Простор - Исмаил Гезалов

— Вот что, хлопцы. Дядюшка Ян того гляди оставит нас с носом. Если и бывают у него заминки, то только по нашей вине: не успеваем подвозить ему материалы. Треба что-то придумать.

— А что тут придумаешь? — выкрикнул один из шофёров, маленький, курносый, задиристый. — Буран и бездорожье — шофёру не товарищи! Дайте мне хорошую дорогу, я вам покажу класс!

— Сказал! — присвистнул другой шофёр. — На хорошей дороге и моя бабушка класс покажет!

Тарас внимательно оглядел шофёров.

— Значит, главная беда — бездорожье? Какой же отсюда вывод?

— Крылья к машинам приделать, вот какой вывод, — зло отозвался курносый.

— Шуткуете, хлопцы, — усмехнулся Тарас, — це гарно. Шутка, она дух поднимает. А вывод, значит, следует такой: хватит балакать, хватит панику разводить, надо прокладывать через степь хорошие широкие шляхи. Нам по ним ездить, нам их и строить. Ясно?

— Как дважды два четыре. Только кто будет грузы возить, если мы дорогами займёмся?

— Це наша забота. Шофёрская. И дороги — тоже наша забота. Не управимся сами, попросим строителей, они нам подсобят. Взаимопомощь — перший принцип социалистического соревнования.

— Обойдёмся без помощников! — сказал курносый, и глаза его сверкнули азартом.

И шофёры в свободное время начали прокладывать дорогу.

У строителей поначалу тоже не всё шло гладко. Усилились холода; раствор стал застывать на морозе; у каменщиков начались простои. Су-Ниязов не мог с этим мириться. Он раздобыл в городе книжки по строительному делу и засел за чтение. Чужой опыт — хороший помощник. Мастера-строители, которым тоже доводилось работать в мороз, советовали добавлять в раствор хлористый кальций и поваренную соль. Распускаясь в воде, они выделяли тепло.

Дядюшка Ян поделился своим открытием с бетонщиками — и дело пошло на лад.

Строители подводили под крышу здание ремонтной мастерской. К ним всё чаще наведывался уста Мейрам; он озабоченно прохаживался по строительной площадке, поторапливал каменщиков и, встречаясь с дядюшкой Яном, то начинал расхваливать его бригаду, то со вздохом жаловался:

— Медленно работаете, бригадир!..

— Не возводи напраслины, аксакал, — отзывался дядюшка Ян. — Мастерская будет готова до срока.

Старик недоверчиво качал головой, но на какое-то время успокаивался и принимался помогать строителям.

Захаров, наезжавший иногда в совхоз, чтобы проследить за стройкой производственных помещений, несколько раз заставал уста Мейрама возле мастерской и однажды, не выдержав, резко, раздражённо сказал:

— Опять ты здесь, уста! Только мешаешь людям.

Уста Мейрам опешил, растерянно оглянулся; дядюшка Ян поспешил ему на выручку:

— Мастерская для уста Мейрама. Ему там работать. Вот он и беспокоится…

— Я тоже, как главный инженер, заинтересован в том, чтобы все объекты были сданы мне вовремя. Но я ведь не путаюсь у вас под ногами. Наберись терпения, уста. Выстроят мастерскую, примешь её, тогда хоть ночуй в ней.

Уста Мейрам от обиды и возмущения не мог вымолвить ни слова; он только с горечью подумал: «Многое ты знаешь, сынок, а как со старшими разговаривать, не знаешь. К старику, которому во внуки годишься, обращаешься неуважительно, на «ты». Нос перед ним задираешь, поучаешь, командуешь… Видно, из молодых да ранний».

— Напрасно обижаешь уста Мейрама, товарищ Захаров. Он на стройке не лишний, — хмуро сказал Су-Ниязов.

Захаров старался ни с кем не ссориться. Уловив в голосе дядюшки Яна неодобрение, он смущённо объяснил:

— Да вы меня не поняли, дядюшка Ян!.. Я уста Мейраму только добра желаю. Он немало потрудился на своём веку, так пускай отдохнёт, если есть такая возможность. Пусть побережёт силы для будущего. Кстати, уста Мейрам, сегодня привезли оборудование для мастерской. Если есть желание, сходим на склад, посмотрим.

Старик от радости забыл о недавней обиде.

— Не будем терять времени, дорогой! — воскликнул он. — Пойдём скорее!

По дороге Захаров, косясь на семенившего рядом уста Мейрама, размышлял со снисходительной усмешкой: «Настырный старикашка!.. Жить ему всего ничего, а всё ему не сидится на месте, в чужие дела лезет, а уж о своей мастерской печётся так, словно ему памятник за это поставят. Нет, я правильно сделал, что осадил его: пусть чувствует, кто главный хозяин в совхозе».

А уста Мейрам между тем уже старался оправдать инженера: «Молод он. А должность у него хлопотная. Навалились на него непривычные заботы, вот и растерялся человек, горячится, сердится, хочет показать себя большим начальником… Грех на него обижаться».

На складе они застали, Имангудова. Он важно поздоровался с уста Мейрамом и молча, не скрывая самодовольного торжества, ткнул толстым пальцем в ящики со станками и инструментом. Старик крепко пожал обе руки завхозу.

— Спасибо, дорогой! Утешил старика, — он лукаво взглянул на Имангулова и предложил: — Хочешь, помирю тебя с Шекер-апа?

— Опоздал, опоздал, старый! — ухмыльнулся завхоз. — Всё наладилось!..

Настало время, когда строители, выполняя своё обещание, передали уста Мейраму новую мастерскую. Это было длинное, просторное помещение, разделённое на две части. В одной поместили кузницу, другую отвели под механическую мастерскую. Ребята устанавливали оборудование, налаживали электропроводку. В одном углу соорудили застеклённую будку — кабинет заведующего. Поближе к выходу устроили инструментальную.

В совхоз стала поступать техника из соседних МТС, из города и области. Всё нужно было привести в порядок, отрегулировать, и вскоре мастерская наполнилась стуком, шипеньем, визгом, скрежетом, гуденьем и множеством других разнородных звуков, которые, казалось, спорили друг с другом и в то же время сливались в беспорядочно-дружный гул, в многоголосую песню труда.

Руководить мастерской оказалось делом беспокойным, но это-то и было по душе уста Мейраму. Он словно помолодел, движения его обрели большую живость, морщины на лице разгладились, глаза весело поблёскивали. Когда Соловьёв объявил, что в совхозе открываются курсы трактористов, и попросил Сашу составить списки желающих поступить на эти курсы, то неожиданно для уста Мейрама выяснилось, что записалась чуть ли не вся мастерская!

Старый мастер хорошо понимал ребят: он и сам недавно просился на трактор. Но всё же, просмотрев список, уста Мейрам огорчился:

— Ай, ай! Скоро в мастерской будет совсем пусто!

— Я не всех включил в список, — сказал Саша.

— Не всех, не всех! — сердито передразнил его уста Мейрам. — Лучших включил! Слесарей включил! Кузнецов включил! Все хотят быть трактористами! Кто же будет ремонтником?

— Они и будут! Ребята решили овладеть двумя профессиями. Инициатива хорошая. Комсомольская организация их поддерживает.

Идея эта пришлась по душе и уста Мейраму: он ведь сам был мастером на все руки. И он вызвался преподавать тракторное дело. Теперь по утрам шли занятия на курсах, а после обеда будущие трактористы работали в мастерской, чтобы в дни сра-женин за первый целинный урожай ни одна машина не вышла из строя.

А пора эта приближалась. Все жили напряжённым ожиданием предстоящего наступления на целину. Вагончик Соловьёва напоминал штаб-квартиру армии, изготовившейся к решительному штурму. На столе, который занимал чуть ли не весь директорский «кабинет», была расстелена большая карта совхозных земель. Над ней часто склонялись головы степных командиров, изучавших план наступления, вносивших в него дополнения и поправки. На участки, где должна была развернуться битва за хлеб, легла красная штриховка; земли, отведённые под пастбища, слепили нетронутой белизной.

Наконец карту повесили на стену для всеобщего обозрения.

В палатке, которую в шутку именовали «академией Байтенова», тоже шла кропотливая подготовка к штурму. Памятуя народную казахскую поговорку о том, что плохая земля может и золото превратить в сорняк, агрономы снова и снова исследовали почву на различных степных участках, подбирали семена, пригодные для посева в здешних условиях, проверяли их на всхожесть, выискивали надёжные средства для борьбы с сусликами. Метеорологи промеряли толщину снежного покрова, определяли направление и силу ветра, составляли подробную сводку погоды на ближайшие недели.

Воды по-прежнему не хватало. Её брали из Иртыша, за сотню километров от совхоза. Имангулов не ленился лишний раз зайти в столовую, прогуляться по вагончикам и палаткам и строго распечь тех, кто не умел или не хотел беречь воду. Однажды он учинил скандал в бане.

— Так, как вы моетесь, только в Москве можно мыться! — возмущённо кричал он. — Сколько воды на себя льёте! Или вместе с грязью кожу хотите смыть?..

Бывало, пьют ребята воду или умываются возле палатки, поливая друг другу на руки из жестяных кружек, и вдруг кто-нибудь с шутливым испугом воскликнет: