Галактическая одиссея - Сергей Снегов

Что две трети выводов астробиологов - ошибочны, мы узнали уже на другой день, но тогда, в салоне "Икара", ни у кого не появилось возражений. Даже скептик Хаяси, не доверявший умозрительным рассуждениям, согласился, что деление протеев на смирных, трусливых и хищных довольно точно характеризует их. Значительно больше, чем доклад Кренстона - мало ли каких диковинных созданий в космосе! - нас заинтересовало сообщение Анны о составе атмосферы и пылевых смерчей. Планетка была незаурядная, это мы сразу признали. Загадок она представила много. Анна пожаловалась, что их пара - она и Мишель едва не заблудилась в тумане: связь с кораблем на отдалении быстро глохнет, соседей практически не слышно, вокруг только беснующиеся смерчи и наши собственные всюду снующие страшноватые изображения.

- Надо бы светящимися красками отмечать свой путь, чтобы по отметкам находить дорогу обратно, - сказала она.

Фома пошел доставать баллоны с сигнальными красками.

Я взял баллон с черной краской, Гюнтер с белой, остальные - кто какого цвета хотел. Никто - и меньше всего сама Анна не подозревал, что идея отмечать дорогу в тумане приведет к разрешению многих загадок Протеи, нагромоздит еще больше новых вопросов и едва не приведет к гибели одного из нас.

Вначале все шло как в первый выход. Пары разошлись, блуждали в тумане. Ничего любопытного не обнаружив, мы с Гюнтером сели отдохнуть, а вокруг разместилась добрая дюжина мирных зверьков. Я любовался пляской вихрей и фантасмагорией наших собственных преображений, особенно своего собственного: с добрых три десятка моих исполинских копий устроили бесовский хоровод - все четыре звезды в это время бежали наверху в пыльном тумане, и каждая творила и перемещала мой образ. Образы были удивительно разные, и до того каждый походил на меня самого, что можно было поражаться или пугаться - что больше нравилось. А Гюнтер затеял вчерашнюю игру шутливо толкал ногой то одного, то другого протея и смеялся их взрывным метаморфозам. Он показал на самого изощренного фокусника.

- Арн, голову на отсечение, это наш первый знакомец. Разобраться, кто есть кто у тварей, способных принимать любой облик, недегко, но чую, что это он. Он влюбился в меня и будет моим верным спутником на Протее. Уверен, что и завтра, едва сойду с трапа, он подползет к моим ногам. Знаешь что? Я отмечу его белой краской, по ней его легко будет выделить среди всех. Ты ведь заметил, что они свободно меняют форму тела, но не цвет.

Гюнтер направил на избранного протея пульверизатор, и тот вскоре из зеленого с желтизной стал сплошь белым. Побелевший протей, отчаянно трансформируясь, кинулся наутек. Никогда я еще не видал у Гюнтера столь ошалелых глаз.

- Арн, я слишком быстро перекрасил его, он от этого испугался, - сказал астроинженер без уверенности. - Надо проверить на втором.

Второго он окрашивал в белый цвет гораздо медленней. А результат был такой же. Зверек сперва выразил свой протест бешеной сменой личин, а когда белая краска полностью облекла его, стал искать спасения в бегстве.

- Мне кажется, поведение протеев как-то связано с окраской их тела, - сказал я. Меня заинтересовал эксперимент Гюнтера. - Давай-ка проверим еще на одном.

И в третьем случае дело закончилось бегством обеленного протея. Гюнтером овладел азарт экспериментаторства. Он схватил мой баллончик с черной краской и брызнул в очередного зверька. Вначале была обычная круговерть трансформаций, а когда очернение стало гуще, мы увидели неожиданное зрелище. Протей, превратившийся из красного в черного, насел на зеленого соседа и стал свирепо поглощать его. Гюнтер бросился было на выручку зеленого, но я удержал его.

- Отойдем. - Я взял Гюнтера за руку. - Не будем ввязываться в сражение.

Вместе с нами от места битвы поспешно отползали все мирные протеи. Когда новоявленный черный приканчивал зеленого, вокруг уже никого не было. Гюнтера, сколько теперь понимаю, глубоко потрясла спровоцированная гибель дружелюбного зверька. В нашей галактической одиссее мы повидали многое, что и прифантазировать трудно, события на Протее не были удивительней всех прочих. Но стать виновниками чьей-то гибели нам еще не приходилось. Упрямый Гюнтер все не мог поверить, что вина в драме на нем. Он сказал мне с волнением:

- Арн, это же невозможно, чтобы внешняя окраска так меняла характер. Нужны еще эксперименты, без них не поверю!

- Если легкое прикосновение полностью меняет форму тела, то почему бы окраске не менять характер, - возразил я, но Гюнтер пропустил мои соображения мимо ушей.

Он шел угрюмый, отвечал на вопросы мрачно и коротко. Вскоре ему представился случай проверить свою правоту. На очередном отдыхе к нам подполз желтый протей. Гюнтер объявил:

- Арн, он один, других поблизости нет. Жаль упускать такой случай. Если перекраска превратит его в хищника, то никто не станет его жертвой.

Жертвой стал сам Гюнтер. Он безжалостно поливал желтого протея из черного баллончика, а тот осатанело менял свои формы. А затем, уже совершенно черный и змееподобный, он бросился на Гюнтера и обволок его левую ногу. Такого вопля о спасении, раздавшегося в моих наушниках, мне еще не приходилось слышать от гордившегося своей выдержкой Гюнтера, хотя мы не однажды бывали в скверных передрягах и не раз просили один у другого помощи.

- Арн, скафандр не защищает, помоги! - Он исступленно катался по земле, а когда я подбежал, успел, уже теряя сознание, прошептать: - Будь осторожен, будь...

Вероятно, то, что Гюнтер лишился чувств, и помогло спасти его. Находясь в сознании, он с дикой энергией пытался сорвать с ноги хищника, и я не мог пустить в ход свой лучемет, чтобы не поранить самого Гюнтера. Но когда Менотти безжизненно растянулся на грунте, я пламенной струей быстро срезал девять десятых протея с израненной ноги. Расчлененный разбойник слабо подрагивал разбросанными остатками тела, а я оттащил Гюнтера в сторонку и включил сигнал тревоги. Гюнтер очнулся, приподнялся и с удивлением прошептал:

- Ты с ним справился? А ногу он мне оставил? Я не чувствую ноги!

- Лежи, лежи! - приказал я. - Нога на месте, только в каком состоянии - не знаю.

К нам отовсюду бежали на мой непрерывный вызов поисковые пары. Первыми в тумане обрисовались Анна с Мишелем. Анна в ужасе закричала. Она села на грунт, пыталась поднять поврежденную ногу. Ее отстранил прибежавший с Еленой Иван. Он осмотрел рану, хмуро обернулся ко мне.

- Арн, немедленно несем Гюнтера на корабль, ранение серьезное.

Я вызвал авиетку, на ней примчался Фома. Мы доставили Гюнтера в больничную палату. Иван приступил к операции, ему ассистировала Елена, его неизменный помощник в таких делах. Я рассказывал в салоне остальным, как произошло несчастье. Наш астромедик с помощницей отсутствовали больше часа, уже это одно показывало, что операция сложная. Подавленное лицо вернувшегося к нам Ивана говорило о том же. Елена едва удерживалась от слез. Иван сказал:

- Гюнтер усыплен и будет спать не меньше недели. Это нужно для выздоровления. И должен предупредить тебя, Арн, что для выходов на планету он больше не годится. Не уверен, что на Латоне его оставят членом нашего экипажа.

- Неужели рана так серьезна? Проклятый протей ведь ногу Гжнтеру не оторвал. Разве повреждена кость?

- Что называть повреждением?.. Хищник не рвал, а растворял ногу. Он успел высосать часть кости.

- Растворял? - Анна явно не верила. - Никогда не слыхала, что возможно такое стремительное растворение мускулов и костей, ведь нападение длилось не больше минуты. Я захватила останки расчлененного чудовища. Не могу пока сказать, каков их точный состав, но, во всяком случае, это не щелочи, не кислота, в них нет агрессивных веществ, способных быстро растворять другие предметы.

- И тем не менее я могу говорить только о растворении, а не о рваных ранах. А почему стало возможным такое немыслимое явление, ты должна объяснить мне, Анна, а не я тебе. Ты физик, я врач, будем каждый отвечать за свою область.

Несчастье с Гюнтером переменило программу поисков. Протея доказала, что она не местечко для безмятежных прогулок. Я сократил поисковые группы до двух, теперь мы выходили по трое, первой тройкой командовал я, второй - Хаяси. На корабле, кроме Фомы, оставались обе женщины - Анна в лаборатории распутывала загадки физического состава протеев, а Елена ухаживала за Менотти. Гюнтеру было бы, конечно, приятней, если бы у его постели сидела Анна, та тоже намекала, что не прочь на время превратиться в сиделку, но я не разрешил: болезнь могла поставить в этом смысле Гюнтера в привилегированное положение перед Петром, я старался даже такой странной ревности не возбудить в Петре. Кроме того, Елену в работе дублировал тот же Петр, Анна же была единственным штатным астрофизиком - правда, астрофизика, как и умение читать, не проблема для всех нас, в ней обязан разбираться каждый звездопроходец. В какой-то степени мы все были дублерами Анны.