Круговерть бытия 2 - Александр Дорнбург

Даже своей левой рукой я мог действовать. Морщился при этом от боли, но функциональность сохранялась в полном объеме. А когда мне промыли рану спиртом, наложили лечебный бальзам и перебинтовали плечо, то я был как новенький. Особенно учитывая то обстоятельство, что тайну медицинской «примочки» передавали по наследству от отца к сыну и утверждали, что она «и мертвого поднимет».

После обеда приехали мои башибузуки и я дал им разобраться с жителями села. Наш же отряд решил через час двигаться дальше. Наше спасение вблизи от главных сил турок было только в мобильности. А в Хузук явно скоро может привлеченные шумом заявиться большой отряд османов. И тогда наша смерть будет ужасной. А нам этого не надо.

Чтобы не ввязываться в приключения на ночь глядя, полковник Бакланов решил не геройствовать а напасть на одно небольшое «серое» село. Слева по нашему курсу. Это звучало разумно. Мы же не из железа. Все с ним согласились. действительно, достаточно событий для одного дня.

По дороге к следующей цели, я заметил, что на огромном платане, растущем с края поля, наблюдая за нами, сидит турецкий лазутчик. Расстояние было довольно большим, метров с четыреста, поэтому выстрелить он по нам не мог при всем своем желании, ограничиваясь только наблюдением.

Мой взгляд заинтересованно застыл на дереве. Я выехал из колонны и стал держаться сбоку, пропуская казаков. Придерживая своего коня, я терпеливо ждал, пока из листвы не покажется левое плечо и часть груди, а потом, морщась от боли, вскинул винтовку и молниеносно выстрелил. Один выстрел — одно попадание, иначе получается только зряшный перевод патронов.

Я хотел попасть в грудь врага, но вместо этого пробил пулей опорную руку противника.

С гневным криком моджахед скатился по стволу и, словно куль, тяжело рухнул на землю, громко взревев. Казак из боевого охранения, прискакав к этому нарушителю спокойствия, пикой пришпилил лазутчика к земле. Завершив его мучения.

Последнее село мы заняли без происшествий. И особо тут не зверствовали, памятуя, что придется заночевать неподалеку. Продукты выгребли на полдня и достаточно. Вечером мы стали на дневку в чистом поле.

Решали, что нам делать дальше. Старшие наши командиры, полковник Бакланов и мой отец, войсковой старшина Ежов, доказывали, что надо продолжить тактику волчьих укусов. Беспокоя турок по всему фронту. И дожидаясь подхода основных сил русской армии. Я же смело утверждал, что «турок в этом году уже не тот». Что раньше. Самые отважные разбойники не скоро и не легко превращаются в воинов. Поэтому надо, словно раскаленным прутом прожигающим насквозь зимний наст, прорвать фронт и идти занимать балканские перевалы.

Что нам турецкая пехота? Они нас не догонят. А сквозь конницу Хусейна мы прорвемся и уйдем. Пока турки еще не собрали все силы в кулак.

А если мы заблокируем хотя бы пару главных перевалов на этом направлении, то турки сразу почувствуют себя в окружении. Их силы придут в смятение. И как минимум половина войск сераскера Хусейна, разбежится по домам. А с оставшимися быстро разберется авангард русской армии. А визирь Решид, получив известие, что его карта под Шумлой бита, тут же уйдет восвояси за Балканский хребет. Так мы освободим огромную территорию без особых сражений. Только лишь заняв ключевые позиции на шахматной доске. Все на пользу империи.

Спорили мы долго, но перед самым закатом в наш лагерь пришли несколько болгарских ходоков. Один из них держал в руках окровавленную голову ребенка, другой — отрубленную женскую руку.

— Посмотрите,- сказал первый из болгар, — как турки зверствуют. Мочи нет! Разбейте их!

— Если вы не дадите османам сражения, мы все должны будем погибнуть,- добавил второй. — Турки прямо говорят: Вы, болгары, привели в нашу страну русских гяуров, поэтому мы и режем Вас.

Полковник Петр Бакланов взял в руки голову ребенка и долго смотрел на неё.

— Как не мало у нас воинов, но я должен дать сражение нехристям. Я подаю свой голос за то, чтобы обрушиться всеми силами на турок и идти на юг!- воскликнул он. — Кто ещё?

И почти все казаки вокруг закричали:

— Любо! Сражение, сражение! Хоть день — да наш будет!

Загорелые, обветренные лица станичников выражали непоколебимую решимость, пропахшие лошадиным потом и дымом костров фигуры мужественно выпрямились, пыльные сапоги притоптывали в такт крикам. И сейчас неважно было, умеешь ли ты читать Шекспира в подлиннике. Это все никому не нужная мишура. Выйти против стократ превосходящего врага и победить — вот что имело истинную ценность!

На том мы и порешили.

Не знаю уж найдутся еще на свете люди, а если найдутся, то за сколько миллионов долларов они бы согласились поменяться с нами местами…

Последняя пепельная полоса заката вскоре растаяла, и в мире воцарилась ночь, тьму которой нарушали лишь одинокие огоньки звезд. Дозорные, прижимая ухо к земле, слышали даже самые слабые звуки в округе, и по этим звукам с легкостью узнавали зверей. Наши кони, никакого опасного запаха чужаков не чувствовали…

Лишь благоухал цветущий кизил. От пряного аромата даже пчелы пьянели.

Проснулись мы снова за полночь. И, с богом помолясь, двинулись в путь. Окольной дорогой. Тихо, спокойно. Орлят видно спозаранку.

Когда линия предрассветного горизонта на востоке стала светлеть, то мы остановились. «Путь войны — путь обмана»- как говорил пророк Мухаммед. А мы люди толерантные, поэтому спешим обрадовать мусульман глубоким знанием их обычаев. И кроме того, умные — хоть на муллу экзамен сдавай!

Наш замысел был более чем дерзкий.

Все казаки начали прилаживать на свои папахи различные тряпки. Кто рушник, кто рубаху, а кто и вовсе — сменные кальсоны. Конечно, такие тюрбаны могли бы заставить помешаться от ужаса убежденного эстета, но нам и такие изделия сойдут для маскарада.

У кого получилось более-менее похоже на чалму — те поедут в первых рядах. Им мы повязали на пики зеленые или черные тряпки — пусть будут вместо знамен.

Теперь издалека мы сойдем за турок. Чалмы присутствуют, зипуны и армяки у нас и так скроены на восточный лад. К тому же, за эти дни наша форма так запылилась, что сам черт не разберет, что она синего цвета.

Это вечная беда конницы, что поднимая при движении клубы пыли, все наездники превращаются в безликие серые фигуры. Часто даже во время сражения, после пары конных сшибок, когда всадники снова строятся для очередной атаки, многие воины по ошибке затесываются во вражеские ряды,