План спасения - Дмитрий Горчев

Я устал от нелюбви. Никого ни к кому.

Министра внутренних дел я боюсь. У него нет ни одной иллюзии. Это бы ничего, но он и у меня их отнять хочет. Как только он открывает рот, я не очень удачно изображаю из себя солдафона-самодура. «Как докладываешь, мерзавец! — ору. — Пшел вон, десять кругов по плацу строевым шагом!» Он присылает мне отчеты, а я их не читаю никогда.

Очень я дорожу своими иллюзиями. Мне без них смерть. И так уже все старые, прочные, порастащили, а новые заводить, ох, как сложно в мои-то годы. Растут кое-как, вялые, полупрозрачные.

Я бы этого министра давно прогнал, но боюсь. Не знаю, что там ему про меня известно. А пуще того боюсь, что он про меня знает то, чего я и сам про себя не знаю.

Но сейчас придется с ним разговаривать.

«Ваше Величество, дракон настоящий. Хотя, конечно, ни на каких девицах он жениться не собирается. Занимается, в основном, поджогом озимой пшеницы и пожиранием коров и мелких домашних животных. Басня про девиц распущена старостой деревни. По моим сведениям, на почве отвергнутых притязаний к одной из этих самых девиц».

Черт бы тебя подрал. Всё-то ты знаешь. И если сказал, что дракон есть, то он есть. Скверно.

«А может, ему кошку отравленную подбросить?» — спрашиваю безо всякой надежды.

«По моим сведениям…» — снисходительно начинает супостат. «Пшёл вон! — ору. — Почему воротничок не подшит? Где ремень, мать твою?»

Как будто я сам не знаю, что даже в слона столько крысиного яда не влезет, чтобы этого дракона хотя бы понос прохватил.

От генерала толку нет. Он будет рисовать кроки, утыкает карту синими флажками, его солдаты будут кукукать в зарослях, брать языков, он их всех отправит на гауптвахту, сам туда сядет, но больше ни одного солдата он на дракона не отправит. И правильно сделает.

По уставу главнокомандующим этой богадельни являюсь я. Но солдаты меня не уважают. Я не умею ласково ткнуть их кулаком в пузо и спросить, хорошо ли кормят.

Они со мной никуда не пойдут.

Как это не вовремя… В голове мутно, хоть бы просвет какой, туман один. Никак не додумать цепочку вытекающих друг из друга предложений — рвётся. Может, обойдётся? Рассосётся как-нибудь, а тут и я в доспехах, со ржавым мечом. «Ваше Величество, не нужно уже — издох аспид…» — и домой, домой — улыбаться в бороду, как смешно всё с этим драконом вышло.

Сижу я с пустыми глазами и думаю, думаю… Надо идти. Как-то получилось, что кроме меня некому. Я бы с удовольствием всё свалил на кого угодно. Но никого невозможно найти.

Господи, они столько лет не давали мне побыть одному, подумать, что-то решить и бросить, наконец, это дурацкое королевство. И теперь, когда я, замученный и высосанный их проблемами, болезнями, сплетнями, хихиканьем за спиной, еле волочу ноги, меня, наконец, оставили в покое.

Я пойду. Конечно же пойду. С дурацким мечом и без героического профиля. Я плохой, но добросовестный король. И очень боюсь, что и я тоже перестану себя уважать.

Сожрет меня этот дракон. Это вам не Змей Горыныч с именем-отчеством, со своими, пусть неправильными, но мыслями об этой жизни. Выходи, чудище-поганище, биться будем…

Может, по дороге что-нибудь придумается? Опасность близка, кровь взволнуется, голова прояснится.

Обязательно прояснится, а то плохи мои дела.

Дракон, по. последним донесениям, сжёг Завалинку дотла. Хотя староста, сволочь, скормил ему всё-таки трёх девиц. С согласия деревенского схода.

Старосту повесить. Остальным — Бог судья.

Министра внутренних дел — в три шеи, за границу, к чёртовой матери. Ненавижу непьющих кристально чистых людей. Наделает он тут делов без меня.

Генералу — орден, я ему ещё на Пасху обещал, да забыл. Солдатам — водки сколько выпьют и навечно запретить застегивать крючок на воротничке.

Извините, дорогой читатель. Сказка только начинается, а я уже ухожу. Я пишу последние строки, сняв глупую железную перчатку, которой только орехи колоть хорошо.

Если вернусь, обязательно расскажу, как там получилось с этим драконом, и тогда слово «конец» стоять будет гораздо дальше от этого места.

Осталось самое трудное.

Дочке обещал написать длинное смешное письмо. Я её люблю. Когда у нее начался переходный возраст, я взял на заметку всех юных разбойников, обдирающих яблони в королевском саду, и всех мало-мальски заметных дураков, уличенных в созерцательности. Я был готов ко всему. К нищим, злодеям, поэтам и мусорщикам. Но её нынешний муж застал меня врасплох. Этого с детства плешивого выпрямителя кривых линий я не ждал.

И в собственной дочке я тоже ничего не понимаю, хотя знаю её гораздо лучше, чем всех остальных женщин этого мира.

Впрочем, похоже, как-то она там устроилась, в его чугунном замке с сосисками и кислой капустой.

Я всегда за нее боялся. Женщине для счастья нужно быть круглой дурой с большими голубыми глазами.

И, наконец, Её Величество…

«Я ухожу, — говорю я, надеясь неизвестно на что. — Воевать с драконом».

Королева пожимает плечами. Если я сейчас подпрыгну к потолку и рассыплюсь на три миллиона разноцветных шариков, она пожмет плечами ещё раз. Поздно. Никакие драконы здесь уже не помогут.

Вот и всё. Я выполнил все обещания, о которых сумел вспомнить.

Осталось последнее. Выполняю.

— Сочини мне сказку, — попросила меня королева давным-давно. — И чтобы она обязательно заканчивалась «вот так они и жили».

Жили-были глупый король и красавица королева. Жили они душа в душу тридцать лет и три года. Ушел однажды король воевать с драконом и не вернулся. Это было бы грустно, да, к счастью, никто этого не заметил.

Вот так они и жили.

Один благородный рыцарь

Один благородный рыцарь полюбил прекрасную принцессу, дочь короля того королевства, в котором он жил.

Но когда благородный рыцарь пришел свататься, король показал ему дулю, а принцесса язык, потому что папа давно обещал отдать её замуж за соседнего султана, чтобы иметь выход к морю.

Благородный рыцарь, который не привык отступать, пошел и взбунтовал крестьян, наговорив им всякие враки про то, как, якобы, крестьяне живут в Люксембурге.

Крестьяне схватили кто кольё, кто дубьё и пошли требовать у короля ежедневное бланманже к завтраку.

Увидев такое количество чумазых бунтовщиков, королевское войско спряталось в сортир и никому не открывало.

Пока крестьяне гонялись за поварихой, благородный рыцарь уже готовился к свадьбе, но тут выяснилось, что король, надев платье принцессы, сбежал подземным ходом в тот самый Люксембург, а принцесса, переодевшись мальчиком, ушла в беспризорники.

Благородный рыцарь, который к тому времени уже стал королем, отдал приказ поймать всех беспризорников королевства и отмыть их в бане, чтобы выяснить, кто из них мальчик, а кто девочка. Но беспризорников оказалось так много, что во всём королевстве не хватило угля, чтобы накипятить на них горячей воды.

Тогда благородный рыцарь вытащил из сортира за шиворот королевское войско и вместе с ним пошел воевать с немцами, чтобы отобрать у них немного угля. Но немцы повыскакивали из пивных и так отколотили деревянными кружками благородного рыцаря и его войско, что они бежали до самой Белоруссии, где и провалились в болото.

Войско тут же утонуло, зато благородный рыцарь нашёл в болоте торф, которым тоже можно было топить баню.

Три года он выковыривал из болота торф и сушил его на солнце. Питался благородный рыцарь головастиками и комарами. А потом пришли небритые черкесы и забрали весь торф, чтобы топить свои бедные сакли.

Тогда благородный рыцарь вернулся в свое королевство и велел порубить на дрова всю дворцовую мебель. Но оказалось, что ещё три года назад это уже сделали крестьяне. Благородный рыцарь велел повесить всех крестьян, но в чулане нашлось только два метра веревки, на которой удалось повесить только кладовщика.

Тогда благородный рыцарь наконец задумался, нашёл в тумбочке карандаш, кусок бумаги и написал письмо соседнему султану, предлагая дружить домами.

Султан, которому до этого писали только грубые запорожцы, очень обрадовался такому вежливому письму, присоединил королевство благородного рыцаря в качестве провинции и подарил ему свою жену, которую некогда обещал бывший король.

Тогда благородный рыцарь написал султану ещё одно письмо, и, по его просьбе, в столице бывшего королевства построили мечеть, а бывшую церковь переделали в турецкие бани, в которых и отмыли, наконец-то, беспризорников, которые все до единого оказались мальчиками.

На этом история благородного рыцаря вполне могла бы и закончиться, но однажды повариха уронила за печку заколку, а когда попыталась её оттуда достать, кто-то укусил её за палец.

Повариху успокоили, пригласили пьяного дворника, и он достал кочергой из-за печки очень грязную прекрасную принцессу, которая, оказывается, жила там все эти годы, питаясь сбежавшим молоком.