Аргидава - Марианна Гончарова

Нет, конечно, она могла бы, но… а вдруг будет фальшиво и пошло. Пошло и фальшиво. Даже наедине с самой собой. Лучше просто спрятать все в тень, потому что отзывчивый и сам поймет, почувствует, в себе услышит и согласится.

– А куда дальше? – спросила она. – Это же тупик. А если это тупик, столбы – не для лошадей. И вообще, какие могут быть лошади в подвале? Как они туда спускались? По ступенькам?

– Они могли спускаться с другой стороны, где был специально приспособленный для лошадей ход.

– Но здесь ведь тупик, – упорно твердила Маша.

Игнат медленно бродил по периметру зала, ощупывая стены светом своего фонарика и рукой.

– Хода нет.

– Но ведь дед Матвеич…

– Точно. Паромщик. Он говорил, что они с другом забирались в подземный ход со стороны крепости. Так. Будем вызывать Сашку-старателя.

– А кто это? Зачем?

– А вот зачем. Иди сюда, – позвал Игнат, – смотри.

В освещенном кругу на стене смутно просматривался позеленевший от влаги и времени кованый, размером с мужскую ладонь, круг, а в нем – только на ощупь – солнечный круг с широкими девятью лучами, похожими на лепестки пиона или языки огня. В солнечном круге извивалась ящерица.

– Саламандра? – тихо спросил Игнат. Скорей, сам себя спросил. – Сашка – любимый ученик нашего Тищенко. Блистательный был студент. Носом чует металл и воду в земле. Правда, там история была одна странная… Копает он сейчас или нет, я не знаю.

– Что копает? Где?

– Археолог он.

– Ну?

– Он, видишь ли, черный археолог. Копает без разрешения. Но как-то слишком смело. И некоторые говорят, что его кто-то прикрывает.

– Что значит – прикрывает?

– Ох, Маша. Ну… Кто-то влиятельный прикрывает его увлечение. Работает он на кого-то. Я даже знаю, на кого. И все знают.

– Омерта! – Машка прошептала, вытянув указательный палец. На стене тень Машкиной руки в свете фонаря казалась даже зловещей. – Омерта. Все знают, никто не говорит? А на кого работает?

Игнат положил руку девушке на плечо и вдруг прошептал нежно и тепло:

– Маха… Маааха, слушай…

– Что?

– Маха, пожалуйста…

– Что? Что, Игнат, что?

– Маха, маленькая. Ты…

Машка замерла в темноте, ожидая чего-то и твердя про себя: «Ой, не надо, не надо, не надо пока, не надо!»

– Маш, – опять легким шепотом дохнул в лицо Игнат, – знаешь что?

– Что? – хрипло отозвалась Маша.

– Это… Не морщи лоб!.. – И засмеялся: – Не бойся. Но будь осторожна. Давай выбираться. А то простудишься.

Ребята полезли обратно тем же путем, то пригибаясь, то протискиваясь боком.

«Ну не прибить этого клоуна? – думала Машка разочарованно, выползая почти на коленках из узкого, как кроличья нора, хода. – То ли смеяться, то ли плакать».

«Ну ты же сама не хотела, – злорадно отозвался внутренний ее голос. – И надо наконец следить за собой и научиться не морщить лоб!» Когда наконец они вышли в коридор с лестницей, Игнат подхватил Машу за талию – держись! – звонко чмокнул ее в щеку и подсадил на целую перекладину гнилой, почти развалившейся лестницы.

Глава одиннадцатая

Сашка-старатель

– Черный археолог? Все знают, чем он занимается, но никто не говорит. Все знают, кто его прикрывает, но никто не говорит. – Машка отряхивала джинсы от пыли, пока Игнат, набирая коды, закрывал замки на люке.

– Да, никто не говорит. Мало ли сейчас черных археологов. Одно дело – раскапывать курганы. Другое – искать оружие Первой и Второй мировых войн. Я не знаю, где именно копает Сашка-старатель. И что находит. Все знают, что он копает, но никто не говорит. Вот и судачат, что кто-то ему покровительствует.

– Познакомь меня! Ну возьми меня с собой на эту встречу! Кто тебе подземелье показал? Ты что, жадничаешь? Ты предатель? Цапнул мою загадку и оставляешь меня на обочине?

У Маши такое бывало. Обидно: идея твоя, работа твоя, результаты тоже твои, а пожинает их почему-то другой человек. Его хвалят, ему платят. А ты в это время сидишь в машине, где тебя оставили, ждешь, жмешься от неловкости, мерзнешь и чувствуешь себя выставочной собакой. Выступила? Отплясала? Место! Сидеть! Ждать! Охранять!

И тогда Машка подумала: если Игнат не возьмет ее с собой знакомиться с Сашкой-старателем, тогда к черту его мягкий голос и красивый профиль, его длинные музыкальные пальцы и его стихи, и запихнуть поглубже воспоминания, как он тащил ее на руках домой, когда она подвернула ногу, и вообще забыть навсегда, пусть себе уйдет и живет где-нибудь подальше от меня, – так думала Машка.

И продолжала ныть: познакомь да познакомь меня с Сашкой-старателем. Короче, достала уже своим нытьем. Игнат дал ей Сашкин электронный адрес: договаривайся сама. Он человек-погода. Как ветер задует. Как Луна меняется. От всего он зависит.

…Сашка-старатель ответил Маше в этот же вечер и прислал свою фотографию… с карнавальными заячьими ушами на голове. Серьезный, по-своему даже красивый, в очках, сидит, как будто фотографируется на партбилет, при галстуке, сосредоточенный. Но с ушами. Белыми и пушистыми. «Это ж какой свободный, легкий человек, – думала Машка, – если он послал незнакомой девчонке такую свою фотографию, чтобы я его узнала при встрече. Написал мне, мол, я готов разговаривать, я вообще разговаривать люблю, и назначил свидание в кафе «Калинка».

Приехали они на встречу к Сашке-старателю чуть раньше. Кафе – фу и жуть. Пахнет пережаренным. Маша задумалась: зачем он назначил встречу в этом вот гиблом месте: играет попса, какие-то дяденьки вчерашней свежести пиво пьют, галдят. Столы грязные с пятнами пролитого. Рядом же приличный ресторанчик, тихий, все равно ведь мы угощаем, ну что ему стоило согласиться. Нет – только туда. А потом она поняла, что, во-первых, это в контексте с его ушами. А во-вторых, возможно, он боялся. Не доверял им. Поэтому, кстати, и послал фотографию с ушами. И в конце концов, тут кафе, открытое на все четыре стороны – можно быстро уйти, если что. То есть сбежать.

Они ждали. Маша ожесточенно терла салфеткой деревянный стол без скатерти. А тут он появился… Нет, не так. Сначала в воздухе возник какой-то ритм. Тым-ты-дынц, тым-ты-дынц! И с жуткой музыкой в жутком кафе никак этот ритм не связан, а слышала его только Маша. В этом ритме вдруг задвигались автомобили, пешеходы. Рядом стояла передвижная лавочка с фруктами, продавец неожиданно заколотил ладонью по картонному ящику, отбивая такт. Колдовство и шаманство. Казалось, что все окружающее пространство к чему-то готовилось, приноравливалось и радовалось. И вот из-за поворота сыпанул ворох сухих шафранных и пурпурных листьев, сделалось светлей, ярче вокруг, заискрилась, зажурчала весело вода из откуда-то взявшейся тут поливальной машины, присланной, по-видимому, именно сюда небесным продюсером. Сашкин выход обставлялся дорого и красиво. Показался из-за угла качественный башмак, брючина узких джинсов, а следом как будто из кулис вышел весь он. Сашка-старатель. В воздухе вокруг однозначно стихло, а потом будто хор прозвучал:

– Сааааашка!

Походкой, верней, походочкой, а еще верней, походняком вихляющим, ногами чуть кривоватыми, расчетливо-спортивно двигая руками, разболтанными в суставах, худой, даже тощий, пружинистый и очень во всем этом органичный, какой-то юркий, вертлявый, подвижный как угорь, он, широко и благодарно улыбаясь всем вокруг – и не только посетителям кафе, но и поливальной машине, улице, торговцу фруктами, солнцу, засиявшему вдруг ярче, – подгреб к их столу и остановился, застыл, элегантно и одновременно насмешливо поклонившись и притопнув. Очень фактурный, некрасивый, но интересный. Как для кино. Без заячьих ушей.

Как и оказалось, он этой своей внешностью и всем видом так подходил к нелепому этому уличному кафе, что Маша немедленно смирилась, обрадовалась и уселась поудобней, чтобы его слушать.

– На! – сказал вместо «здравствуйте». – Это первый век нашей эры. Римский император Траян. Динарий.

Он положил на грязноватый, сбитый из некрашеных досок стол мелкую монетку с дырочкой.

– Ого! Откуда такой? – насторожился Игнат.

– А шел-шел и нашел, – не мигая и преданно, честно глядя в глаза, ответил Сашка-старатель, – на Траянском валу, – весело заржал, приобнял Игната и взял в свою крепкую сухую и шершавую от мозолей лапу Машину руку: – Будем знакомы. Сашка-старатель…

Так и познакомились.

И вот они уже были достаточно знакомы. И доверяли друг другу, заключив триумвират. Сашка-старатель, Игнат и Маша. Сашка-старатель много чего интересного рассказал и показал. И целый день они бродили вокруг крепости и сидели над старыми книгами в кабинете отца Васыля, в боковой холодной комнате храма, и как-то, утомившись, выйдя на воздух, щурясь на свет, присели на развалинах сторожевой башни, и Сашка-старатель со вкусом закурил.

– А знаете, Тиша однажды… То есть профессор Тищенко говорил, что Аргидава играет со временем. Тут в разных местах время течет по-разному. В подвалах и подземельях – быстро. И если мужчина забирается туда на несколько часов, обратно он может выйти очень заросший или даже с бородой. А если подымаешься на самую высокую башню, бродишь там по переходам, рассматриваешь, думаешь часами, то, когда спускаешься, тебя спрашивают: «А что ты так быстро? Ведь и пятнадцати минут не прошло». Хотелось бы знать, что там происходит. И почему так?