Бестолковые рассказы о бестолковости - Дмитрий Ненадович

И что в итоге получается? В конце этих отстойных курсов? Ну, к примеру, если какое вдруг очередное вероломное нападение неожиданно случится? Что предстанет, в конце-концов, пред кровожадным взором увешанного всевозможным оружием коварного «вероломца»?

А недоуменному взору этого супостата предстанет уныло бредущая куда-то колонна понурых и хромающих инвалидов, наспех наряженных в военную форму с аккуратно пришитыми на нее шевронами и ослепительно белыми подворотничками. Стертые ноги военных инвалидов облачены в резиновые советские кеды, за спинами бредущих болтаются непристрелянные АКМы с пустыми магазинами, а на боку каждого из них топорщится противогазная сумка с противогазной же маской без фильтра (фильтр сильно затрудняет дыхание в противогазе и поэтому является для военных не только лишним, но еще и очень вредным элементом). Завершающим штрихом этой удручающей картины является свернутая скаткой шинель, тяжелым лошадиным хомутом пригибающая каждого военного инвалида к земле.

Враг будет обескуражен. Он не станет стрелять в инвалидов. Враг очень расчетлив: зачем ему без толку тратить патроны? Затаив корыстную надежду на извлечение хоть какой-то для себя выгоды, враг, наверное, все же возьмет инвалидов в плен с целью выпытать у них хоть какую-нибудь военную тайну: «Как боэвой порядк наступлэн мотстрелок батален? Отвэчат, русиш швайн!» «Май нихт ферштейн, — будет, наверное, лепетать очередной допрашиваемый инвалид, — этого я вообще не знаю, могу вам доложить только обязанности военного в строю!» «Тьфу-тьфу, майн гот!» — в отчаянии тогда схватятся за голову захватчики и спешно покинут территорию страны. Эту страну ведь невозможно победить. Потому как некого. Не с кем тут пока сражаться. Но это — пока. У военных, ставших теперь обучаемыми военными, все еще впереди.

Тем временем небольшая часть созревающих в непрерывно куда-то топающем строю прагматиков начинает осознавать свои перспективы на ближайшие пять лет. Большая часть из осознавших без видимого сожаления о напрасно потраченном времени, но с явными признаками возрастающей любви к приобретаемой свободе, пишет рапорта и в спешном порядке покидает территорию лагеря (до принятия Присяги этот разумно-трусливый жест не возбранялся — крышка мышеловки захлопывалась после произнесения священных слов при большом стечении народа). Ну что же, как было написано на дверях одного строгого учреждения: «Каждому — свое».

Оставшиеся в скором времени тоже покидают лагерь и переселяются на так называемые «зимние квартиры», служившие когда-то казармами солдатам Преображенского полка гвардии его Императорского Величества.

Близится принятие присяги.

— Вы должны знать текст присяги наизусть.

— Разве при принятии присяги тексты нам не будут выдаваться?

— Тексты обязательно будут выдаваться, кроме того, чтение присяги по памяти во время проведения официальной церемонии строго запрещено.

— Так зачем же…

— Не рас-суж-дать…

— «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик…»

Наконец слова присяги произнесены официально при большом стечении народа, подписи поставлены, знамя поцеловано, гимн выслушан, командирское «добро» на поход в первое увольнение получено. Здесь необходимо пояснить, что армейское понимание слова «увольнение» опять же очень сильно отличается по своему смысловому содержанию от общепринятого. Если в общепринятом смысле в слове «увольнение» изначально содержится какой-то негатив, даже если это «увольнение по собственному желанию», в армейском смысле это слово всегда настраивает военнослужащего на получение целого комплекса удовольствий. От различных вспомогательных слов, употребляемых вместе со словом «увольнение», зависит лишь длительность процесса получения удовольствий. Например, сочетание «увольнение в запас» сулит военному долговременный комплекс удовольствий, изредка прерываемый какими-нибудь сборами, а сочетание слов «увольнение в отставку» переводит военного в разряд неприкасаемых. Жаль, что длится это состояние, как правило, не так долго, как хотелось бы, и протекает на фоне приобретенных за время службы многочисленных заболеваний. В рассматриваемом случае под увольнением понимается четырех-пятичасовое счастье отсутствия на тщательно огороженной и кое-как охраняемой территории, на которой властвуют никому не нужные строгости.

Невский проспект наводнен новоиспеченными военными и патрулями. Патрули сегодня не зверствуют, а в весьма неприсущих им интеллигентных выражениях корректируют диковатое поведение легко узнаваемых первокурсников. А узнавались новоявленные обучаемые военные действительно легко: были они какие-то поразительно новые, суетливые в выполнении обряда воинского приветствия (в быту этот обряд двусмысленно именуется отданием чести), с сиротливой прямой нашивкой-первокурсницей на рукаве, из-за которой в народе эту категорию военных нарекли «минусами».

Далее, как в песне: «…попьет кваску, купит эскимо, никуда не торопясь, выйдет из кино». Но это только первые увольнения. Дальнейшая жизнь внесла дополнительное понимание относительности утверждения «никуда не торопясь». Здесь авторы этого часто исполняемого в те приснопамятные годы военно-строевого хита сильно погорячились. В отличие от «гражданской сволочи»-студента, время у обучаемого военного отмасштабировано совершенно иным способом. Возьмем, к примеру, любовь. Если студент может себе позволить затратить целый месяц на период вегетативного развития глубокого чувства с последующим его переходом к реализации основного инстинкта, то обучаемому военному (особенно в начале обучения) на все эти мероприятия часто отводится не более четырех часов. И он успевает! Успевает еще и батонов со сгущенным молоком закупить для восстановления подорванного диким темпом здоровья. И вот так, с батонами наперевес и торчащими из карманов банками, с выражением лица неподдельно счастливым, успевает предстать с докладом о своем благополучном возвращении за считанные секунды до окончания срока дарованной ему свободы.

В баню…!!!

Хитро переплетаясь, текли учебные и военные будни. От бани и до бани протекали они. А почему «от бани и до бани»? — спросите вы. Да потому, что баня для военного это праздник, а мы как-то привыкли ставить себе некие светящиеся бакены в безликом и равнодушном течении реки жизни в виде хоть каких-нибудь праздников. «В чем же тут может состоять праздник? — не унимается неискушенный читатель. — Ну пошел себе и никуда не торопясь помылся с мылом, почувствовал приятную свежесть тела, попил пивка, расслабился, посидел себе, отдохнул. Так можно поступать каждые выходные. Обыденно это все — не празднично как-то». Да, большой скептик попался мне в читатели, придется остановиться на специфике помывки военного в бане.

Как вы думаете, когда можно помыть военного в городской бане, не смущая при этом гражданское население? (Встречаются такие случаи, когда на территории компактного проживания военных баню почему-то забывают построить). Правильно, в этом случае военного можно помыть — либо ранним утром, либо поздним вечером. Когда трудовой народ либо еще спит, готовясь что-то выдать на гора или что-то отложить в закрома текущей пятилетки, либо этот народ уже спит (предварительно помытый), освобождаясь от последствий раскрепощенного социалистического труда. А военный — это ведь существо не только бесполезное, но и большей частью еще и вредное: мало того что на гора он ничего не выдает, так еще и норовит умыкнуть, поганец, из этих самых закромов что-нибудь эдакое… якобы на поддержание собственной, так сказать, боеготовности. Сильно помогал в свое время выживать военному звериный лик империализма, в дикой злобе взирающий на мирный гражданский люд с плакатов советской наглядной агитации. Если бы не этот зверский лик, военного давно бы уже просто и быстро уничтожили как класс. В последствии, наступившем сразу же за советскими временами, так все и получилось. Как только в нежданно наступившую эпоху «нового мышленья и плюрализма» началась трансформация стран нашего «вероятного противника» в страны наших «вероятных друзей», сразу начал устойчиво хиреть наш военный. Постепенно перестала разрабатываться и поступать в войска новая техника, ощутимо сократилось реальное денежное содержание военного, а потом ему перестали платить вовсе. Правда, не платили временно, месяца по три-четыре. В общем, месяцами не платили военным и все время предлагали немного потерпеть. Помедитировать. На три-четыре месяца уйти в какую-нибудь нирвану, впасть в состояние цзэн или еще куда-нибудь впасть военным предлагали. Так или иначе, в конце-концов, предлагалось каждому военному куда-нибудь свалить вместе со всем своим семейством и сопутствующим семейству проблемами, в какие-нибудь бесплотные и потусторонние сферы. Временно, конечно. Будь спок, военный, не переживай, когда-нибудь все нормализуется. А пока — отвали, не до тебя сейчас.