Жребий брошен - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни странно, но в игре в «гляделки», первым отведя взгляд, проиграл Мешок:
– Ольга, если не секрет, конечно: почему вы с такой легкостью согласились на перевод? Все-таки без малого пять лет в карманной тяге? В отделе на хорошем счету, Саныч о вас исключительно с придыхательной интонацией рассказывает?
– Много причин. И все вроде как друг дружки стоят… Вот хотя бы эта, – Ольга вытянула руки, демонстрируя Андрею внешние стороны ладоней.
– Не понял? Руки как руки. Вроде бы не дрожат.
– У вас, у мужиков, вечно одна пьянка на уме… Посмотрите на ногти! Это же просто кошмар! Я забыла, когда в этой жизни последний раз делала маникюр!
– Почему?
– Да потому что яркий, красивый маникюр бросается в глаза. Он запоминается, понимаете? Так же как запоминаются стильная кофточка, короткая юбка, прическа из недешевого салона! Когда я работаю – я должна выглядеть серой мышью. А работаю я всегда. Понимаете?.. Но это так, сугубо наши, бабские штучки. Конечно, не в этом дело. Вернее, далеко не только в этом. Вы до перехода в «гоблины» где служили?
– Сначала в РУВД, затем – в уголовном розыске, в «убойном».
– О, белая кость! Но нашу работу в общих чертах представляете?
– Именно что в общих. В основном, по байкам и хохмочкам Саныча.
– Да уж, работенка – обхохочешься. А знаете, что такое карманный опер? Это значит поздно ложиться и поздно вставать. Это больные, стертые в кровь, с отвратительными подушками мозолей ноги. Это прогрессирующая интеллектуальная деградация. Это каждодневный стресс от того, что в любую минуту ты можешь в лучшем случае получить по физиономии кулаком, а в худшем – в печень шилом. Это субкультура а-ля «Русский шансон», только в вывернутом наизнанку, в зазеркальном его отображении… В общем, это такое дерьмовое дело, которым может заниматься только тот, кто любит запах и вкус дерьма.
– Зачем же вы в таком случае пошли в милицию? Мне показалось, что в отсутствии вкуса вам не откажешь.
– Мерси за комплимент, – грустно улыбнулась Ольга. – Вообще-то, я по образованию педагог. Училась на физрука, но, поскольку вакансий не было, пришлось стать биологичкой. И знаете, за исключением шила, в современной школе практически всё то же самое. Поэтому, когда подвернулся шанс стать опером, решила рискнуть и попробовать… Думала, что именно в милиции узнаю и пойму жизнь, как она есть.
– Ну и как, узнали?
– Узнала. И ужаснулась еще больше.
– Я слышал, вас чуть ли не сам Саныч лично в карманные вербанул?
– Да, было дело.
– Расскажете эту леденящую кровь историю?
– Как-нибудь в другой раз. Поздно уже. Пока еще мы к себе, на Юго-Запад доберемся.
– Так давайте я вас отвезу.
– А как же? – Ольга изобразила характерный жест, щелкнув пальцами по горлу. – Гаишников не боитесь?
– Не боюсь. У меня «непроверяйка».
– Шикарно живете!
– Не «живёте», а «живём»! – поправил ее Мешок. – Надеюсь, за пару недель я смогу уладить все формальности, и вы станете полноправным членом нашего героического экипажа.
Скрипнула балконная дверь, и в дверном проеме показалась взлохмаченная голова Дениски. Судя по страдальчески-несчастному выражению лица, ребенок сдерживался из последних сил, чтобы не зарыдать.
– Ма, поехали домой, а?!
– Сейчас едем… А ты чего такой кислый? Опять живот болит?
– У меня деда Вася все деньги, все сорок рублей выиграл! Жу-улик! – трагически поведал Денис.
– Черт старый! Ты зачем ребенка обижаешь? – донесся с кухни возмущенной голос супруги Золотова. – А ну, немедленно верни ему денежки!
– Ничего не знаю! Уговор дороже денег! У нас, пенсионеров, теперь каждый рублик на счету!
Ольга и Андрей переглянулись и…расхохотались в голос. И этим абсолютно непедагогическим поступком окончательно испортили настроение в одночасье ставшему нищим ребенку…
* * *Машина Андрея остановилась у крайнего подъезда казавшегося бескрайним дома-корабля на улице Маршала Захарова. Денис первым выбрался из машины и тут же заканючил, указывая в сторону детской площадки:
– Ма, можно я немного покачаюсь?
– Денис, поздно уже.
– Ма, я буквально десять качков и всё. Можно?
– Хорошо, если «буквально десять качков», то можно.
Денис радостно ускакал на качели. А Ольга и Андрей вышли из машины и с удовольствием вдохнули бодрящего невского воздуха. Здесь, в юго-западной глухомани, упирающейся непосредственно в Финский залив, ветродуй был, пожалуй, единственной фишкой-достопримечательностью.
Постояли. Помолчали.
– А правда, что вас по паспорту Иолантой зовут? – неожиданно спросил Мешок.
– Правда. Ненавижу это имя. Я из-за него в школе столько натерпелась: и когда сама училась, и когда после уже сама учить стала. Папочка мой был без ума от Чайковского, вот и… сподобил. Хорошо еще так. А то вполне могла быть, к примеру, Ундиной. Или Одеттой.
– А мне нравится. На слух весьма непривычно, но по мне так очень красиво.
– Да ладно вам врать-то… Денис, десять качков уже было. Давай домой… Ну, рада была знакомству, Андрей! – Ольга протянула ладошку. – Спасибо, что подвезли. И вообще: за сегодняшнее предложение, за будущие хлопоты…
Мешок чуть задержал ее руку в своей ладони:
– Ольга, пока могу обещать одно: стильная кофточка, короткая юбка и наманикюренные ногти приказом по подразделению будут утверждены к обязательному ношению в служебное время. Всё остальное – увы, сугубо по обстоятельствам. К сожалению, дерьма в нашей работе тоже хватает.
– Не терзайтесь так, Андрей. Я – девочка взрослая и прекрасно понимаю, что, выбирая из двух зол меньшее, тем не менее, ты всё равно выбираешь зло.
Возвратившийся Денис решительно разбил рукопожатие матери и малознакомого дяденьки и потащил Ольгу к подъезду. Они уже почти дошли до дверей, когда вдруг Мешок, неожиданно вспомнив, окликнул:
– Денис! На секундочку!
Проигравшийся в пух и прах ребенок безо всякого энтузиазма вернулся и с молчаливым недоумением стал наблюдать за тем, как Андрей расстегивает висящую на поясе маленькую кожаную сумочку и извлекает из нее… шикарный складной нож! «О-ох!»
– Держи! – потрепал Дениса по вихрам Мешок и протянул самое сокровищное из всех сокровищ на земле. – Деда Вася был прав: в лагере без ножа никуда!..
Санкт-Петербург,
10 июня 2009 года,
среда, 13:20
В нескольких кварталах от вечно гомонящего выхлопного Невского, в тихом уютном дворике Кузнечного переулка неспешно текла разительно-отличная, почти патриархальная, жизнь. На миниатюрной детской площадке с чахлыми кустиками зелени, раздолбанной песочницей и условно-целой горкой, под присмотром бдительных мамаш, копошилась ребятня. Единственная не сломанная скамейка была плотно оккупирована старушками – сейчас их законное время. Оно продлится вплоть до самых сумерек, с наступлением которых сюда потянутся гопники, алкаши, наркоманы и прочая маргинальная публика. Ибо место это, с одной стороны, глухое, а с другой – находящееся в непосредственной близости от самых обжитых и модных питерских караванных путей.
В данный момент на лавочке разместился сразу целый квартет старушек. Если двигаться слева направо, здесь присутствовали: Александра Яковлевна Демичева, ее соседка по подъезду – Эвелина Иосифовна Штамм плюс – ещё две их почти ровесницы, установочные данные которых история для нас, к сожалению, не сохранила. Для удобства восприятия присвоим этим имярекам порядковые номера и будем называть беззатейливо – «старушка № 1» и «старушка № 2».
– Яковлевна, видала я, как вчера к тебе снова молодой захаживал. Новый, не тот что в прошлый раз, – язвительно подкинула дровишек в костер светской беседы «старушка № 1».
– Во-во! – немедля включилась в интонацию «старушка № 2». – Нам-то всё скрипит-жалится: здесь болит, там печёт. А сама, на старости лет, ухажеров меняет как перчатки.
– Мелите-мелите! Языки как помело! – сердито отозвался объект насмешек. – А если что случится, первые прибежите: Яковлевна, помоги, Яковлевна, выручай. Вон, третьего дня, когда в семнадцатой квартире Витька опять за женой с топором гонялся, участкового вызвали, и что? Так и не явился! А стоило мне только кнопочку нажать – Виталик через десять минут примчался.
– Это который Виталик? Который вчера приходил?
– Да нет. Вчера был Тарас. А Виталик – это который Витьку тогда скрутил и уму-разуму поучил. И поделом!
– И все равно – ох и смелая ты у нас, Шура! – подобострастно протянула старуха Штамм. – Я бы ни за какие коврижки в свидетели не записалась. Очень уж я всех этих бандитов опасаюсь. Жуть!
– Вот потому у нас и преступность такая большая – никто в свидетели идти не хочет, – безапелляционно заявила Демичева. – Опасается она… А чего опасаться, если теперь, по закону, милиция всех свидетелей защищает? Я вон вчера эту самую кнопочку нажала. Безо всякой надобности, просто случайно. Ну, думаю, сейчас будет мне – дуре старой – на орехи. А Тарас приехал, расспросил, выслушал… Ничего страшного, говорит, со всеми случиться может…