Знак земли: Собрание стихотворений - Николай Тарусский

САД ВО ВРЕМЯ ГРОЗЫ

Лишь издали возникнет свистИ разорвет ядро,Сначала затрепещет лист,Привставши на ребро.

Как будто дерево спешитУзнать, как рыболов,Откуда ветер, что шуршитСреди его суков.

И только ветер массой всейПотоком хлынет в сад,Взъерошась, сборищем ершейДеревья в нем висят.

Отхлынет грозовой поток,Замечутся листки –И на дорожку, на песок,Свистя, летят жучки.

Трехсантиметровый дракон,Зародыш мотылька,Висит, паденьем оглушен,На лапке стебелька.

А дерево, как щедрый дед,Трясет, как из мешка –Чего-чего в нем только нет –Чижей, червей, сверчка!

Но зашумит девятый валГрозы. И туча в садВдруг рухнет, будто наповалСразил ее заряд.

Деревья глухо зашипят.Померкнет летний час.Стволы шатнутся, заскрипят,Волнуясь, горячась.

В порывах ливня, в облаках –Как бы взрывая хлябь –Стволы в мозолях, в трухляках,Пять тысяч страшных лап

Сорвутся с места всей стеной.И, корчась, каждый стволКак бы прощается с землей,Где сок тянул и цвел.

Грачи, как черные платки,Закружатся в дыму.Орут грачи, трещат сукиВразброд, по одному.

И, наконец, столетний дуб,Как сердце из ствола,Вдруг совку выпустит из губОгромного дупла.

Она заухает, как черт,Сквозь ливень, гром и скрип.Она завертится, как черт,Среди бегущих лип.

Гроза как бы весёлкой бьет,И сад опарой взбух.Он из квашни как тесто прет,Он буйствует за двух!

Живые дрожжи бродят в нем,Он весь, он весь пропахГрибною плесенью, хвощом,Корою в трухляках.1938

В ТАКУЮ НОЧЬ

Я буду тих. Я не скажу ни словаВ ночном лесу.Я знаю, что с небесВдруг засияет, полыхнет пунцовойРогатою звездою, глянет в лесЛучащееся трепетное диво –Сквозь буйные, сквозь лиственные гривы.

И грянет час. И вот вокруг меняДеревья, в бликах дикого огня,Закружатся. Река взлетит на воздух.Зверье покинет норы, птицы – гнезда,Завоет выпь, займутся глухари,Лосось, взъярясь, ударит на быри.

Всклубится воздух пляшущею мошкой,Жуками, бабочками, стрекозой.Цветки на длинных кривоватых ножкахВдруг – взапуски, как будто бы грозойГонимые. Волк ляскнет за кустами.Лужок кишит ужами и кротами.

И вот тогда-то, – только по ногеУж проползет и ласково свернетсяУ сапога, как будто бы в кугеСреди болот, лишь тусклой позолотцейСияет узкий трехугольный лоб, –Я вспомню всё, что вспомниться могло б.

Я вспомню страх лесного населенья,Что пряталось, что уходило в глубьЛесных кварталов, чуть заслышит пеньеИль даже звук, срывающийся с губОхотника. Я вспомню дупла, норы,Весь их пугливый осторожный норов.

И вспомнив всё, я протяну ладоньК звезде пунцовой, чтобы опустилась,Как бабочка, чтобы ее огоньЗажать в руке, как дар, как знак, как милостьСчастливой жизни. Ведь теперь навекМы связаны: и зверь и человек.

Еще в его повадках – ощущеньеПрошедшего. Еще его спинаЧуть выгнута. До умоисступленьяОн борется с собою. Седина,Как щетка, приподнялась на загорбке.Он весь еще чужой, ночной и робкий.

Украдкой он приблизится ко мне.И страха нет. И ткнулся мокрым носомВ мои колени. Лежа на спине,Младенчески, щенком-молокососом,Вдруг победив свою лесную сыть,Старается притворно укусить.

Сопят ежи в своих колючих шапках,Куница вниз по дереву спешит;И лягушонок на утиных лапкахСреди травы доверчиво шуршит.И, окруженный мирным населеньем,Я чувствую укрывшихся оленей.

Они вон там на взлобке, на юру,Стригут ушами. И теленок в пятнах,Весь в белом крапе, трется об коруШершавой елки. Просто и понятноМать, опахнув теплом и молоком,Слегка коснется пальцев языком.

И я пойму: стоит такая ночь,Когда никак нельзя без дружелюбья!Час гонит страх и суеверье прочь.Зверь покидает лазы, норы, глубиСвоих родных приветливых лесов.Зверь верит мне. Зверь верить нам готов.1939

ЛЕСНИК

Отнерестилась щука в бочагах.Лесник лежит в болотных сапогахВ некрашеном гробу, как будто в лодке.

Он бородат, с широким лысым лбом.Он подпоясан мягким пояскомПоверх сарпинковой косоворотки.

Ему, наверно, восемьдесят лет –А впрочем, это был веселый дед,Неутомимый, крепкого закала.

Он, кажется, и вырос здесь в дубах.Лесное солнце на его губахС младенческого возраста играло.

С годами крепло странное родство.Лес, как наставник, пестовал его.Он был лесным пропитан до отказа.

Лес, будто воздух, просочился в кровь.Лес зеленил глаза, ерошил бровь,Подсказывал ему слова и фразы.

Он весь, как есть, признался леснику:Он наклонял его к боровику,Показывал ему, как вьются гнезда.

Все дупла, норы, лазы, тайникиЕжи, лисицы, зайцы, барсукиЕму открыли рано или поздно.

Он научился ночью, как сова,Когда железной делалась листва,Ширять в кварталах возле черных речек

И выть по-волчьи, чтобы материк,Откликнувшись, зашастал напрямикНа грубый вой, на зов нечеловечий.

Шли весны, зимы. Зарождался лист,В курчавых травах поднимался свистЗлых комаров, назойливого гнуса.

Лист умирал, чернел, перегорал,Леса, как солью, иней осыпал –И с гоготом на юг тянулись гуси.

Сначала – яйца, а потом птенцы –А к осени то самки, то самцыПриветливые гнезда покидали.

Волчица на болоте в камышахВолчат кормила. В прудовых ковшахМальки линей, как молнии, мелькали.

Дубы взрослели, ширились, росли.Мужала молодь. Теплый пар землиДыханьем жизни наполнял лощины.

А на тропинках – косточки, крыло,Останки птицы. Белое веслоЛопатки волчьей. Труп сухой осины.

Зверье умеет скрытно умереть,Чтобы никто не видел. Жизнь и смертьВ лесу – как неразлучные подруги.

Из мертвых листьев прет побег живой.Всё скрыто жизнью, как густой травой,Зеленой сеткой из ростков упругих.

И лес ему лишь жизнь преподносил,Горячую, исполненную силИ буйного брожения, и соков.

И мне всегда казалось, что лесник –Не человек, не просто лишь старик,А, словно лес, не знает наших сроков.

И вдруг – конец! Но как поверить мне,Что он погиб так просто, в полынье,Что он был после найден рыбаками?

В избе смолою пахнет. Над столомБлестит ружье начищенным стволомИ спусковой скобою, и курками.

Лягавый пес, пятнистый, в завитках,Умно глядит, как будто ждет в сенцах,Когда ж хозяин кликнет на прогулку.

Вдова-старуха, вся черным-черна,Усевшись, в полушалке, у окнаРевет навзрыд и причитает гулко.

Не верится, что завтра на плечахСородичей, с оркестром, в кумачах,Он поплывет на сельское кладбище,

Где гомозятся первые грачи,Где бледно-желтым пламенем свечиПылает куст, где первый зяблик свищет.

Так это смерть? Еще позавчераМы с ним вдвоем сидели у костра.Лес вспыхивал. Стволы стояли в лужах.

Копилась ночь в оврагах и ярах.Весна теплом дышала на буграхСреди безлистых сучьев неуклюжих.

Старик сидел, пригорбясь, весь в огне,Весь в отсветах. И он казался мнеДремучим, странным сердцем этой ночи.

Казалось мне: он может, знает всё.Лишь подмигнет – и скрытное зверьеПоявится из-за кустов и кочек.

Лишь подмигнет – и двинутся стволы,Лишь улыбнется – и не станет мглы:Ночь зашипит, заплещет глухарями.

Захочет он – и тут же на видуГлухарь, как шишку, дикую звездуСорвет в глубоком небе над ярами.

И к нам в костер опустится звезда,Застонет филин, зашумит вода,Забрешет лес, завоет волк в чащобах.

И вдруг – конец! И завтра желтый комСырой земли, как будто кулаком,Ударит по дощатой крышке гроба.

Прощай, мой друг! Пускай в сырых горстяхЛесной могилы твой сгниет костяк,Пускай ты станешь почвой, черноземом!

Земля не принимает смерти, нет!Ты пустишь корни, ты увидишь светСреди берез и молодых черемух.

Как юный дуб ты будешь снова жить,Листвой шуршать и с летним днем дружитьВ своем особенном древесном счастьи.

Земля не принимает смерти, нет!Погибнет дуб – возникнет бересклет,Чтоб времени и жизни не кончаться!Июль 1939

НА ЛУЖАЙКЕ ПРИ СВЕТЕ МЕСЯЦА