Планета Вода (сборник с иллюстрациями) - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

Пока чахоточные молились, она собрала всё необходимое: бутылку воды на случай кашля, электрический фонарик, сворованный у спящего около пивной пьянчуги, свитер (наверху, наверно, холодно).

Что особенно ценно в санатории – у каждой пансионерки отдельная спаленка. Чтобы не будили друг дружку ночным кхе-кхе. Дома такой роскоши не было, спали в комнате вшестером, со всеми сестрами, одна кровать пополам с Бесс. Когда Беллинда стала сильно мешать остальным своими туберкулезными концертами, ее начали укладывать в кладовке, на матрасе. А тут роскошно: своя постель с мягкой периной, собственное персональное окно, из которого так удобно сигануть на мягкий газон.

Заглядывать к девочкам по ночам у дежурных бонн было не заведено – разве только если какая-нибудь слишком раскашляется, но Беллинда на всякий случай уложила под одеяло «куклу» из тряпья.

Рано или поздно, конечно, застукают. Ну и что такого ужасного они бедной больной могут сделать? Когда Кобра начнет орать, можно будет пустить слезу, изобразить приступ удушья. Ерунда, обойдется.

Прикинула время.

Высота вулкана почти полторы тысячи футов. Это, наверно, часа три. Подняться к самой кромке кратера. Поглядеть, как светится в ночи лава – и обратно. Вниз получится раза в два быстрее. Нормально. Еще останется часика четыре поспать до подъема.

Надела рюкзак, прогулочные ботинки на толстой подошве связала шнурками и перекинула через плечо.

Вперед, Белл!

Влезла на подоконник, открыла створку, спрыгнула.

Хорошо весить девяносто фунтов. Приземлилась почти бесшумно, даже траву не помяла.

Обулась, побежала вверх по склону.

Через санаторскую оградку, пустяковую, перемахнула запросто. Но потом с бега перешла на ходьбу. Начнешь задыхаться – подкатит кашель. Ну его.

Заблудиться было невозможно. Черная верхушка горы выделялась на фоне темно-серого неба, внизу светились окна санатория, еще ниже – огни поселка. Море поигрывало искорками, перемигивалось со звездами.

Какая все-таки благодать! В Англии, поди, уже холодно, дождик брызгает, а тут лето. Зря боялась замерзнуть. Пока что было жарко, даже вспотела. Вообще-то потеть нельзя, а то ветерком продует, и ку-ку. Плевать. Боишься и бережешься – сиди в четырех стенах, а решила жить по-нормальному, не бери в голову.

Разок заклокотало в груди, запершило в горле, но Беллинда поскорей хлебнула воды, и ничего, обошлось.

Вот и ограда. Высокая и хитрая, из толстой проволоки. Взрослому через такую перелезть, пожалуй, невозможно – прогнется, не удержишься. А под Беллиндиной тяжестью лишь слегка наклонилась. Еще накануне проверено: перелезла на ту сторону и вернулась обратно.

Цап-цап-цап по-мартышечьи. Ногу перекинуть осторожненько, чтоб не оцарапаться и не зацепиться платьем. Вниз медленно, нащупывая носком ботинка ячейки. А вот отсюда можно уже и спрыгнуть. Опа!

Теперь санаторий, поселок и море оказались в клеточку. Очень красиво.

Беллинда засмеялась. Она чувствовала себя просто чудесно – словно вырвалась на свободу.

Карабкалась вверх – насвистывала. В санатории попробуй посвисти – с Коброй, наверно, истерика случится.

Что-то с топотом, будто слон, пронеслось мимо. В первый миг Беллинда охнула, потом хихикнула. Варанищу большущего спугнула. Дунул прочь, бедняга.

Смех перешел в кашель. Бухала – нетерпеливо притоптывала ногой: ну всё уже, хватит. Кровь смачно сплюнула, как водолазы около забегаловки сплевывали пену с пивных кружек. Вытерла губы, попила воды.

Вперед! Вверх!

На горе было не так уж и темно. Луна, хоть и полуспрятанная за облаками, освещала почву вполне достаточно, чтобы не оступиться, не споткнуться о камень и главное – не угодить в щель. Их тут хватало. Один раз щебень под ногой пополз, поехал – Беллинда чуть не сорвалась.

Уф. Этого вот не надо. Застрянешь в дыре, никто не вытащит.

Фонариком посветила на ручные часики – самое дорогое сокровище. Бесс, старшая сестра, отдала свои, когда прощались.

Бесс – единственная, кого в Англии жалко. И единственная, кто прислал письмо. Отвечать ей Беллинда, конечно, не стала. Выздоровеем – напишем. А коли нет – зачем зря бумагу переводить. Пускай побыстрее забудет, для нее же лучше.

Времени-то оказывается, прошло уже много, а до верхушки еще далеко. Этак за три часа не поднимешься.

«Живее, чертова дохлятина!» – приказала себе Беллинда и стала подниматься быстрее.

Дело пошло. Склон сделался круче. Пришлось поработать руками – хвататься за валуны, подтягиваться. Фонарик убрала в карман.

Еще чуть-чуть. До места, выше которого только небо, оставалось всего ничего.

Белинда уцепилась за ребристый камень, но тот вдруг легко поддался и остался у нее в пальцах – оказался не камнем, а осколком. Нога потеряла опору.

Взмахнув руками, девочка опрокинулась, заскользила по спуску головой вниз, ударилась обо что-то затылком. Траектория изменилась – Беллинда двигалась уже не по диагонали, а почти вертикально. Съехала на несколько футов и остановилась, стиснутая расщелиной.

Попробовала перевернуться – только сползла глубже. Грудь и плечи сдавило, руками можно было пошевелить только от локтя. Ногами подрыгать получилось, но что от них проку?

Вскрикнула Беллинда только один раз. Какой смысл? Кто здесь услышит?

Сверху еще какое-то время сыпались мелкие камешки. Потом стало очень тихо. Лишь колотилось сердце: так-так-так, да натужно пыхтели легкие: хых, хых.

Поерзав и поизвивавшись, девочка окончательно поняла, что не выберется.

«Добилась своего, дура? Так тебе и надо. Куда торопилась? – обругала она себя. – Пропадай теперь!»

Но сердилась недолго.

Пускай. Всё лучше, чем докашляться до смерти и подохнуть в постели. Повезло, что провалилась вверх тормашками. Недолго мучиться. Кровь к голове прильет, потеряешь сознание, и не будешь ничего чувствовать.

А еще здорово, что никто никогда не найдет. Даже не догадаются, куда подевалась Беллинда Дженкинс. Просто взяла да исчезла. Красиво! И сучке Лавинии некуда будет положить свои поганые лютики.

Было ужасно неудобно, давило грудь. Саднила царапина на предплечье. Поскорей бы уж кровь к мозгам приливала.

Ага, вот уже перед глазами желтые круги. Будто фонари зажглись. Сейчас всё поплывет, в ушах зашумит…

Зашумело не в ушах, а наверху – там, где ноги.

Мужской голос удивленно сказал на непонятном языке:

– Etta shto escho za ch-chudesa…

Кто-то взял Беллинду за щиколотки и потянул. Сильные руки вытащили ее, перевернули, посадили на землю.

– Эй, полегче! – крикнула она. – Больно!

Потерла глаза. Голова кружилась, ничего не разглядеть.

– Ты цела? – спросил тот же голос по-английски.

Она попробовала смотреть – и зажмурилась. Прямо в лицо светил луч.

– Я услышал шум, и показалось, будто кто-то вскрикнул. Решил п-проверить, – сказал владелец фонарика, слегка заикаясь.

Что это у него за акцент? Беллинда такого никогда не слышала.

Незнакомец быстро и осторожно ощупал ей плечи, руки, бока, ноги.

– Кости не переломала? Нигде не болит?

– Ободралась малость, а так вроде ничего, – сказала Беллинда. – А вы кто? Что вы здесь делаете?

– Это я тебя собирался спросить. Господи, сколько тебе лет? Д-десять?

– Скоро тринадцать, – с достоинством ответила она. – Беллинда Дженкинс. К вашим услугам, сэр.

Вспомнила, что у нее тоже есть фонарик. Не сломался? Вроде, нет.

Посветила на заику.

Брюнет. Очень красивый, как с картинки. Правда, пожилой, виски седые. Шкиперская бородка, какую носят моряки, чтоб, когда куришь трубку на ветру, не опалять усов.

– Вы капитан? – спросила она. – В концерне работаете?

Красавчик изумленно покачал головой:

– Ни с-слезинки. Никаких следов волнения. Ты удивительная девочка, Беллинда Дженкинс. Сейчас ты мне все про себя расскажешь.