Лакомый кусочек - Марина Серова

— Таня, — протянул Андрей, — ну хочешь, отдохни… Пойдем пива попьем. Я позвоню Сечнику, скажу, что ты сегодня работать не сможешь…

— Спасибо, — мрачно сказала я, — я это и без твоей помощи могу сделать. Только где гарантии, что пока мы с тобой распиваем пиво, наш драгоценный убийца не будет заниматься тем же самым? Я приду, посвежевшая, и обнаружу новый труп, да? Так что меня не у Сечника отпрашивать надо. Если, конечно, это не он так развлекается. Ты уж тогда найди этого самого убийцу и попроси его передохнуть, ладно? Пока мы с тобой отдыхаем. Потом опять займемся каждый своим делом со свежими силами…

— Кстати, что ты выяснила? — спросил этот нахал.

— Ни-че-го… — вздохнула я, — живи спокойно. Как у Сони дела?

— Все нормально, — удивился он, — работает. А что?

— Ничего особенного, — сказала я, — просто мне показалось, что я ее подвожу.

— Соня — очень умный ребенок, — порадовал меня Андрей, — она ложных ходов не допускает. Так что у нее все было продумано до мелочей. Ты подошла к ней на улице, попросила помощи. Частный детектив. Все нормально, не волнуйся. Да и наркоторговцы сами не идиоты — чего им по мокрому светиться? Кстати, как тебе публика?

— Сначала было омерзение, потом…

— Жалость? — договорил он за меня. — Это она тебя с Илюшей свела… Мангалиев жалости не вызывает. Еще тот мерзавец.

— Были бы у нас в стране нормальные, цивилизованные отношения к инвалидам, не появлялись бы Илюши, — сказала я.

— Общество не переделаешь в лучшую сторону, — вздохнул он, — в худшую — всегда пожалуйста, это они готовы, как пионеры…

Рассуждать дальше на философские темы мне было некогда. Мой внутренний голос подсказывал, что я не имею права медлить. Убийца не успокоился. Будут еще жертвы.

Мой владелец казино явно хотел отвязаться от лишних свидетелей. А кто может сказать, кого он сочтет таковым в ближайшее время?

Глава 7

«Опиум, героин… Что они в этом находят? Я сама пробовала как-то анашу, ну были ноги ватные, голова затуманилась… Ну и что? Этого эффекта и от пива добиться можно. Или, например, от расследования елисеевского убийства. Состояние мое можно было обозначить: „куда ты плывешь, крыша моя…“. Эффект-то как раз ожидаемый Сониными подопечными. Если так хочется, чтобы крыша съехала — пожалуйста. Вот оно, блаженное и вожделенное состояние. Никакого тебе героина не надо».

Так я рассуждала по дороге в «Прагу». В «Праге» должно было состояться великое событие раздачи дармовых пирожных по поводу кончины Вити Елисеева. Ох, как же мне он надоел! Просто в зубах его имя навязло, как кариес. Не явиться я не могла — кто ж мою Королеву красоты-95 оберегать от девушки с перхотью будет? Поэтому придется Тане наблюдать стоны и плачи, смотреть на «глубокое и искреннее соболезнование». Хорошо, что я хоть при жизни Елисеева с ним знакома не была. А то бы именно я стала его убийцей.

В баре уже собралась пестрая толпа. Мимо меня прошествовала великая Ирина Леонидовна в неизменной странной шляпке и в коротенькой юбке, обнажающей старые коленки. «После сорока пяти надо обязательно носить черные колготки, — констатировала я, — если мне удастся дотянуть до сорока пяти, конечно, в здравом рассудке».

Вели они себя стандартно, Ленусик изображала маленькую колибри, что было несколько натянуто — судя по хищному взгляду, ей больше бы подошло нечто близкое ястребу.

Оказывается, встречи под собственную музыку у них не приняты: я с удивлением обнаружила, что играются у них сплошные англоязычные песни, причем неплохие. Это меня успокоило — Элвис Пресли был приятнее, чем Елисеев.

За стойкой была Катя, она приветливо улыбнулась мне и, когда я подошла, шепнула:

— Тань, вас искал какой-то… маленький человечек.

В голове всплыл образ Илюши. Интересно, что ему понадобилось.

— Он попозже зайдет, — сказала она. — Правда, ждать вас будет в холле — сюда его вряд ли пустят.

Я кивнула. Виктория появилась в дверях бара в изящном черном платье, — в девяносто пятом году жюри конкурса было право. Единственный раз они избрали достойную поклонения женщину. Двигалась она с кошачьей грацией, в огромных глазах вместо печали явно сквозила насмешка.

К ней бросились со всех сторон. Виктория молча выслушивала их причитания, кивала головой, целовалась с женщинами, а мужчинам изящно протягивала ручку и смотрела поверх голов, явно кого-то разыскивая. Увидев меня, она улыбнулась и решительно двинулась в мою сторону.

— Я так рада, что вы здесь, Таня, — просияла она улыбкой. — Только давайте сегодня забудем о Елисееве, ладно? Ему вполне хватит, что они, — обвела она несколько презрительным жестом благородное собрание рукой, — вспоминают…

Я кивнула. Мне ее драгоценный супруг тоже надоел хуже горькой редьки.

— Знаете, Таня, — продолжала Виктория, — мне сегодня отчего-то стало хорошо… Можете меня подозревать, потому что я подумала — я могла бы его убить и даже благодарна человеку, сделавшему это… Он меня так замучил своим присутствием! Конечно, Галю жалко. Его — нет.

Она замолчала на самом интересном месте.

Причем я поняла, что продолжения, увы, пока не будет.

— Мы же договорились не вспоминать сегодня о Елисееве, — рискнула напомнить я. — Давайте уж этого придерживаться.

— Да, — улыбнулась она. — Давайте. А о чем мы будем говорить?

— О вас, — сказала я. — Вы ведь и сами интересная личность.

— Обо мне? — удивилась она. — Да ничего во мне нет интересного. Ну победила я в этом конкурсе. Петь пыталась, но пою я плохо.

— В принципе, не хуже их, — успокоила ее я, — так что зря вы бросили это занятие.

— Я не хочу быть средней, Танечка, — она сказала это тихо и грустно, — а на звезду масштаба Лайзы Миннелли я не тяну… На мне природа отдыхает.

Судя по ее красоте, природа отдохнула неплохо, создавая ее отца. В Викторию было вложено куда больше творческих сил. Так что она несправедливо обидела невинную природу.

— Ой, Таня, извините, — она увидела вдали Александра, — мне надо подойти к нему.

— Уже не боитесь? — спросила я. — Вот так, на глазах у всех?

Она покачала головой и решительно ответила:

— Надоело. Сегодня я хочу наконец-то быть самой собой.

Она кивнула мне и решительно направилась к своему возлюбленному под перекрестным огнем любопытных и недобрых взглядов.

Кто-то тихонько тронул меня за плечо. Я обернулась и, к собственному удивлению, увидела Илюшу.

— Здравствуйте, Таня, — сказал он своим тонким голосочком. — Соня сказала, я смогу вас здесь найти. А я кое-что вспомнил.

Я его недооценила. Он все-таки решил помочь. И даже нашел способ пробраться сюда.

— Хорошо, — кивнула я, — только давайте выйдем, чтобы не привлекать ничьих взглядов.

Он кивнул, хотя на какой-то момент мне показалось, что его мысли заняты чем-то другим. Он напряженно смотрел в сторону, где стоял Сечник. Больше там не было никого, способного привлечь внимание. Только обслуга гостиницы. Однако он смотрел взглядом человека, силящегося что-то припомнить.

Видимо, мысль от него ускользнула, он встряхнул маленькой головой и сказал:

— Странно. До чего знакомое лицо…

— Здесь все лица до отвращения знакомы… — мрачно констатировала я. — Пойдем?

Он кивнул, все еще пытаясь что-то вспомнить.

Мы присели на скамейку перед гостиницей, он закурил и печально усмехнулся:

— Знаете, Таня, как смешно — мама, когда узнала, что я курю, сказала: «Илюша, ты никогда не вырастешь…» Правда, смешно?

Мне смешно не было, но я из вежливости кивнула.

— Мало, но, может быть, это вам поможет. Мангалиева действительно хотел использовать Елисеев и даже приходил к нему с неким человеком, Мангалиев подумал, что это елисеевский дядя, потому что Елисеев его так называл: «дядя… то ли Жора, то ли Юра». Мангалиев точно не запомнил. Цены они такие заломили, что Мангалиев их послал…

Так. Я мысленно поблагодарила Господа за Мангалиева. Может, Господу Мангалиев вовсе не нравился, но что-то начинало склеиваться.

— Это еще не все. Этот самый дядя неделю назад нашел Мангалиева и купил у него героин. Описать он его не может — очень размытые черты, да и для восточных людей европейцы все на одно лицо. Но если вам это поможет…

— Поможет, — заверила я его, — обязательно поблагодарите Мангалиева.

— Нет, — сказал он, — я Мангалиева благодарить не буду. Он плохо относится к сыщикам.

— Как же вы это узнали? — удивилась я.

— Просто сказал Мангалиеву, — пожал он плечами, — что Елисеев был мне должен за порцию, которую брал для друга. Стали вспоминать, кто мог быть этим другом.

— Вам бы, Илюша, в сыске работать, — восхитилась я им.

— Нет, у меня память плохая… — сокрушенно признался он. — Вроде помню, что где-то встречал человека и что почему-то это важно, а вспомнить, где и когда, не могу.