Перенос - Елена Грушковская

— Всё хорошо, — сказала доктор Жданова, склоняясь надо мной.

Красные огоньки пульсировали, бегая вдоль «арки» надо мной. Стол был тёплый.

— Доктор, побудьте со мной, пожалуйста, — прошептала я. — Мне с вами спокойнее…

Доктор Жданова кивнула Элле:

— Эллочка, давай сама. — И, ласково взяв мою руку, сказала: — Я здесь, я никуда не ухожу.

Элла отошла куда-то за «арку», я её больше не видела. Она что-то делала там, красные огоньки бегали, за ширмой вполголоса переговаривались, а доктор Жданова, спокойная и доброжелательная, стояла рядом, поглаживая мою руку. Мне хотелось спать.

— Уже начинается? — спросила я.

— Сейчас начнём, — ответила она. — Элла программирует транслятор.

Послышался голос Эллы:

— Готово. Я приступаю, мам.

— Начинаем, Натэлла, — сказала доктор Жданова. — Расслабьтесь.

Красные огоньки начали бегать быстрее, ускоряясь с каждой секундой, пока не слились в сплошную светящуюся полосу. Гудение стало чуть громче. Непреодолимо хотелось спать. Из-за ширмы кто-то сказал:

— Луч пошёл.

Меня выкачивают из моего тела.

Часть 2. Незнакомка

Впереди маячит какой-то огонёк, мне не хватает воздуха, как будто мою грудь стискивают железные обручи. Дышать, господи, дайте мне дышать! Мне надо вздохнуть! Освободите мою грудь!

— Стимуляция дыхания, — говорит странный голос, как будто обработанный и изменённый на компьютере. — Увеличить приток кислорода. Натэлла, вдох!

В груди кольнуло, и в лёгкие мне льётся поток воздуха. Длинный, судорожный, хриплый вдох.

— Так, хорошо, Натэлла, ещё! Дышите!

Я дышу с трудом: грудь как будто ещё не совсем свободна.

— Хорошо, молодец! Дыши, дыши, моя хорошая.

Я дышу, груди становится постепенно легче. На лице у меня маска, в неё с тихим свистом струится воздух. Под затылком у меня чья-то рука, мне придают полусидячее положение, поднимают головной конец стола, и он принимает форму шезлонга. Тело тяжёлое, но я себя чувствую. Меня кто-то держит за руку. И настойчивый огонёк мельтешит впереди.

— Натэлла, смотрите на меня!

Рядом со мной доктор Жданова и Элла, а у ног — двое ассистентов. Доктор Жданова светит мне в глаза фонариком.

— Реакция зрачка хорошая. Так, стимуляция щекоткой.

Мне щекочут ступни. Я дёргаю ногами, у меня вырывается вскрик и смех. Дышать становится ещё легче.

— Хорошо, достаточно, — говорит доктор Жданова. — Ширма!

Ассистенты чуть отодвигают ширму, загибают её буквой «Г», полностью закрывая тот стол. Доктор Жданова говорит:

— Ну, с днём рождения вас, Натэлла.

Она держит меня за руку. В её руке — не моя рука, другая, с другими пальцами, бледная, ногти длинные. Я вижу свои ноги — тоже длинные, а пальцы на них — не мои. Раньше у меня большой палец был длиннее всех остальных, а сейчас следующий за ним палец стал длиннее большого.

— Так, Натэлла, следите за фонариком.

Доктор Жданова водит выключенным фонариком вправо-влево, я слежу за ним глазами.

— Хорошо. Теперь давайте проверим вашу речь. Повторите за мной: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку».

Я двигаю губами, языком, я говорю, но слышу странный, чужой голос:

— Сла Шаша по шоссе…

— Так, сделайте вдох, — говорит доктор Жданова. — И несколько раз высуньте и спрячьте язык.

Я вдыхаю, высовываю язык.

— Пробуйте ещё раз. Медленно, проговаривая каждый звук.

Я говорю:

— Шла Саша по шоссе и сосала сушку.

— Хорошо, — улыбается доктор Жданова.

Странно, как будто я где-то уже слышала этот голос. Вот только где? Мне очень хочется пить. Рот сухой, язык шершавый. Мне дают выпить воды, я выпиваю всё и прошу:

— Ещё…

Мне дают выпить ещё несколько глотков, и доктор Жданова говорит:

— Пока хватит. Чуть позже попьёте ещё.

Мне дают капсулы. Пока они тают во рту, мне помогают сесть и спустить ноги на пол. Ассистент надевает мне белые носки и тапочки. Подкатывают кресло-каталку.

— Куда мне сейчас? — спрашиваю я.

— В палату, — отвечает доктор Жданова.

Мне помогают встать, поддерживая под руки. Выпрямившись во весь рост, я смотрю на доктора Жданову сверху вниз. Раньше у нас была не такая большая разница в росте.

В кресле-каталке меня везут в палату. Несмотря на слабость, на душе у меня светло и радостно, хочется смеяться и всех любить. Приятный хмель слегка ударяет в голову, я улыбаюсь доктору Ждановой, идущей рядом, и беру её за руку. Она сжимает мои пальцы и провожает меня так до самой палаты.

Это точно такой же прозрачный бокс, в котором мы видели того мужчину лет сорока. Мне помогают забраться на кровать, доктор Жданова прикрывает мне ноги одеялом. Она такая заботливая и внимательная, и мне хочется её обнять и заплакать от чувств. Я притягиваю её к себе, она смеётся и похлопывает меня по лопатке.

— Ну, ну…

Я лезу под шапочку. Моя голова больше не лысая, там целое море волос. Я стаскиваю шапочку, и мне на плечи падает золотая волна, укутав меня до пояса, кончики даже лежат на одеяле.

— У меня никогда не было столько волос! — смеюсь я, перебирая и разглядывая длинные золотые пряди.

— Если ваш муж в вас не влюбится заново, то он или слепой, или идиот, — говорит доктор Жданова.

Сердце вздрагивает и нежно сжимается.

— А можно позвать Эдика и детей? — спрашиваю я.

— Разумеется, — кивает доктор Жданова.

Они идут, я вижу их через прозрачную стену. Маша бежит впереди всех, но вдруг останавливается как вкопанная и смотрит ошарашенно. Я машу им рукой, смеюсь, маню их к себе, протягиваю к ним руки. На пару секунд Эдик и Ваня тоже останавливаются, у Эдика глаза потрясённые, а Ваня смотрит настороженно и серьёзно.

— Идите сюда! — зову я.

Ничего, я привыкну к этому голосу, он даже приятнее моего. Чёрт, ну где же я его слышала? Ладно, сейчас это неважно, а может, показалось.

— Да идите сюда, что вы встали? — кричу я потрясённым детям и не менее потрясённому Эдику.

Они входят. Маша идёт нерешительно, Эдик слегка подталкивает её вперёд. Я раскрываю им объятия:

— Ну, привет. Идите ко мне.

Но они почему-то не спешат броситься в мои объятия. Я роняю руки на одеяло.

— Да что с вами? Неужели я такая страшная?

Эдик наконец подаёт голос. Он говорит:

— Да нет, ты не страшная, наоборот… Натка, это правда ты?

Я смеюсь:

— Ну, а кто же ещё? Если бы это была не я, откуда бы я вас знала? Мы с вами недавно виделись — правда, Машутка всё это время преспокойно дрыхла. Даже не соизволила открыть глазки и обнять маму. Машка, иди ко мне.