Эзотерическое подполье Британии. Как Coil, Current 93, Nurse With Wound и другие гениальные сумасброды перепридумали музыку - Дэвид Кинан

Стив родился в семье домохозяйки Маргарет и декоратора Питера 3 февраля 1957 года по адресу Брэкенбери-роуд, 35. У супругов было еще трое детей: два сына, Майкл и Кевин, и дочь Лиза. Майкл был действующим чемпионом Северного Лондона по пого-стику[51]. В раннем детстве Стэплтон начал рисовать и мастерить модели для школьных выставок. Учитель рисования Олдерской средней школы считал Стива вундеркиндом и поощрял его занятия. Хотя первые картины Стэплтона были довольно прямолинейными попытками портретной живописи, увлечение рыбами (у него в спальне между полками с пластинками стоял огромный аквариум) постепенно проникало в его творчество, и оно становилось все более связано с водным миром. «Думаю, по-настоящему мой подход изменился, когда я увлекся кактусами, – рассказывает он. – Я начал их рисовать, а у них такая замысловатая форма стеблей и шипов, их симметрия. Я целыми неделями мог рисовать один-единственный кактус». Тогда, как и сейчас, он раздавал большую часть картин, как только их заканчивал. Его бабушка хранила под кроватью целую стопку, однако после ее смерти их выкинули. Некоторые из них он помнит до сих пор: метр на метр с лишним, все размеченные карандашом и заполненные сотнями скрупулезно нарисованных кривых кактусов. «Это было время детей цветов, кругом было полно этих образов с цветами и завитками, – объясняет он. – От абстрактных форм кактусов до психоделии один маленький шаг, так что, наверное, мои странные увлечения начались именно тогда».

Родители Стэплтона не проявляли особого интереса к таланту сына – разве что время от времени хвастались соседям, что он умеет рисовать. «Они никогда не слушали мою музыку, – утверждает Стэплтон. – Ни разу не просили дать ее послушать, вообще не интересовались, как и вся моя семья. Всегда считали меня белой вороной и чудаком, хотя родители уважали меня за то, что я умел держать остальных детей под контролем». Однако он был далек от того образца для подражания, на который они надеялись. Подростком Стэплтон соорудил собственную спальню в чулане, некогда бывшим туалетом, площадью 2,7 на 1,8 метра. «Я ее целиком раскрасил, – вспоминает он. – На стенах были затейливые рисунки. Сами стены были черными, я покрыл их сверху донизу крупными красными надписями. Затем я нанес синим цветом и более тонким шрифтом другую историю. У меня стояли там красная и синяя лампы, и, если я включал первую, можно было прочесть красный рассказ, а если вторую – синий». Каждую ночь он лежал на кровати в красно-синем сиянии и слушал в наушниках The Velvet Underground White Light / White Heat, особенно импровизационный джем «Sister Ray» на второй стороне. «С самого детства мне нравились песни, в середине которых начинался хаос, – рассказывает он. – Но „Sister Ray“ была особенной. Я поверить не мог, что кто-то может записать 17-минутную композицию, которая была бы полным безумием от начала до конца. Это было для меня важнейшим открытием».

Еще одним открытием с далеко идущими последствиями оказался первобытный стук кроманьонцев краут-рока Amon Düül. Стэплтон купил их Psychedelic Underground в главном магазине Virgin рядом с Оксфорд-стрит. «Вот тогда у меня началось настоящее помешательство, – улыбается он. – Впервые я слушал их на маленьком проигрывателе в нашей гостиной. Я потерял дар речи. Никогда до этого не слышал ничего подобного. Я начал собирать другие их пластинки, а в 1972 году купил Känguru Guru Guru. Они меня тоже поразили, и с тех пор я был полностью одержим. Люблю немецкую музыку до сих пор. Она отличается от любой другой. Немцы заботятся о звуке. Американцы и англичане погружены в тексты, а для немцев главное – звучание. Они пошли намного дальше, чем их современники из Англии или Америки. Невозможно представить, чтобы американская или английская группа сделала что-то вроде Hinten Guru Guru. Это чисто немецкий подход».

Стэплтон встретил Химана Патака, участника изначального состава Nurse, благодаря своему младшему брату Майклу. Однажды Химан, подросток с индийскими корнями, пришел к ним в гости с альбомом Focus, и Стив (по причинам, которые до сих пор затрудняется объяснить) попросил у него пластинку. Хотя Патак не был большим поклонником экспериментальной музыки, они оба остались в восторге от The Groundhogs. «Мы оба любили эту группу, – признает Стэплтон. – Альбом Split был действительно необычным, а ощущение от Thank Christ For The Bomb – неповторимым. Это совсем не английский альбом, он мог быть записан где угодно. Я слушал лишь несколько групп с вокалом, так что The Groundhogs были редким исключением. Мне нравилась игра Тони Макфи на гитаре. Он был близок к Эксу Генриху из Guru Guru или Михаэлю Кароли из Can. Мы с Химаном ходили на каждый концерт The Groundhogs, а их было много. Каждые выходные они выступали в колледжах. Четыре вечера в неделю мы с ним зависали в Мarquee. Думаю, мы видели практически все группы той эпохи».

Встреча Стэплтона с Джоном Фозергиллом вышла гораздо более странной, хотя каждый вспоминает ее по-своему. «Джон вместе с мамой смотрел пластинки в Record & Tape Exchange на Голборн-роуд, – утверждает Стэплтон. – Мы с Химаном обходили секонд-хенды с винилом и скупали все диковинное, обращая внимание на длинные треки, психоделические или просто необычные обложки. И вот мы видим парня, занимающегося ровно тем же самым! Под мышкой у него были какие-то весьма интересные пластинки. Я сказал Химану: „Что это за парень? Он забрал все самое лучшее!“ Помню, его мать крикнула: „Смотри, Джон, я нашла кое-что необычное!“ Странноватая была сцена. Я подошел к нему и спросил, можно ли посмотреть пластинки, которые он выбрал, после чего мы разговорились. Через несколько дней я позвонил ему и позвал в гости. Когда он пришел, мы оба были поражены. У нас оказался совершенно одинаковый музыкальный вкус! И еще у него были усы». Стэплтона потряс масштаб интересов и знаний Фозергилла, охватывающих экспериментальную музыку, искусство и литературу. Стив получил довольно простое образование и ничего не слышал о дадаистах и сюрреалистах, пока ему не рассказал о них Фозергилл. «Он многому меня научил, – говорит Стэплтон. – Я постоянно от него что-то узнавал. Он приобщил меня к авангарду на всех уровнях – от архитектуры и драмы до музыки, живописи и поэзии. Джон интересовался всем нестандартным, но был очень разборчив в том, что именно ему нравилось и почему. Например, он любил определенный тип гитарного скрежета и говорил, что купит даже дерьмовую пластинку, если там будет хоть три секунды такого звука».

«Моя мать уверяет, что не присутствовала при нашей первой встрече со Стивом, – возражает Фозергилл. – Насколько я помню, мы оба хотели купить один и тот же малоизвестный альбом, ныне забытый. Мы рыскали по виниловым секонд-хендам Лондона в поисках неведомого. Слушать и экспериментировать как можно больше нам позволяла удивительная ценовая политика Record & Tape Exchange, особенно филиала на Голборн-роуд, где непроданные пластинки ежемесячно уценялись до тех пор, пока их цена не достигала десяти пенсов. Практически все странные альбомы стоили десять пенсов. В Virgin был целый отдел с краут-роком, но мы в основном отоваривались в секонд-хенде. После той первой встречи мы пошли к Стиву слушать пластинки». Комнату Стэплтона Фозергилл воспринял как настоящее чудо. «Никогда я еще не был в настолько маленькой комнатушке с таким огромным количеством пластинок, – вспоминает он. – Там была кровать без ножек, проигрыватель – и все. Гости сидели на кровати. Стена напротив была уставлена пластинками от пола до потолка. На несколько часов мы полностью погрузились в музыку и с тех пор встречались каждую субботу, весь день шатаясь по музыкальным секонд-хендам – поначалу в Лондоне, затем в городках вроде Брайтона, а потом во Франции и Голландии».

Интерес Фозергилла к андеграунду возник в начале 1970-х, когда он ходил в Латимерскую старшую школу в западном Лондоне. Это была чрезвычайно либеральная школа, несколько учеников которой в 1971 году участвовали в подготовке нашумевшего номера Schoolkids[52] журнала Oz. «В школе я начал слушать The Velvet Underground White Light / White Heat, Marble Index Нико, Фрэнка Заппу и его The Mothers, особенно Lumpy Gravy и Uncle Meat, а также Soft Machinе и ранних Pink Floyd, – рассказывает он. – Там же я приобрел вкус к кислотному гитарному стилю, который был распространен среди эйсид-рок-групп конца 1960-х и французских групп 1970-х. Но событием, оказавшим на меня наибольшее влияние, было открытие Virgin –