Анжелика и царица Московии - Ксения Габриэли

– Никто! – отвечал я решительно. Изучение древних сочинений внушило мне чувства чести и достоинства. Я уже понимал, что быть предателем – дурно.

Черный человек посмотрел на меня пристально и велел учителю уйти.

– Я накажу его, – пообещал черный человек, имея в виду, разумеется, не учителя, но меня.

А когда мы с черным человеком остались в классной комнате одни, он усадил меня на жесткий стул с высокой спинкой и заговорил со мной:

– Я догадываюсь, Андреас, откуда в твоей голове появились нелепые мысли о твоем происхождении. Я даже не стану наказывать твою болтливую няньку, ведь она все равно ничего толком не знает! Забудь дурацкие бредни! Никакого отношения к знати ты не имеешь и не можешь иметь. В твоем происхождении не заключается никакой тайны. Отец твой – человек богатый, но отнюдь не знатный. Таких, как он, богатых купцов, много в Германии и в Голландии. Ты – его незаконный сын, но он все же решил позаботиться о тебе…

Я был совсем еще ребенком, но не поверил сказанному черным человеком. Я продолжал пребывать в уверенности, что мое происхождение чрезвычайно таинственно, притворяться я не умел и выражение моего лица совершенно выдавало меня. Но больше никто в доме не заводил со мной разговоров о моем происхождении. Я рос и все более сознавал, что нахожусь как бы в заточении. Меня выпускали гулять только в маленький внутренний двор, окруженный достаточно высокими каменными стенами. Так шло время и вот наконец мне минуло четырнадцать лет. Ежегодно в день моего рождения черный человек приносил мне какой-нибудь подарок, мяч из ярко раскрашенного дерева, большой пестрый волчок, оловянных солдатиков, а когда я подрос, то различные книги. День моего рождения приходился на самый разгар зимы, когда вода в канале замерзала и сотни людей на коньках высыпали на лед. Накануне моего четырнадцатого дня рождения черный человек спросил, что бы я хотел получить в подарок. Я отвечал тотчас, что более всего хотел бы получить коньки!..

– … и чтобы во дворе устроили маленький каток… для меня…

Какова была моя радость, когда желание мое оказалось исполненным! Во дворе устроен был каток и мне вручены были прекрасные коньки! Целую неделю после этого я проводил ежедневно два или три часа во дворе. Никто не учил меня кататься на коньках, я учился конькобежному искусству сам! Сначала, конечно же, я то и дело падал, но очень скоро выучился отлично держаться на льду. Я оставался во дворе один. Кому бы пришло в голову, что я попытаюсь перебраться через стену, да еще зимой, когда стена обледенела! А между тем я именно это и задумал! Скажу честно, пожалуй, сегодня я не рискнул бы на такую авантюру. Но тогда, в четырнадцать лет, я ведь совсем еще не знал жизни. Я, в сущности, не понимал, что легко могу сорваться и расшибиться! Бежать навсегда я вовсе не намеревался. Я просто-напросто хотел, совершенно по-детски, покататься на коньках на большом канале, среди толпы веселых конькобежцев! Судьба хранила меня, я сумел перелезть через стену и побежал кататься. Надел коньки, поправил меховую шапку, перекинул на плечо полу плаща и объявился на льду. Я тотчас заметил, что катаюсь не хуже многих, но многие катались и лучше меня. Я принялся подражать хорошим конькобежцам. Время летело незаметно. Солнце клонилось к закату, когда я решил вернуться домой. Подъехал к берегу, нагнулся и стал снимать коньки. Вдруг почувствовал, что кто-то смотрит на меня. Я поднял голову. Передо мной стоял черный человек. Что мне оставалось?! Я был виновен, я нарушил запрет.

– Простите!.. – произнес я растерянно.

Он кивнул и велел мне идти. Он не показался мне сердитым. Он не бранил меня. Впрочем, после того, как я заявил, что не потерплю унизительных наказаний, меня перестали наказывать. И только через неделю черный человек сказал мне, что отныне моя жизнь совершенно изменится! Он сказал, что мой неведомый мне отец желал бы дать мне хорошее образование…

– Я должен был отправить тебя учиться спустя два или даже три года, но я вижу, что это возможно сделать уже теперь. Полагаю, что ты уже способен к самостоятельной жизни. Завтра я провожу тебя на корабль. Ты должен будешь сам добраться до Парижа. Твой отец желал бы знать, что ты сделался студентом Сорбонны, а затем – нотариусом или адвокатом. Каждый месяц ты можешь обращаться в банкирскую контору Годена и получать деньги на прожитие…

Так все и сделалось. Я благополучно добрался до Парижа и сделался студентом. Денег у меня имелось теперь довольно. Я нанимал хорошую квартиру у порядочного домовладельца. Учился я по-прежнему, как в детстве, старательно. Наличие денег доставило мне друзей. Мне казалось, что новые мои приятели искренне привязались к моей особе. Я охотно ссужал их деньгами. Развлекался я редко и скромно. Так прошли три года. И вот, отправившись в очередной раз в контору Годена, я был страшно разочарован. Мне было объявлено, что деньги для меня перестали поступать. Отсутствие денег повлекло за собой исчезновение друзей. Затем я принужден был оставить учение и лишиться жилья. Я растерялся, но голод заставил меня искать способов выжить в одиночестве, в чужом и странном мире, который совсем еще не так давно был теплым и обжитым. Я стал наниматься на поденную работу, рубил дрова, подвизался на рынке Дезинносан в качестве носильщика. Зарабатывал я совсем намного, ночевать приходилось в ночлежках вместе с подонками, которым человек более или менее честный ни за что не подаст руки! Все же мне удалось скопить немного денег. Я чувствовал себя очень усталым и удалился в тот самый трактир, где вы, Онорина, и ваша матушка, увидали меня впервые. Деньги скоро кончились. И тут я вдруг обнаружил, что не все продается и покупается. В мире нашлись иные средства, помимо денег, с помощью которых оказалось возможным заставить в некотором смысле уважать меня. Как я мало знал себя прежде! А теперь вдруг выяснилось, что достаточно мне сжать кулаки, оскалить зубы, пригрозить кому-нибудь словами, не очень вежливыми, и тотчас люди исполняли мои просьбы. Но если бы вы знали, Онорина, что произошло после нашей роковой встречи!..

И Андре рассказал о совершенных им убийствах.

– Вы возненавидите меня, Онорина? – спросил он, глядя на девушку испытующе.

– Нет, – она потупилась. – Я не могу вас ненавидеть.

– Это мы сейчас проверим, – заметил Андре Рубо с улыбкой. – Вы, Онорина, видели меня одетым крайне дурно, а теперь видите меня в наряде, вполне достойном знатного кавалера. Вас интересует, откуда у меня этот наряд?

Онорина задумалась, постукивая нежным пальчиком по медальону, давнему подарку матери, затем произнесла, медленно выговаривая слова:

– Знаете ли, Андре, меня это не очень интересует. Я догадываюсь, что вы решились кого-нибудь ограбить, а, возможно, и убить. Я даже сейчас подумала, что когда-нибудь в будущем, и, возможно, в достаточно далеком будущем, вы решитесь убить меня… – Он сделал протестующий жест, но она отвела его руку и продолжала говорить. – Я не настолько глупа, чтобы полагать, будто человек убивающий должен для кого бы то ни было делать исключение…