Рождение Зимы - Брайан Ракли

У него за спиной стоял огромный замок, в котором обитало множество людей, а здесь, на север от устья Гласа до темнеющих за рекой гор за ним глаз Оризиана не обнаруживал никаких признаков ни человека, ни человеческого жилья. Ветра почти не было, и огромный залив был на редкость спокоен. Оризиан стоял, наслаждаясь простором, наблюдая за морскими птицами, устроившими гонки друг за другом почти над самой водой. Кар Энгейс, горный хребет из массивных и суровых голых вершин, возвышался, окруженный темными лесами, подступавшими почти вплотную к северному берегу. Зубчатая линия горных вершин уходила и вправо, и влево. Он знал, что на севере они все сбегались к Гласбриджу и сливались с огромными валами Кар Крайгара, а далеко на юге они спускались к проклятому мысу Дол Херигейг, где горный хребет рушился в море хаосом разбитых скал. Этот мыс еще называли Разрушительным. Там, так далеко, что Оризиану отсюда не видно, лежит не защищенный от ветра, исхлестанный океаном, унылый и промозглый остров. Он держится в отдалении от Дол Херигейга, как будто представляет собой последнюю гору гряды, целиком соскользнувшую в воду и оставившую на поверхности только верхушку.

В преданиях рассказывается, что остров был огромным и на нем жила одна из Первых Рас, канувшая в море. Для обитателей Колгласа он имел теперь особое значение: во время Лихорадки огромное число их родственников обрели на нем свой огненный покой, поскольку тела умерших на кораблях с черными парусами свозили туда на огромные погребальные костры. Таким же было последнее путешествие брата Оризиана и его матери. Их тоже завернули в холсты и втиснули среди других трупов на палубу судна. До того мрачного года остров носил древнее название Ай Дромнон, теперь все знали его под именем Могила.

Оризиан, оскальзываясь на камнях, сполз по скалам туда, где увидел Иньюрена, который, присев у воды, тыкал в нее палкой. Край темной накидки на'кирима волочился за ним по воде.

Оризиан окликнул его:

— Что ты делаешь?

— Ищу морских ежей.

— Зачем?

Иньюрен прислонился спиной к валуну:

— Ну, во-первых, если их высушить и растолочь в порошок, то, как говорят, они предотвращают грудную мокроту, особенно если принимать с бульоном. Сам я в этом сомневаюсь, но кто знает? А во-вторых, у меня было достаточно заготовлено порошка, но Идрину понравилось его склевывать, в результате почти все исчезло между половицами.

— Эх. — Он с огорчения бросил палку в воду. — Ни одного здесь нет.

Оризиан сел рядом. Оба глядели на холмы. Иньюрен наконец заметил, что его одежда намокла, и начал выкручивать ее, что-то ворча под нос.

Через минуту Оризиан прищурился и вздернул голову. Ему показалось, что он видит что-то непонятное, неясное, блеклое. Похоже, тончайшая, не толще волоска, струйка дыма поднималась среди деревьев на том берегу.

— Ты видишь дым? — спросил он, зная, что зрение у на'киримов гораздо острее, чем у него самого.

Иньюрен, даже не взглянув, ответил:

— Конечно. Он уже несколько раз там появлялся. Довольно неосторожно.

Оризиан на мгновение смешался, потом понял и взглянул на на'кирима:

— Киринины? Их лагерь?

Иньюрен кивнул.

— Значит, Лисы? Там ведь только клан Лис может быть, да?

Отец Иньюрена, киринин, тоже был из Лис. Больше Оризиан ничего не знал о нечеловеческом происхождении на'кирима и никогда не осмеливался об этом спрашивать, хотя был почти уверен, что Иньюрен бывал на холмах и в лесах Кар Энгейса не только для сбора грибов или растений, но и для того, чтобы посетить лагерь Лис. Много нашлось бы желающих сопровождать на'кирима в какой-нибудь из его прогулок и взглянуть на лагерь кирининов, но все же, что бы ни думали о нем соотечественники, Оризиан ощущал большее любопытство, чем другие, к кирининам, которые жили на границе его родных земель.

— Только Лисы, — согласился Иньюрен. — Полагаю, они считают себя в безопасности в таком недоступном месте. Я имел в виду, что легкомысленно так явно обозначать себя. Я был о ней лучшего мнения.

— О ком?

Иньюрен моргнул:

— Да кто бы там ни был… О них.

— Но там же нет для них опасности, верно?

Иньюрен пожал плечами:

— Твой дядя заявляет о своих правах на эти земли, даже несмотря на то, что на них никто не живет. Сейчас не лучшее время для кирининов, чтобы появляться так близко от границ Ланнис-Хейгов.

— Но если это Лисы… ведь неприятностей надо ждать от Белых Сов…

Иньюрен, выгнув бровь, посмотрел на молодого товарища:

— Ты действительно полагаешь, Оризиан, что для твоих соотечественников есть какая-то разница между Лисами и Белыми Совами? Или ты это знаешь не хуже меня, или не настолько умен, как я считал. Не все думают так же, как ты. То есть очень даже немногие. Лисы и Белые Совы грызутся друг с другом с таких давних пор, каких все ваши Крови даже представить себе не могут, но для твоих соплеменников-хуанинов и те, и другие всего только лесные твари, и не больше того.

Оризиан и не отрицал. Война Порочных разверзла глубокую пропасть между двумя расами, хотя было время, когда три королевства расы хуанинов — Эйгл, Олсир и Адреван — стояли вместе против объединенных сил кирининовских кланов.

При всей дикости тех столетий не было никакого повода для той резни, что разгорелась в результате обширного конфликта. Мертвых на полях осталось столько, что зловоние душило даже мерзких падальщиков. Рассказывали, что по трупам можно было идти целый день. Кирининский город Тейн, самый поразительный и чудесный из всех тогдашних городов, был разрушен. Война окончилась, только когда анайны, самая мощная и таинственная из всех рас, очнулась наконец от непонятной спячки, овладела разоренным Тейном и вырастила обширные Дебри, поглотившие и город, и его окрестности.

Победившим королевствам никакой награды это не принесло. Олсир приходил в упадок из-за ужасных беспорядков, пока не возродился в виде меньшего королевства Дорнак, и Адреван начал свое долгое отступление в упадок, безумие и изоляцию. Эйгл раздирали внутренние противоречия, которые погасили только кровопускания Бурных Лет, земли Эйгла отошли к тем Кровям, что поднялись из его пепла. Все эти исторические события произошли очень-очень давно, а сейчас Оризиан пристально вглядывался в далекие огни походных костров народа, которого не знал и знать не мог.

— Я еще не рассказывал тебе про кабана Нарадина? — спросил он. — В нем оказалась стрела Белых Сов. Свежая рана. И это случилось сравнительно недалеко от Андурана. Рот сказал, что давно уже ни один киринин не подходил к городу так близко.

— Да, это странно. — Иньюрен на мгновение нахмурился.

— Кросан думает, что это просто несколько молодых охотников решили покрасоваться, забравшись так глубоко в наши земли.

Иньюрен покачал головой:

— Тан не прав в своих предположениях. Сейчас не то время года, чтобы охотникам забредать так далеко. Нет, все это дурно пахнет. И в чем бы там ни было дело, только это не молодость себя показывает. Кросан лучше бы сделал, если бы обратил внимание на такие знаки.

На'кирим еще больше нахмурился и погрузился в долгое раздумье, закрыв глаза и ничего не замечая вокруг. Оризиан опять смотрел на северный берег.

— Они ведь сейчас должны разбрестись по своим зимним жилищам, разве нет? — задумчиво спросил он.

— Да, — поднимаясь на ноги, ответил Иньюрен. — Они как раз туда движутся. Все а'аны, что сейчас пробираются по лесам, соберутся в во'анах, зимних лагерях, чтобы дожидаться весны. А'анов немного, всего десять — двадцать.

Оризиан не отрывал глаз от тоненькой струйки дыма. Однако, несмотря на всю неосуществимость, его страстное стремление самому увидеть, что означает этот дым, никуда не денется. Где-то там существовал мир, в котором прошлое не давило так тяжело, где не было темных, погруженных в печаль и нависавших над ним стен, не было напоминаний о том, как все могло бы быть. Если этот мир не находится на палубах талдиринских кораблей, может, он лежит в лесу, по которому блуждают киринины и за пределы которого они не выходят? И вдруг все признаки костров исчезли, как будто их никогда и не было. Он взглянул на Иньюрена.

— Иньюрен, а тебе никогда не хотелось…

Тот прервал его:

— Не стоит носиться с желаниями, которым не суждено исполниться. Поскольку такое желание — самый быстрый способ отравить сердце. — На'кирим с грубоватой лаской взъерошил волосы Оризиана. — Твое сердце отравлено меньше, чем у всех, кого я знаю, Оризиан. И мне это нравится.

Оризиан прикусил язык. Но желание никуда не исчезло.

— Вот пройдут праздники, и мне надо будет поставить лодку в более безопасное место, — сказал Иньюрен. — Может, ты мне поможешь?

Оризиан заулыбался.

Встало солнце последнего осеннего дня. Его бледные легкие прикосновения сначала пометили заснеженные поля и высокие пики Тан Дирина, а потом соскользнули в долину Гласа. Сначала они упали на хорошо укрепленный город Тенври, расположившийся в нижней части Долины Камней, на самой северной границе земли Ланнис-Хейг. За его стенами уставшие за ночное бдение мужчины покидали наблюдательные посты, и жидкая каша выкладывалась из парящих горшков в миски с раскрошенным хлебом.