Ломовой кайф - Леонид Влодавец

ЧЕРДАЧНЫЙ ШКУРОДЕР

— В общем, тут ничего особо сложного нет, — успокоительным тоном произнес Ольгерд. — Такой же желобок, как был внизу, только метров на пятьдесят длиннее. Зато есть места, где даже на четвереньках можно двигаться. Правда, можно напутать с поворотами и забраться в такие места, откуда потом хрен выберешься. Поэтому есть предложение составить следующую цепочку. Я с веревкой ползу впереди и тяну за собой подвязанный к веревке свой рюкзак. Дальше ползет Топорик, подталкивает при нужде мой рюкзак и подтягивает за собой свое снаряжение. Остальные — соответственно.

— Все свое нашли? — спросил капитан. — Молчание — знак согласия.

Щель, в которую на сей раз втиснулся «пан Сусанин», напоминала по форме и размерам лежащую на боку большую продолговатую дыню. Сперва Ольгерд вытянул руки вперед, затем прижался щекой к полу и протиснулся по пояс. Наконец он выгнулся влево и вполз в щель окончательно. Затем он потянул за собой рюкзак, подвязанный к веревке, которая длинным хвостом потащилась следом. Топорик наскоро привязал к веревке свой рюкзак и автомат, укутанный, как ребенок, в пакет из разгрузки и бронежилета. Затем детинушка, бормоча что-то типа «господи, пронеси», всунул руки в дыру, сумел втиснуться в желоб и пошуршал дальше. Следующим критическим моментом была, конечно, Милка со своей попой, но и она, как ни странно, успешно просклизнула, утянув за собой рюкзак и увязку из автомата и прочего снаряжения. Пока она протискивалась, Юрка, отмерив два метра веревки, торопливо приматывал свою поклажу, а когда Милка окончательно заползла в шкуродер и все ее оборудование уехало туда, с некоторой дрожью в теле приблизился к дыре.

Здешний желоб был и впрямь намного извилистее первого, но более широкий и со всякими ответвлениями, уводившими фиг знает куда, скорее всего в какие-нибудь тупики. Поэтому, если бы Юрка полз тут в одиночку, он уже не раз бы запутался. Однако у него был хороший ориентир — Милкина навьючка, которую она тянула за собой и в которую Таран периодически упирался руками. Свое добро тоже периодически приходилось подтягивать, особенно тогда, когда Юрка чуял, что в него упирается руками Ляпунов.

Между тем наверху, на поверхности, вновь начали периодически грохать взрывы. Конечно, сотрясение от этих взрывов тут, на глубине, было минимальное, но все-таки ощущалось. Как ни успокаивал себя Таран тем, что до свежего воздуха десятки метров скального грунта, которые даже не всякая атомная бомба прошибет, все же при каждом взрыве он чуял легкий мандраж, вспоминая о приведенном Ольгердом примере с «Операцией „Святой Януарий“ и критической точкой закаленного стекла. Хрен его знает, вдруг именно туда и попадут? Угодить под обломки какой-нибудь тысячетонной каменной плиты, внезапно потрескавшейся на десятки многотонных кусочков, ему как-то не улыбалось. Тем более что здесь, в желобе, у Юрки не раз возникало чувство, что он заживо похоронен. Даже при том, что свод над этим шкуродером был более высоким и местами действительно можно было двигаться на четвереньках.

Таран точно не знал, сколько времени они тут путешествуют, но при этом хорошо помнил предсказание Ольгерда насчет того, что минут через пятнадцать та группа федералов, которая прошла через вход «Ручейный», а потом стала подниматься по туннелю в направлении «Волчьей Пасти», скорее всего выйдет на завал с миной направленного действия и взрыв вкупе с камнепадом размелет их в кровавый фарш. Взрывов, правда, пробухало уже немало, но Таран был убежден, что наземные взрывы с подземными он вряд ли перепутает. Четверть часа, на прикид, уже давно прошло, а взрыва, который предсказывали Ляпунов и Ольгерд, не было. Либо салаги двигались медленнее, чем ожидалось, либо мина направленного действия, спрятанная за каменным завалом, существовала только в предположениях капитана.

А из этого, кстати, могли последовать не самые лучшие события. То есть салаги — то, что это именно салаги, было сугубо личное впечатление капитана, вряд ли имевшего много времени на то, чтобы хорошо рассмотреть бойцов! — могли уже прорваться к «Ишачьим Конюшням». Неизвестно, конечно, насколько успешно они там смогут разобраться, возможно, что их там действительно всех положат, но ведь бывали случаи, когда, как говорится, дуракам везло. К тому же насчет дураков это, пожалуй, тоже слишком поспешная характеристика. Даже если ихний летеха всего пару лет как из училища, но отвоевал хотя бы полгода, то вполне мог наловчиться, так что сможет на практике дать фору невоевавшему майору. Да и сами бойцы — ровесники Тарана — вполне могли от души понюхать пороху. Такие же ребята, между прочим, как-то раз Берлин взяли и почти пятьдесят лет его удерживали, пугая своими сопливыми носами всю буржуазную Европу. Так их никто и не выбил оттуда, хотя, наверное, очень хотели. Сами ушли, по команде «лучшего немца» дедушки Горби и еще одного, понимаешь, дирижера-любителя…

Так что в принципе не будет ничего удивительного, если эти ребятишки положат задницей кверху Ахмеда и его братву, разнесут в пух и прах штаб в «Ишачьих Конюшнях» и заберут оттуда то, чего домогаются Птицын и те, кто ему это заказывал.

Будь Юрка чисто сторонним наблюдателем, он от души порадовался бы такому успеху федералов, тем более представителей своего поколения, которое отнюдь не в полном составе и даже, возможно, не в большинстве своем «выбрало пепси». Но, увы, сторонним наблюдателем Таран не был. Он был действующим бойцом «третьей стороны», на которую его привела извилистая дорожка двух последних лет жизни. И, как ни печально, успех салаг означал поражение «мамонтов», что, возможно, должно было повлечь за собой далеко идущие и совершенно непредсказуемые последствия.

Успокаивая себя тем, что он слышит только разрывы на поверхности, но до его ушей не долетают звуки выстрелов в подземельях, Юрка старался по мере возможности ползти быстрее. Однако темп движения задавал не он, а «пан Сусанин», и Таран мог двигаться ровно с такой скоростью, с какой впереди него ползла Милка со своими прибамбасами. Милка не могла прибавить больше, чем Топорик, а Топорик — больше, чем Ольгерд.

Само собой, что у Юрки по ходу этого передвижения по чердачному шкуродеру не раз и не два возникало острое чувство недоверия к «Спайдермену». Может, он их заведет к какой-нибудь узкой щелке, сам пролезет, а дыру задвинет камнем с другой стороны. Или выберет такой лаз, через который сам пролезет, а ползущий следом Топорик застрянет. Что тогда? А тогда им придется долго-долго выбираться из этого желоба задом наперед — развернуться-то невозможно! И выползут они отсюда лишь тогда, когда фђдералы, раздолбав остатки Ахмедовых боевиков, взорвут и завалят все ходы и выходы… Конечно, какие-то шансы найти незаваленную дыру будут, но лишь до тех пор, пока не сядут элементы питания к очкам и аккумуляторы фонаря. Дальше им придется вслепую бродить по собственной могиле. Бр-р!

Несколько раз Юрке казалось, будто его самые черные предположения начинают сбываться, в частности, тогда, когда по каким-то причинам случались остановки. Что конкретно происходило впереди, Таран не видел, только упирался башкой или руками в Милкину укладку и обнаруживал, что она не движется. Милка, почуяв, что ее подпирают, сердито шипела:

«Не спеши, там спереди чего-то!» Сзади в это время в Юркино снаряжение упирался Ляпунов и тоже шипел: «Чего застрял?» — Спустя несколько секунд движение возобновлялось, и у Юрки на какое-то время камень с души сваливался.

Но вот наконец свод стал уходить вверх, и стало возможным сперва постоянно ползти на четвереньках, подобно саночнику в дореволюционных шахтах, а потом даже идти на двух ногах, пригнувшись. Ольгерд остановился и прошептал:

— Мы на месте. За углом, в десяти метрах слева — грот, который находится прямо над самой большой «Конюшней». Справа — небольшой туннельчик, через него можно выйти к «колодцу». Помните, я говорил насчет мощного ручейка, на котором в принципе можно было бы гидротурбинку поставить? Так вот, метрах в двадцати ниже нас этот ручей стекает в «колодец» и падает вниз еще на шестьдесят метров до самого дна, откуда идет туннель до выхода «Ручейный».

— Что ж ты нас через него не повел? — удивился Топорик.

— Потому что пройти этот «колодец» снизу вверх невозможно, — невозмутимо ответил «пан Сусанин». — Практически это водопад, и довольно сильный. А сверху вниз, при крепкой веревке и избытке везения проскочить можно.

— Хорошая информация, — задумчиво произнес Ляпунов. — Насчет «колодца» это ты на случай отхода или рекомендуешь для проникновения в «Конюшни»?

— И то, и то. Хотя, конечно, понимаю, что отходить через «Ручейный» — значит, иметь дело с федералами. А вот проникнуть в «Конюшни», если спуститься до того места, где ручей стекает в «колодец», вполне реально.

— Но долго. Ты ведь говорил, что от ручья до «Конюшен» сорок метров вверх, я правильно говорю? Да еще спускаться двадцать метров к водопаду. Нет, это не пойдет. Какова толщина свода над «большой Конюшней»?