Я слышу плач за горизонтом (СИ) - "NUna MOon"

— Давно здесь сидишь? — спросила она.

Я еле повела плечами — лучший способ уйти от ответа. Ника выдержала паузу, понимающе кивнув. Я не видела выражение ее лица из-за упавших на мое лицо волос, которые было трудно даже смахнуть. Чувствовалась необъяснимая тяжесть в руках и спине, словно я неосознанно взвалила на себя непосильную ношу…

— Слушай, ведь это не конец… — сказала наконец подруга, и я почувствовала сомнение в ее голосе.

Да, ей бы искренне хотелось поддержать меня, но она не была согласна со всем, о чем сама же говорила. Скорее всего, девушка пыталась найти оправдание моему поступку, ей очень хотелось найти то самое достойное оправдание, но неуверенный голос свидетельствовал о том, что у нее это не получалось.

— Мне жаль, Маш. Да, это сложно и страшно… Но это было необходимо, разве не так? Этот человек был ужасным: грабил, насиловал и убивал людей… Почему нам должно быть его жалко? Этот пират был человеком Вааса, он… — Ника развела руками, подбирая подходящие слова. — Сволочь, кто он… Поверь, он бы лишил жизни и меня, и тебя без мук совести. Так почему ты жалеешь о том, что прикончила морального урода? Неужели тебе жаль парня из-за его юного возраста?

Мне хватило сил, чтобы глаза не полезли на лоб — я тяжело вздохнула, проводя рукой по густому пробору. Почему-то сразу вспоминились слова Вааса там, в ПБ, когда он заливался безумным смехом, а потом разочарованно поднял на меня глаза, произнося:

«— Не… Ты не поняла.»

«Зато сейчас я тебя поняла, говнюк. А вот ты, Ника… Не поняла меня».

— Да на кой черт мне сдался этот пират?! Боже, Ник! — раздраженно ответила я, спрыгивая с перил и съехав по ним спиной, усевшись на полу. — Я боюсь, ясно?! Боюсь, что мне снова придется убить человека, потом еще раз, и еще… И что это войдет в привычку, это станет нормальным для меня, не будет вызывать отвращение или страх!

Я подняла сердитый взгляд на подругу, пытаясь найти в ее глазах понимание. И я его нашла.

— Знаешь, с того дня, как мы оказались здесь, меня… Преследуют голоса. Они не выходят из моей головы: Деннис, Ваас, да даже Эрнхард! Все эти психи засели в мою бошку, и каждый навязывает мне свою ебучую политику. Это непонимание того, чего от меня хотят, и что я на самом деле должна делать, разрывает мне мозг. Мне снятся кошмары, и эти чертовы джунгли уже глаза мозолят… Подожди! НЕТ! Заткнись, окей? Сейчас я говорю!

Я выставила перед собой палец, чуть ли не приказывая девушке закрыть свой рот, когда она хотела что-то возвразить: слишком я хорошо ее знала, а наше общение строилось, можно сказать, на ее смирении и моих вспышках гнева и желании доминировать во всем. Никогда не было моей положительной чертой…

— Я знаю, что ты хочешь сказать! Я знаю! «Маш, мы все это переживаем сейчас! Ты не одна такая разнесчастная! Соберись!» Так вот знаешь что? Я не буду спорить, я согласна с этим, вот только есть одно большое «НО», и знаешь в чем его суть?

Я выждала паузу — Ника уставилась на меня сверху вниз и нервно поджала губы, но не стала перебивать меня. Впрочем, как и всегда.

— Я не остаюсь безучастной, вот в чем. Сейчас я по своей же воле ввязалась в иерархию этого ебучего острова. Стою как первое звено в цепи питания блять… Я была инициатором побега из лагеря, когда мы только очутились здесь, я сдружилась с Деннисом Роджерсом, который вешает мне лапшу на уши, но я отлично подыгрываю ему. И это я научилась обращаться с оружием, научилась засовывать свой страх в задницу. Ты… Ты бы знала, через что я прошла за эти дни! На моих глазах гребаный медведь устроил чертово братское кладбище, и меня он чуть не сожрал! Ты хоть представляешь, что это за чувство, когда ты бежишь сломя голову и слышишь, как приближается его топот сзади, как этот зверь тебе уже в спину дышит, а потом ты попадаешь в ловушку, уготовленной, мать твою, судьбой, и чувствуешь, что тебя сейчас растерзают на куски, тебя убьют, ты умрешь?! Я переживаю все это ради того, чтобы вы оказались в безопасности. А знаешь, почему все так обернулось?

Ника еле повела головой.

— Потому что мне нечего терять, в отличие от вас. Вам есть, к чему возвращаться. Вы должны, обязаны выбраться из этого дерьма. А я… Я наконец-то смогу сделать что-то стоящее в своей жизни. Или даже отмолить грехи…

Ника молчала. Молчала, но я знала, что ее глаза наполнены ненавистной мной жалостью.

— Меня снимали для выкупа, Ника… — сорвавшимся голосом продолжила я, проджав колени к груди и уложив на них подбородок. — Я избавила тебя от этой участи и рада, что ты не перенесла то, что довелось пережить мне. И ты тоже должна быть рада, что сейчас не гниешь в клетке, а находишься в полной безопасности, пусть мне и пришлось дорого за это заплатить… И тебе давно уже пора понять, Ника, — я подняла пустой взгляд на девушку. — Ты не мой херов психолог. Так что не смей, не смей даже говорить со мной о накрученных проблемах, страхах или о пиздо-страданиях, ясно?

Я поднялась с пола и быстро направилась прочь из особняка, наплевав на то, что хлопок двери может кого-нибудь разбудить. Если девушек не разбудил мой повышенный тон, значит, и такая мелочь не разбудит…

Девушка молчала, отвернувшись к восходу. Я чувствовала ее взгляд на моей удаляющейся от дома фигуре. Мне и не нужно было ее одобрение — я знала, она прислушалась ко всему, что я сказала. За несколько лет нашей дружбы Ника привыкла к моему тяжелому характеру, к моей вспыльчивости, упрямости и… Скрытности. Поэтому она всегда молчала. Но мне было важно лишь то, что она слушает меня и слушает внимательно.

Таких людей мало.

***

Никого не удивит, если я скажу, что вернулась в Аманаке: эта деревушка оставалась единственным местом на всем острове, где я чувствовала себя в безопасности и где, пока крайней мере я надеялась, хоть кто-нибудь меня ждал. Прозвучит странно, особенно учитывая положение, в котором мы пребывали, однако, приходя сюда, я получала невероятное удовольствие от смены круга общения: повстанцы не были похожи на людей с материка, они мыслили так же современно, но на столько, на сколько позволяла им природа острова, их обычаи и мировозрение, ограниченное океаном.

Вообще, с ними было интересно общаться, вернее с теми, кто уже не опасался меня, как чужака. Например, в смерти собратьев они всегда винили какого-то Великана — по легенде, живущего под поверхностью озера и уничтожающего каждого, кто приблизиться к нему. Чудовище окупировало остров и влавствует над судьбами невинных. Однажды против него выступит воин из Северного царства, отсекет голову Великана от тела, и тогда мир на Рук Айленде возродиться. История, конечно, интересная, но кровавые подробности в качестве сказки на ночь вряд ли зайдут детям с материка.

Мне также нравились эти заинтересованные взгляды, которые жители бросали в мою сторону, серьезно думая, что я их не замечу. Нравилось это внимание, эта настороженность и даже опаска, словно я действительно что-то из себя представляла, словно во мне и вправду заключено что-то важное и, возможно, даже опасное…

Дверь в нашу комнату со скрипом отворилась, я вошла внутрь, ловя на себе удивленный взгляд голубых глаз — Элис лежала поперек своего матраса, уткнувшись затылком в стену и сложив руки на груди.

— Ну наконец-то, я думала ты никогда не придешь, — раздраженно буркнула она, пробежав по мне глазами с ног до головы. — Оставила меня гнить здесь в одиночку. Где ты была?

Я прикрыла глаза, останавливаясь на пороге, и глубоко вздохнула.

«Спокойно, Маш. Спокойно…»

— Собирайся, через полчаса уходим, — ответила я, проходя к своему месту, и рухнула лицом в подушку.

Мышцы приятно обмякли и расслабились, я потянулась, переворачиваясь на спину и рассматривая из-под опущенных ресниц потолок, боковым зрением ловлю на себе негодующий взгляд американки.

— Всмысле? — промычала она, глянув на меня исподлобья.

Я поймала себя на мысли, что за пару дней, проведенных в размеренности и безопасности, девушка медленно, но верно начала возвращаться к ее привычному образу тупой пи…