаватором тянулись самосвалы и наша "летучка"-ЗИЛ-157.

Позади бульдозера вдруг вспыхнуло небольшое пламя, из трубки топливного бака подтекала соляра и на неё упали горящие искры. Юра, похоже, ещё не замечал этого. Мы стали кричать ему, но он не слышал нас из-за грохота четырёхцилиндрового дизеля Д-108. Наконец, резинотканевая трубка прогорела совсем, горючее полилось широкой рекой и пламя полыхнуло по всему бульдозеру. Юрка, не растерявшись, повернул бульдозер в сторону с дороги, к Кис-реке, чтоб не перекрывать путь всей дурколонне, и выскочил на ходу из кабины. Он даже не обгорел, только вид был слегка одуревший.